Войти в почту

Ария для певчей с дипломом маляра

Сегодня в афише Екатеринбургского театра оперы и балета Елену Дементьеву можно встретить практически в каждом оперном спектакле – она поёт Дездемону в «Отелло», Татьяну в «Евгении Онегине», Лизу в «Пиковой даме», Чио-Чио-сан в «Мадам Баттерфляй», Марту в «Пассажирке», Снегурочку, Русалку… Сложно себе представить, что одна из самых узнаваемых и любимых зрителями солисток современной екатеринбургской оперы вообще не мечтала о театре, в музыкальное училище поступила случайно, нотную грамоту начала изучать только в 18 лет, а консерватории в своё время предпочла работу в храме… Елена Дементьева после "Мадам Баттерфляй". Фото: Елена Лехова УВЕРТЮРА Мы с Еленой сидим в небольшом кафе. Невысокая, стройная – даже не верится, что силой своего голоса она удерживает внимание огромных залов. Её судьба – вполне себе готовое либретто для оперы. Непредсказуемые повороты судьбы. Люди, которые вдруг появляются и кардинальным образом меняют жизнь. Разочарования, которые делают характер твёрже, а голос – крепче. Акт I. Дворовая девчонка – Я родом из Кыштыма. Небольшой провинциальный промышленный городок, даже театра своего там нет. Там вообще из учреждений культуры – музыкальная школа да ДК. В музыкальной школе у меня была попытка учиться… Но недолгая. Я очень благодарна маме – она на меня никогда не давила. При том, что она довольно строго воспитывала нас с братом, но позволяла самим выбирать жизненный путь. Поэтому я пробовала себя в разных кружках. А помимо семьи меня воспитывал двор и школа. У нас был замечательный физрук Лев Васильевич, ветеран войны. Он нас всех спортом заинтересовал – много у кого были разряды по лёгкой атлетике, по лыжам… У меня разряда не было, но я бегала, даже представляла школу на городских соревнованиях. А во дворе после школы играли в волейбол, пионербол, казаки-разбойники… – А музыкой в детстве больше не занимались? Или всё ограничилось «недолгой попыткой…»? – Когда мне было 13, при нашем Дворце культуры открылся вокальный коллектив. И вот тут я чётко поняла: это моё! Потому что пела я всегда. Больше всего мне нравилось… видеть магический эффект. Я была довольно обычным ребёнком, не отличалась особой миловидностью. Но начинала петь – и все заворожённо начинали слушать, будто попадали под действие каких-то чар. Незадолго до окончания школы мой вокальный педагог из ДК Тамара Яковлевна Трифонова повезла меня на прослушивание в Челябинск. Но… Мне очень там не понравилось. Я из простой семьи, в моём окружении всегда были честные, искренние, прямые люди. А в педагоге, которая меня прослушивала, я сразу почувствовала какую-то фальшь. Ладно она со мной вела себя так – но разговаривать свысока, с пренебрежением, с Тамарой Яковлевной!.. Во мне взыграл внутренний протест. И я тихонько сказала: «Пойдёмте отсюда». Мы ушли. Елене (справа) 13 лет, она выступает на сцене Дворца культуры «Металлург» города Кыштыма в составе вокального ансамбля «Родничок». Фото из личного архива Акт II. Штукатур-маляр – Школа закончилась, и тут я поняла, что совершенно не знаю, кем быть, – рассказывает Елена. – Моя подружка отдала документы в педагогическое училище города Миасс. И я подала документы вместе, с ней, просто за компанию. Но я не особо хотела там учиться. И здесь, наверное, просто судьба отвела меня от неверного шага. Меня никто не предупредил, что перенесли дату экзаменов. Подружка уехала, а я просто не явилась на вступительные. – Получается, сразу после школы вы никуда не поступили… – Но год терять не хотелось. И тётя предложила приехать к ней в закрытый город Снежинск – она ждала ребёнка, я