Рассказывает Ольга Бескина-Лабас, председатель Фонда содействия сохранению творческого наследия художника Александра Лабаса, наследница авторского права художника:
Прежде чем начать разговор об отдельных представленных здесь картинах Лабаса, я бы хотела, во-первых, обратиться к зрителям, которые придут на выставку: не ищите в этой серии ни политических, ни исторических выводов. Их здесь нет. Художник чувствует эпоху, состояние исторического момента. И стремится передать эмоциональный накал того времени, образы которого преследовали его всю жизнь. Во-вторых, я хочу рассказать тем, кто не знает, что Лабас прошел очень хорошую живописную школу — от академизма (он окончил Императорское Строгановское художественно-промышленное училище) до авангарда (он учился во Вхутемасе). Студентом он бывал в Музее нового западного искусства, где хранились коллекции Щукина и Морозова, и импрессионисты, Сезанн, Ван Гог, Дерен, Пикассо, Матисс, по его словам, «произвели огромное впечатление», тем более что рассказывали о картинах сами коллекционеры.
В 1924 году в Москву привезли выставку немецких экспрессионистов. Лабас познакомился с Георгом Гроссом и в своих работах, безусловно, использовал присущие немецкому экспрессионизму напряженную суровость, изломанность рисунка, отражающую неустойчивость душевного состояния, создание какой-то зыбкой предметности, балансирующей на грани реального и ирреального. Но даже в изображении такого исторического момента, как события Октября 1917 года, его краски не кричат. Я помню, как он говорил, что всегда считал немецкую школу жесткой и сам стремился к поиску гармонии цветовых сочетаний, живописной трактовке образного строя картины. И здесь он близок Дерену, Руо, Браку, Вламинку. Пользуясь достижениями художников-новаторов, Лабас создал абсолютно свою, «лабасовскую» живописную манеру. В которой сочетались и экспрессивность, и гармония композиции и цвета, и музыкальность. На этой выставке, мне кажется, музыка и ритмы Октября звучат в полную силу.

Композиция этой картины построена динамично, по диагонали. Броневик буквально несется на зрителя по диагональным линиям дороги. Здесь всё в движении, даже земля на переднем плане «скатывается» на зрителя. Перед броневиком выстроилась шеренга стреляющих солдат. В движении находится сама атмосфера. Она вибрирует множеством оттенков серо-коричнево-фиолетовой гаммы с вкраплениями красного и зеленого. Вот как писал Лабас в дневниках: «Пошел броневик. Гремит — прет вперед. Штыки. Штыки. Революция наступает. Разворачивается. Взвивается. Вспыхивает красными флагами. Острия штыков. Штыки. Штыки. Сталь бликует в глазах»
Эта картина имела и другое название — «Октябрь в Петрограде». Лабас не был в эти дни в Петрограде — он был в Москве. Но разве это имело для него значение? Он писал эмоциональный накал этих событий. На заднем плане — символ Петрограда, военный корабль на Неве. Ограничивая композицию массой солдат и матросов на переднем плане и кораблем на заднем, художник не дает земле «уйти из-под ног». Эта картина, как и некоторые другие из серии «Октябрь», участвовала в Венецианской биеннале в 1932 году, была показана в Балтиморе, Питсбурге и на других международных выставках.

Здесь хорошо видно, что Лабас представляет революцию не как светлое и радостное событие, а как драматический, наполненный тревогой, иногда ужасом момент истории. Вновь броневик с солдатами. Победа красных обозначена красными знаменами. У Лабаса очень важно смотреть и видеть детали, задние и боковые планы композиции. Вот справа — виселица. Повешенные тела. На перекладине — вороны. Ждут своего часа. Кто эти люди? Белые, которых казнили красные? Или красные, которых казнили белые, и теперь отряд красных мстит за товарищей? Слева — группа людей, которых расстреливают. Лабас столкнулся с братоубийственной войной во время Первой мировой, будучи художником 3-й Армии Восточного фронта, и осознавал, как это страшно. Темный вибрирующий фон подчеркивает этот момент человеческой трагедии.

