Сегодня на фестивале «Территория» после семилетнего перерыва в Москве большой спектакль Яна Фабра «Бельгийские правила. Бельгия правит». Весь спектакль — четырехчасовой рассказ о стране, ее культурных кодах, скандалах, трагедиях — портрет на фоне XX века, где есть и позорное колониальное прошлое в Конго, и применение газа «иприт» в Ипре, и заброшенные железнодорожные вокзалы, и упрямые велогонщики, и позорные «розовые балы» истеблишмента с малолетними из приютов, и голубиные состязания, и море пива и картошки фри, не френч, а именно бельж фри, — умещается в одной цельнометаллической фуре компании «Трубляйн» объемом 82 кубических метра. Формой для своих сюжетов Ян Фабр выбрал живописное наследие Бельгии, от Яна ван Эйка и Босха до Брейгеля, Рубенса и Рене Магритта под аккомпанемент Ди Лассо, Жака Бреля и Stromae. В спектакле занято 30 артистов. Гастроли в Москве обошлись организаторам в 5 млн рублей.
Как вам московская публика?
Мне интересно смотреть на реакцию публики в разных странах. Мы уже показывали этот спектакль в Неаполе, Вене, Риме. В Москве люди смеются других местах спектакля. Это особенности культурного восприятия. Но в тоже самое время тема спектакля, человечная, универсальная, она понятна зрителям. Я обратил внимание, что зал смотрел очень внимательно, стояла буквально мертвая тишина. Публика улавливала каждую реплику, смеялась, аплодировала. И в целом спектакль встретили очень тепло. И наша актриса Анни Чуппер обратила внимание, что именно в Москве на слово «революция» была такая живая реакция.
У нас очень усилились клерикальные настроения. Вы не были с большими спектаклями семь лет. Обнаженные мужчины и женщины с кадилами, свисающими между ног — для нас сейчас очень сильная провокация. Вы как-то это почувствовали?
Нет, публика была незашоренная и очень внимательная. Я не очень хорошо знаком с русскими церковными традициями и ситуацией вокруг церкви. Но это история про отношения бельгийцев с церковью. И эти отношения очень ироничные. Не забывайте, что лучшее пиво в Бельгии варят монахи-католики. Так что генетически, католичество в нашем сознании связано и с пивом в том числе. Верить в Христа, в Бога, в красоту, в пиво, — это все в одном ряду. И к тому же у нас был невероятный опыт с епископом. Священник в Антверпене лет двести назад создал скульптуру по мотивам Рубенса. Это бронзовая скульптура монаха, балансирующего на кресте. Скульптуру выставили в галерее на продажу. Епископ с кардиналами решили купить работу и выставить в кафедральном соборе Антверпена.
Я сам атеист, слава Богу. Но все церкви, на мой взгляд, открыты для всех религий, для всех народов. И очень важно для каждой церкви — это правильный служитель, священник, преданный идеям гуманизма.
На ваш взгляд, христианство преодолеет нынешний кризис и останется господствующей европейской идеологией?
Да, безусловно. Философия христианства, идея Христа-искупителя прекрасна. Только придерживаясь христианской философии мы можем оставаться гуманистами. Прежде всего я уповаю на лучшие человеческие качества, я верю в человечество. Посмотрите на ангелов: они прекрасны, уникальны, совершенны, всегда безгрешны. Мы в отличие от ангелов не так прекрасны и совершенны, погрязли в грехах. Но в то же время мы далеко не всегда используем свое серое вещество в головах, — а ведь мозг — наш большой божий дар, наш потенциал. В нас, в отличие от ангелов, заложена возможность саморазвития. И в этой возможности изменяться — главная прелесть человечества.
Вы стали использовать в своих спектаклях еще и запахи. Со сцены пахло ладаном и пивом. Почему?
Потому что я думаю, что зловоние и запахи обостряют восприятие искусства.
Ваши спектакли продолжают ваши арт-проекты и насколько арт-проекты связаны со спектаклями?
Я рыцарь красоты и я служу ей как могу: скульптурой, рисунками. Иногда проще написать текст или придумать хореографию. Это зависит от идеи, от проекта, над которым я работаю. Я работаю уже 40 лет и все эти жанры совершенно естественно подключаются в нужный момент. В основе всего, конечно, текст и рисунок. Иногда через три-четыре года после рисунка появляется скульптура. Это постоянные процессы художественного мышления.
В каждом вашем спектакле актеры обнажаются, а ваших арт-проектах часто изображаются внутренние органы, а в качестве подручного материала используются настоящие человеческие кости.
Я исследую возможности человеческого тела. Как выглядят тела в движении, какой смысл скрывает в себе скелет, что значит кожа и зачем человеку мозг. Поэтому в моих работах так много пластики, движения, танца.
А где вы берете кости для своих инсталляций?
Из университета Левена, что-то куплено в других университетах — свои скелеты многие завещают на нужды науки и искусства. В своих скульптурах я часто использую человеческие и животные скелеты, как знак совместной человеческих и животных знаний и памяти. Я верю в то, что мы многому должны научиться у животных, они лучшие доктора человечества. Это история про память и знания. И конечно, я никогда не убиваю людей для своих работ, и особенно животных.