бы помогала ей немного с малышом, а сама поступила пока хотя бы в ПТУ, чтобы время не терять, а за год определилась, чего же я хочу. Тётя прозондировала почву и выяснила, что можно меня пристроить в строительное ПТУ. – Строительное?! – Да, на специальность штукатур-маляр… Когда родители узнали, куда я еду, тако-о-е началось! Ах, какая ночь у нас была перед отъездом. Шум до потолка стоял. Вот тут мама впервые в жизни, наверное, подумала: «А не слишком ли я лояльно относилась к вопросу выбора дочерью профессии»… Но я, разумеется, никаким маляром становиться не собиралась. Просто это был вариант, который мне показался удачным – и тёте помочь, и год не потерять… – Я представляю, как удивились в ПТУ. – Я приехала в девятом часу вечера заселяться в общежитие… Зашла и сразу поняла смысл выражения «тяжёлая энергетика». Но в следующие полчаса туда (в своё нерабочее время!) примчалась психолог ПТУ Серафима Александровна. В руках у неё была моя характеристика, в глазах – недоумение. Я к 16 годам была лауреатом конкурса «Юность комсомольская моя», обладателем приза зрительских симпатий, хорошистка! И тут – здрасьте, штукатур-маляр. – Мне сложно представить вас в ПТУ. Как вам далась учёба там? – Это была хорошая школа жизни. Там учились дети с негативным жизненным опытом и каким-то внутренним изломом. Были… разные моменты. Но я могу сказать твёрдо: это отличные ребята. Когда через 10 месяцев я заканчивала ПТУ и уезжала, мы расставались со слезами на глазах. У меня появилось там много настоящих друзей, в том числе и среди самых отъявленных хулиганов: они были прямыми, искренними, не терпели фальши. – Сейчас сможете что-то покрасить, побелить? – Нет, что вы… Более того: выяснилось, что у меня мощная аллергия на это всё, так что штукатур-маляр из меня никакой! Но закончила ПТУ с красным дипломом. И здесь на сцену моей жизни вышла Серафима Александровна – и этот момент стал во многом определяющим. Голосом, не терпящим пререканий, она сказала: «Лена! Ты должна петь». Елена Дементьева. Фото из личного архива. Акт III. Ученица – Серафима Александровна и её муж взяли меня под белы рученьки и повезли в Свердловск. Я, памятуя о негативном опыте прослушиваний в Челябинске, ни на что не надеялась, но расстраивать Серафиму Александровну не хотела, потому и не сопротивлялась. Мы приехали напрямую в консерваторию. Прослушивались у Николая Николаевича Голышева – профессора, народного артиста РСФСР. Он отметил, что талант у меня есть, но консерватория – это всё-таки высшее учебное заведение, и для начала мне нужно выучить хотя бы нотную грамоту… Мы поехали в училище имени Чайковского. И тут снова судьба свела меня с необычным человеком – заслуженной артисткой России Лилией Александровной Громыко – это ещё одна встреча, изменившая мою судьбу. Лилия Александровна долгое время была ведущей солисткой свердловской оперы, а когда завершила вокальную карьеру, возглавила вокальное отделение училища. Когда я поступала, это был первый год её заведования. …Лилия Александровна стала для меня практически второй мамой. Мы с ней до сих пор очень близки… – Даже в училище поступают ребята с музыкальным образованием, с нотной грамотой хотя бы. Вам сильно приходилось догонять программу… – У меня в училище был педагог по фортепиано – Нина Александровна Токарева. Её все побаивались, она обладала лютым характером. На индивидуальные уроки я шла, как на каторгу. Мне было уже 18 лет, а мне ставили школу игры Николаева, по которой обучают детей первых классов музыкальной школы. Я такой тупицей себя чувствовала… Помню, прихожу, она мне ставит ноты, а там – басовый ключ. Я сижу, боюсь, думаю: что за загогулина! Нина Александровна грозно говорит: «Играйте!» Деваться некуда. Ткнула клавишу. Она грозно: «Что-о-о?» Я понимаю – ага, не угадала. Ткнула в другое место. И снова: «Что-о-о?!» И тут у меня такой поток слёз… «Перестаньте наматывать сопли на рояль. После вас придут другие студенты, им будет неприятно прикасаться к клавишам», – сказала мне Нина Александровна. Но благодаря её строгости я занималась как зверь. Когда я заканчивала, могла показать программу на рояле на уровне тех, кто пришёл с музыкальной школой. Акт IV. Певчая – А потом была консерватория. Но здесь – нестыковка. Вы – сопрано, а закончили курс Валерия Писарева, который работал в основном с басами… – Да потому что начинала я работать с другим педагогом. Но в консерватории… Не всё было гладко. Там была совсем другая атмосфера, нежели в училище. Обстоятельства сложились так, что я должна была пойти работать. А что я могла? Только петь… Мне предложили работу в Новоуральске. Там построили храм и требовались певчие, причём всего два раза в неделю службы – в субботу вечером и в воскресенье утром. Я знала, что педагог мне не позволит – ненужная нагрузка на неокрепший голосовой аппарат, в консерватории это не приветствовалось. Но всё равно спросила. Она рассердилась и бросила трубку… Я тоже рассердилась: мне же нужно было на что-то жить! – Постойте! Но работа-то в выходные… Она могла и не узнать. – Я на то и надеялась, но меня кто-то сдал. Мне устроили выволочку… Выбирая между консерваторией и храмом, я выбрала последний. Это был невероятный опыт – церковная музыка учит трепетному отношению к слову. И это мне очень потом пригодилось… А этот храм стал ещё одной поворотной точкой в моей судьбе. Я встретила там своего будущего мужа, у нас родился сын… – Вы ведь и до сих пор поёте в храме, я была на вашей службе… Но как сочетается пение в театре и храмовая музыка? Ведь слушатели приходят с совершенно разными задачами. – Да, пою теперь уже в храме «Большой Златоуст». Знаете, я действительно раньше думала: не совмещается храм и опера. Но теперь знаю точно – миссия-то одна и та же: очищение души. Что в театре, испытав катарсис, человек очищается, что в храме, обратившись к Богу… Неслучайно ведь и в театре, и в храме служат. Храм «Большой Златоуст». Беседа после службы с настоятелем храма Алексеем Кульбергом (ныне он – епископ Среднеуральский Евгений). Фото из личного архива – Что сподвигло вернуться в консерваторию? Не хотелось начатое бросать? – Мама настояла. Я туда вернулась, но пришлось заново сдавать все экзамены. И попала я к заслуженному артисту России Валерию Юрьевичу Писареву, который действительно занимался басами. Но он понял, что после этих всех дрязг мне важен прежде всего эмоциональный комфорт, а к учёбе я относилась ответственно. Атмосфера у нас была прекрасная. Консерваторию я закончила за четыре года вместо пяти… Антракт У Елены зазвонил телефон – сын… – Учится сейчас в УрФУ, – делится Елена, закончив разговор. – Вот где учиться сложно! В детстве не могли его заставить заниматься музыкой. Ни в какую… Но ему очень нравилось рисовать – отец у него архитектор. Мы думали, что он выберет эту стезю. А теперь он говорит, что хочет быть музыкантом. Сам научился играть на гитаре, купили ему ударную установку… Классическую музыку слушает, но классический вокал критикует. «Почему, – говорит, – вы не можете петь прямым звуком?» Ему вибрато не нравится. Порой сын, как и все, в чём-то сомневается, переживает из-за неудач. Я ему всегда говорю – если бы этого не случилось, неизвестно, как сложилась бы жизнь в целом: быть может, то, что сейчас воспринимается как