В центре на броневике стоит Ленин в той характерной призывающей позе, которая впоследствии стала канонической для его изображений. Вокруг него — масса солдат с винтовками. На заднем плане тающие в дымке не то сумерек, не то дыма заводы и дома. Колористическая гамма однородна и сурова. Лабас сознательно нарушает академические правила построения пространства. Броневик с Лениным, находящийся на втором плане, выписан гораздо более четко, нежели первый и боковые планы. Задача — показать умение, талант Ленина управлять массами, толпой, готовой, по его зову, к решительным действиям. А это действительно толпа — она обезличена: затылки в касках, непрописанные лица, повернутые к нам, очерченные лишь контуром профили. Но эта толпа, если долго смотреть на полотно, начинает казаться качающейся, движущейся массой — эти обезличенные люди готовы на все.

Здесь явно ощущаются отсылки к искусству великого романтика Уильяма Тернера. Но если туманные видения этого художника были подсказаны особым климатом Лондона, то восприятие Лабаса диктует конкретный момент осеннего утра. Лабас жил в переулке на Сретенке. Услышал выстрел. Подошел к окну. И вот это несоответствие тишины туманной осени и трагизма происходящих событий потрясло его. Все тает в лиловой дымке. Предметы почти не читаются, а только угадываются по всплескам темных пятен — неясность изображения передает неясность самой эпохи. В мареве рассвета виднеются маленькие фигурки, стреляющие друг в друга. Красота природы, еще спящего города и смерть — художник воспринимал это как трагедию. На этом несоответствии он в дальнейшем будет строить серию работ «Москва и Подмосковье в дни войны». Прекрасный город и смерть, которая разрывает и уничтожает ЖИЗНЬ!

На этом полотне город показан с необычного ракурса — сверху: нагромождение крыш, чередующихся с провалами дворов и переулков. Картина воспринимается как нечто фантастическое, страшное.
Композиция построена почти геометрически. На крышах друг против друга стоят фигуры людей, видны вспышки выстрелов. На стенах и крышах домов — пятна крови. «Стекла выбиты, как будто их и не было, окна как глазницы черепа. А внизу все закрашено, как яркой краской, кровью, и стены забрызганы. На земле лежат убитые. Еще не успели убрать», — пишет Лабас в воспоминаниях. Картина называется «Утро после боя». И действительно, ощущается томительное ожидание рассвета. По центру картины, над домами уже появилось розоватое пятно восходящего солнца. Левая часть домов светлее, чем правая. Может быть, рассвет принесет избавление от этих страшных картин, этого трагического момента…
Автопортрет на фоне картины «Октябрь» 1928 года. 1978. Холст, масло. Фрагмент. Костромской государственный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник. © Ольга Бескина-Лабас

Рассказывает искусствовед Елена Коваленко (Институт русского реалистического искусства):
Серия Александра Лабаса «Октябрь» — одна из важнейших в творчестве художника. Лабас работал со своими воспоминаниями о событиях революции 1917 года, как с архивом, к которому он постоянно обращался на протяжении всей своей жизни. Так многие картины получили несколько воплощений. Автопортрет на фоне картины «Октябрь», созданной в 1978 году, Лабас написал спустя пятьдесят лет. Это одна из немногих «сочиненных» картин Лабаса — обычно он писал по наитию, основываясь на своих впечатлениях.
С 1930-х годов Лабас находился в опале как формалист — его работы не экспонировались и не покупались, у него не было больших заказов. Возвращение искусства Лабаса зрителю состоялось в 1966 году на групповой выставке в Доме художника на Кузнецком мосту, там же в 1976 году состоялась его первая за прошедшие сорок лет персональная выставка. Автопортрет подводит итог серии «Октябрь», над которой Лабас работал всю жизнь. Мы не случайно расположили его в зале, посвященном биографии художника — экспозиция начинается и заканчивается осмотром этой картины. Кстати, выставка в ИРРИ стала для этой работы дебютной: после передачи в Костромской музей-заповедник она никогда не покидала его запасников.

