Грех пополам
«Ближний город» Марюса Ивашкявичюса в постановке Кирилла Серебренникова На закрытии фестиваля-школы «Территория» показали спектакль «Ближний город», поставленный Кириллом Серебренниковым в Латвийском национальном театре в Риге. Таким образом, физически отсутствующий на фестивале арт-директор все же получил возможность художественного высказывания о современном человеке, которого можно назвать человеком постпсихологическим. Рассказывает Ольга Федянина. Программа «Территории» составлялась тогда, когда до нынешней театрально-юридической коллизии было еще очень далеко, но по нерадостному совпадению выглядит она в результате все равно символично. Кирилл Серебренников, один из арт-директоров «Территории», до сих пор находится под домашним арестом, и именно его постановка «Ближний город», сделанная в Латвийском национальном театре в Риге, завершила фестивальную программу этого года. Времена, когда режиссер или актер был прикован к собственному театру как к фамильному дому, давно остались в прошлом: сегодня играют и ставят «на стороне» охотно и много. По еще одному совпадению Кирилл Серебренников как раз и поставил спектакль про жизнь «на стороне». В пьесе Марюса Ивашкявичюса сказочные и бытовые мотивы переплетались в абсурдном равновесии, в котором участвовали и мост между Мальмё и Копенгагеном, и отчаянная домохозяйка, уезжающая в соседнюю страну за сексом, чтобы «ноги не срослись», и линдгреновский Малыш, и андерсеновская Русалочка. Было, как всегда у Ивашкявичюса, ощущение того, что жизнь все время заходит на вторые и третьи круги, как будто ничего в ней не меняется, но именно внутри этого «ничего не меняется» сюжет и начинает закручиваться в смертельные петли, из которых не выбраться ни домохозяйке, ни Русалочке: будь ты сказочный персонаж или реальный, тебя все равно что-нибудь достанет, будь то пуля, прилетевшая из соседней страны, или водоворот в проливе Эресунн. Вместе с очень сыгранным и техничным актерским ансамблем рижского театра Кирилл Серебренников превратил пьесу Ивашкявичюса в спектакль о простой жизни, увиденной сложным зрением. Все в этой истории поначалу похоже на метафору и отказ от линейного нарратива, но в финале она оказывается кристально ясной. Параллельным курсом идут два сюжета. В первом — изнывающая от беспокойства и тоски домохозяйка Анника (Майя Довейка) отправляется в «тот» город, в котором все свое свободное время проводит и ее муж (Гундарс Грасбергс) — город тайных желаний, город свободы, город греха. Но, разумеется, грех человеку достается по характеру. У обывательницы и грехи обывательские — дорогостоящий мальчик-«шлюха» (Артурс Крузкопс), секс с которым немедленно становится скучным подобием семейных отношений. Даже превращение в проститутку-нимфоманку не делает жизнь Анники разнообразнее: сцена, в которой двое мужчин (два универсала во всех ролях второго плана — Янис Аманис и Романс Баргайс), наглядно демонстрирующие секс-конвейер в ее жизни, поочередно раздеваются и одеваются, оставляя после себя только ворох унылой одежды,— одна из лучших в спектакле. Второй сюжет кажется абсурдистским триллером, вмонтированным в первый: улыбчивый маньяк Билл (Каспарс Звигулис) перед включенной камерой издевается над созданием женского пола, которое он упорно называет Сиренеттой (Русалочка — Дита Луриня), запеленывает в целлофан, действительно превращая в подобие женщины-рыбы, и в конце концов устраивает что-то вроде слэшер-оргии, где в ролях спермы и крови выступают кефир и кетчуп. Финал, однако, разводит персонажей по углам ринга неожиданным образом. Пошлый и обывательский секс-парадиз Анники заканчивается тем, что из «ее» города прилетает вполне сказочная смертельная пуля, выпущенная из ружья мужем Иво. А слэшерский абсурд Русалочки оказывается просто ролевой игрой. Освобожденная от целлофана блондинка цела, невредима и при макияже, а ее «Джек-потрошитель», найденный по объявлению («Вы некрофил?» — «Я профессионал!»), педантично складывает в дорожную сумку аксессуары экзотического секс-трипа. «Ближний город» Серебренникова — это очень ясная история о том, что самая банальная жизнь может закончиться трагедией, а самый душераздирающий ужастик оказаться фарсом. О том, что, даже раздевшись догола, вывернув наружу кошелек и выставив напоказ все свои неврозы, современный человек все равно остается обманщиком и жертвой обмана. О том, что исполнение тайных желаний само по себе не имеет целебной силы. И о том, что психологическая правда давно уже не является истиной в последней инстанции — ни в театре, ни в жизни.