провал, на самом деле – кардинальный перелом в жизни, который приведёт в итоге к успеху. Вот если бы я поступила в педагогический – как сложилась бы моя жизнь? Я бы не оказалась в ПТУ, а значит, не встретила бы там Серафиму Александровну, которая привезла меня в Свердловск. Выбери я не работу в храме, а консерваторию – не встретила бы я мужа… Более того, я сомневаюсь, что, если бы в детстве я ходила в музыкальную школу, я бы сейчас пела. Акт V. Лауреат – Ещё учась в консерватории, вы стали лауреатом Международного конкурса имени Глинки – одного из старейших, наиболее представительных и престижных из числа российских музыкальных конкурсов, жюри которого возглавляла Ирина Архипова. И так скромно об этом молчите… – Я считала, что очень дерзко с моей стороны претендовать на что-то. Слишком престижный конкурс. Половина консерватории отдала документы, а я нет. Валерий Юрьевич практически в последний момент осторожно спросил: «Лена! А чего это все едут, а ты нет?» Я замялась: мол, где я, а где этот конкурс… «В общем, собирай документы и успевай», – сказал, как отрезал. А потом надо было готовить программу. И именно с программой-то и возникла проблема, которая мне потом аукнулась. Для третьего тура нужно было подготовить арию русского и западно-европейского композитора. А в моём репертуаре на тот момент была только ария Людмилы, которая вообще-то написана для другого голоса – мой несколько тяжелее, чем нужно. Мы учили её для отработки определённых технических навыков. Но я её написала, так как была уверена, что в третий тур не попаду. С теми же мыслями в качестве западно-европейской я написала арию Маргариты. Я пела её на русском языке, а петь надо было на языке оригинала – то есть на французском… Итак, первый тур – прекрасно всё. После второго гуляю по Челябинску, где конкурс проходил, думаю, что завтра – уже домой. В районе часа ночи подвели итоги, и объявляют, что я прошла в третий тур, а до него – полтора дня… – И невыученная ария на французском! – Представляете, девочки идут, плачут, что не прошли, а я реву, что прошла. У меня была запись этой арии в исполнении Монтсеррат Кабалье. Запись – круглосуточно в уши, транскрипция – перед глазами… Я думала, сойду с ума. А на другой день – оркестровая репетиция, я впервые в жизни пела с оркестром! Маргариту эту я спела хорошо. Но сложности возникли с арией Людмилы. Пою – и не слышу тональности. Дирижёр остановил оркестр, мы пробуем снова, снова… Нет. Дирижёр говорит: «Так дело не пойдёт! Давайте заменим арию. Поёте Иоланту?» «Так это ж ариозо (маленькая ария. – Прим. «ОГ»), а надо – арию!» «Можно ариозо!» Я пою её, всё прекрасно… Но это – грубое нарушение правил! Нельзя программу менять. И вот церемония награждения, мне дают четвёртую премию, а вторую премию среди женских голосов никому не присудили. На банкете ко мне подходит член жюри, народный артист СССР Владислав Иванович Пьявко, и с ходу: «Ну что! Облажалась! Ты что, не знаешь, что арию менять нельзя! Вторая премия тебе предназначалась»… Но я и четвёртой рада была невероятно! Международный конкурс имени Глинки, выступает Елена Дементьева. Увы, сохранилась лишь такая фотография. Фото из личного архива Елены Дементьевой Акт VI. Актриса – Когда же в вашей жизни возник театр? Судя по тому, что консерваторию вы закончили как концертно-камерная певица, об оперной карьере на сцене вы и не помышляли… – У меня был маленький ребёнок и… Я не посещала оперный класс в консерватории. Я просто не успевала на него. Да и театр меня совсем не манил. Когда мы заканчивали, приняли участие в ярмарке певцов в Санкт-Петербурге. Так как я в театр не хотела, пошла просто