Главный эпизод Октябрьского восстания в Москве — взятие рабочими и солдатами Никольской башни Кремля — Лабас изобразил в нескольких вариантах с подробностью раскадровок к фильму. Художник работал над ними в самых разных техниках. Вместе они напоминают детальный разбор процесса создания картины от карандашного наброска и гризайли до законченной работы в цвете.
Бои за Кремль продолжались около недели. В начале сражений он был занят юнкерами, после чего большевики начали артиллерийский обстрел Кремля. В результате пострадали колокольня Ивана Великого, Спасская башня, Успенский и Благовещенский соборы, а Никольские ворота были разрушены. Нарком просвещения Анатолий Луначарский подал в отставку, узнав о нанесенных Кремлю повреждениях, но быстро отозвал ее после разговора с Лениным. В статье «Ленин и литературоведение» Луначарский рассказал об этих событиях так: «Пишущий эти строки был напуган разрушениями ценных художественных зданий, имевшими место во время боев революционного пролетариата Москвы с войсками Временного правительства, и подвергся по этому поводу весьма серьезной “обработке” со стороны великого вождя. Между прочим, ему были сказаны тогда такие слова: “Как вы можете придавать такое значение тому или другому старому зданию, как бы оно ни было хорошо, когда дело идет об открытии дверей перед таким общественным строем, который способен создать красоту, безмерно превосходящую все, о чем могли только мечтать в прошлом?”».

В 1930-е годы, после начала кампании борьбы с формализмом, Александр Лабас, не имея крупных заказов и возможности экспонироваться на выставках, начинает работать в театре. Лабас часто признавался, что быть художником-постановщиком ему никогда не нравилось, но так он мог продолжать писать, без чего просто не представлял свою жизнь. Спектакль «Армия мира» в Московском драматическом театре имени Ермоловой был посвящен одной из любимых тем Лабаса — транспорту, конкретно — дирижаблестроению. Он вызвал у художника восторг: «Я много времени провел в конструкторских бюро, изучал дирижабли, снаружи и внутри». Лабас был одним из самых бесстрашных людей своего времени — он одним из первых отправился в путешествие на пассажирском самолете и попал в авиакатастрофу, но при этом не бросил летать.

Целый зал выставки посвящен портретам людей революции. В них Лабас использует сдержанную, порой почти монохромную гамму. Выдержанная в темно-синих тонах картина «Матрос» — романтический образ революционной гвардии. Размытый, как на сделанной в спешке фотографии, этот собирательный образ можно считать портретом целого революционного поколения. Работа выполнена в 1930 году, когда воспоминания о событиях Октября были яркими, а молодой художник еще не успел разочароваться в революции. Однако эта «размытость» многозначна: обратите внимание на персонажей других картин из серии «Октябрь» — практически ни у кого не прописаны черты лица. По прошествии лет для художника обе стороны стали в равной степени виновными в разрушительных погромах и убийствах — в любой войне люди перестают быть людьми.

Во время революции 1917 года Лабас был студентом Императорского Строгановского училища и жил в Москве. Однако многочисленные работы, изображающие революционный Петроград, настолько живо передают пространство города, что вполне могут ввести зрителя в заблуждение. В работе «Под арку на штурм» Лабас изобразил события 25 октября, а именно — начало штурма Зимнего дворца, в котором заседало Временное правительство. Художник выбирает для этой работы крайне эффектную композицию. На штурм зритель смотрит со стороны арки Генерального Штаба — хотя Лабас и не любил театр, с этой точки обзора Дворцовая площадь больше всего напоминает сцену с занавесом-аркой и роскошными декорациями, роль которых исполняет Зимний дворец (в тот период его стены были не привычного бирюзового, а красного цвета). Позади Зимнего в сером мареве виднеются мачты знаменитого крейсера «Аврора», из пушек которого был произведен выстрел, послуживший сигналом к началу штурма Зимнего.