Видеть музыку? Слышать оперу!

"Если опера хорошо спета, все остальное – дело десятое": это распространенное меломанское мнение уместно вспомнить в связи со спектаклем из Улан-Удэ. Не сказать, чтобы у него нет никаких других достоинств, кроме впечатляющего вокала, но, как ни крути, это здесь – главное, и оно сразу расставляет все по своим местам. Потому что опера – это прежде всего пение, прежде всего вокальный театр, сочетание и противопоставление голосов, тембров, звучаний: если этого нет, то всему остальному – грош цена, никакие ухищрения режиссуры и сценографии не способны заменить сущностных компонентов жанра. Бурятский "Бал-маскарад" спет превосходно, и оттого это – настоящая опера. Буряты и их ближайшие родственники и соседи монголы (между оперными театрами Улан-Удэ и Улан-Батора – тесное сотрудничество) одарены великолепными голосами, а их трудолюбие в постижении европейских оперных стилей, когда они с блеском преодолевают пропасть, лежащую между фонетикой, артикуляцией, самими принципами звукообразования и звукоизвлечения в языках Европы и Азии (свидетельство чему – "монгольский феномен" на международных вокальных конкурсах), заслуживают не уважения, нет – восхищения! Фото: Бурятский театр оперы и балета имени Г.Ц. Цыдынжапова Пальму первенства в спектакле из Улан-Удэ по праву нужно отдать победителю последнего конкурса имени Чайковского, монгольскому баритону Ариунбаатару Ганбаатару (Анкарстрём/Ренато): мощный, яркий, тембрально богатый, настоящий драматический голос, ровный по всему диапазону, уверенный на самых его краях, всегда округлый, с благородной кантиленой, выразительный и захватывающий. Немножко многовато страсти, экспрессии почти в веристском стиле: в вердиевской музыке, пусть и зрелого периода, все-таки хотелось бы больше изящества и меньше натурализма. Но это во многом идет от режиссерского решения образа, от концепции спектакля. Что же касается самого вокалиста, то его природные данные и уровень владения голосом пленили с первого звука, с первого ариозо ("Облеченный свыше властью"), которое, кстати, было спето более академично, нежели знаменитая ария мести ("Ты разбил сердце мне"), вызвавшая восторг публики своей экспрессией, но и оказавшаяся гораздо дальше от вердиевского стандарта. Однако проблемы стиля и образа – вещь важная, но наживная, а то, чем уже владеет монгольский певец, – чистое золото без всяких оговорок. Не менее удачен и бурятский тенор Михаил Пирогов (Густав/Ричард) с голосом красивым, полетным, пластичным. Кажется, его потенциал еще далеко не раскрыт: звук может быть круглее и объемнее, обертоновая палитра насыщеннее, но уже сейчас его данными и мастерством можно восхититься. Пение Пирогова приносит радость слушателям – выразительностью, искренностью, благородством: настоящий тенор в любом оперном спектакле – это всегда праздник. Монгольское сопрано Батчимэг Самбуугийн понравилась и как вокалистка, и как актриса. Ее холодноватое лирико-спинто волнует, расцветающий на форте тембр, инструментально выпеваемые пассажи говорят о недюжинном мастерстве. Изящная, проворная в движении, словно лань, ее Амелия предстает созданием юным и поэтичным – получается не клишированный образ, ведь не секрет, что драматическую партию "матери семейства" охотно поют весьма опытные певицы, а здесь зритель встречается с существом трепетным, вызывающим симпатии и сострадание. Игривый травестийный образ пажа Оскара очень удался Билигме Ринчиновой: тоненькая, миниатюрная, как подросток, она органично воплощает шкодливого и даже дерзкого мальчугана, смело "нарывающегося" на оплеухи (точнее, таскание за уши) от хозяина-короля и его друга-секретаря. Звонкий, подвижный, словно ртуть голос (легкое сопрано) певицы, шутя справляется с непростой партией: вокальный образ находится в полной гармонии с образом сценическим. Фото: Бурятский театр оперы и балета имени Г.Ц. Цыдынжапова Насыщенное меццо Ольги Жигмитовой убедительно в партии колдуньи Ульрики. Есть шероховатости в регистровке, не всегда удачны переходные ноты, но в целом впечатление позитивное: зловещий образ властной, но честной ворожеи оказывается также весьма привлекательным и актерски, и певчески. Стоит отметить хорошую ансамблевую культуру всех певцов, убедительный итальянский язык, а также то, что небольшие партии также спеты очень качественно, например, оба заговорщика – Эдуард Жагбаев (граф Риббинг) и Батэрдэнэ Доржцэдэн (граф Горн) – выше всяких похвал. Чуть слабее впечатление от хора (хормейстеры Валерий Волчанецкий и Александр Саможапов), которому порой не хватает и точности, и слитности, и мощи звучания. Оркестровое сопровождение на фоне вокального благополучия выглядит корректным, но гораздо более скромным. Впрочем, основная задача – ладного аккомпанемента и выгодной подачи вокалистов – инструментальным коллективом и маэстро Виталием Шевелевым выполняется в целом удачно. Но зрелая партитура Верди – это не только приятное уху сопровождение певцов, у оркестра тут немало собственных выразительных задач, поэтому определенно в этом направлении есть еще куда расти. Спектакль петербуржца Юрия Лаптева создает подобающую раму празднику вокала. Это вполне традиционная продукция, смиренно следующая логике Верди. Иногда некоторые штрихи постановщика выбиваются из стилистики галантной мелодрамы (то же надирание ушей Оскару, групповое битье ногами на балу схваченного-скрученного убийцы Анкарстёма, его чрезмерно грубое обращение с супругой и пр.), но в целом здесь вполне всё к месту. Авторы спектакля, судя по именам героев, решили вернуться к первоначальному замыслу Верди (как то нередко делают во всем мире) и переместили бостонского губернатора Ричарда Варвика с его двором через океан – назад, в Швецию, обернув королем Густавом. Решение как возможное, так и абсолютно необязательное – не добавляющее и не отнимающее ничего от великой партитуры. Тем более, что Швеция на сцене – совершенно неконкретная, а эпоха – точно не конец 18 века (времена исторического Густава Третьего), а скорее ближе ко времени написания оперы композитором (1859). Сценография дончанина Сергея Спевякина эффектна (особенно в сцене Ульрики, где удачно воспроизведена атмосфера инфернальной мессы, и в сцене на кладбище, сизым светом и выразительными надмогильными крестами напоминающей многажды виденное аналогичное место из балетной "Жизели"), но как-то слабо индивидуализирована, словно лишена авторского почерка – похожа на скрупулезно составленную энциклопедию оперных красивостей. Впрочем, свою задачу – создание визуально непротиворечивого качественному вокалу контекста – она более чем выполняет.