за компанию. И… в результате получила приглашение в Михайловский театр. Я всю ночь не спала! У меня маленький ребёнок, муж… Ну не хочу я в этот Петербург! На следующий день прихожу, а передо мной все извиняются – главный дирижёр уже на это место кого-то, оказывается, присмотрел. А у меня в душе – ликование! Вернулась в Екатеринбург – тут же мне звонит моя Лилия Александровна Громыко и говорит, что открывается храм Николая Чудотворца. «Ты же хотела петь в храме!» Про театр я даже думать забыла. – Но в 2003 году вас всё-таки пригласили в наш оперный – да ещё и по рекомендации самой Галины Павловны Вишневской. Как вы познакомились? – Я приняла участие во всероссийской ярмарке Вишневской. На ярмарке Галина Павловна пригласила меня на беседу. Сказала: «Ты мне понравилась, девочка. Я хочу пригласить тебя в свой центр»… Взяла мой номер телефона. Всё лето я ждала её звонка. Но она так и не позвонила… А потом мне передали – когда я ушла, Галина Павловна сказала: «А зачем ей ко мне… Ей надо петь в театре. Я скажу Бражнику, как он у себя под носом не заметил такое сопрано». Конечно, первое, что у меня спросил Евгений Владимирович: «Лена! Как же так! Как мы с тобой не встретились в консерватории!» И тут всё встало на свои места. Я же не посещала оперный класс… Он меня сразу же взял. И сразу же поставил в репертуарные спектакли. Это было 23 ноября 2005 года. Елена Дементьева в роли Русалки в одноимённой опере Антонина Дворжака. 2017 год. Фото: Сергей Гутник «Моим дебютом в театре была партия Памины в «Волшебной флейте», а вот второй должна была стать Русалка, – рассказывает Елена. – Главный дирижёр планировал ввести меня в ближайший в афише спектакль. Но я не успела выучить партию, и Бражник сказал: «Потом…» А потом спектакль сняли. Теперь я понимаю, что всё – к лучшему. Любая постановка накладывает отпечаток, а я пела свою Русалку с чистого листа». – Что-то изменилось в вас, в вашем отношении к театру? Столько лет не хотели петь на сцене, и вдруг… – И Лилия Александровна, и Валерий Юрьевич очень сокрушались, что я зарываю свой талант в землю. И я решила попробовать. Наверное, я дозрела до этого. Было бы огромной ошибкой в моей жизни, если бы я так и не узнала, что такое театр. Сейчас театр – это моя жизнь. Даже так скажу: это мои жизни. Елена Образцова говорила: «Я в опере прожила такие эмоции, каких в жизни никогда не проживала. Поэтому очень рано стала мудрой». Фото сделано в 2009 году после премьеры «Мадам Баттерфляй» в Бангкоке, на фестивале королевы Таиланда. Рядом с Еленой – маэстро Фабио Мастранджело.«Я тогда чуть не умерла, пульс был 170, – вспоминает Елена. – Меня вводили в спектакль вместо другой певицы, партию я учила очень быстро, поэтому волновалась безумно. Но маэстро подошёл поддержать меня». Фото из личного архива – Главные партии, премьеры, гастроли… Складывается впечатление, что всё очень гладко, что вы – баловень судьбы. – Вы хотите спросить, не завидуют ли мне? Я постоянно сталкиваюсь с завистью. Мол, ей всё легко далось – разве она заслуживает этого! …Мне не было легко. Ни тогда, когда я училась в ПТУ, ни тогда, когда плакала над роялем, ни…когда. Просто я не жаловалась. Я никогда не смотрела в чужую жизнь, жила только свою. Завистник переводит фокус со своей жизни на жизнь чужих – и в этом, как мне кажется, причина его неудач. Пока он играет в человеческие шахматы, пытаясь понять, кто, что и зачем сделал, проходит его время. Его не вернуть. Мне неинтересны эти шахматы, я живу своей жизнью, пою своим голосом, у меня – своя партия… Опубликовано в №201-202 от 28.10.2017

Ария для певчей с дипломом маляра
© Областная газета