На уровне чародейства
Английская музыка семнадцатого века звучала в Большом зале Московской Консерватории. Это первое в России исполнение "Королевы" полностью - на аутентичных инструментах. Музыкальная драма "Королева фей" написана Перселлом в 1692 году. В соответствии с художественными нравами времени, она задумывалась как микст музыки, пения и танцев. Занимательную феерию слушали и смотрели участники придворного празднества: "Королеву фей" показали в Театре Ее величества как праздник в честь 15-летия свадьбы британского монарха. В основе - пьеса Шекспира "Сон в летнюю ночь", в сюжет которой намешаны разного рода театральные развлекательности - как их понимал семнадцатый век. В спектакле, где лирика не противоречила комизму, действовали пьяный поэт и аллегория Ночи, Времена года пели о себе, Гименей солировал после оперного Китайца с Китаянкой, обезьяны плясали как люди, а лебеди превращались в фей. Все волшебства и превращения абсолютно естественны в рамках жанра сценической "маски". Перселл, как многие другие композиторы в истории музыки, обильно использовал танцевальные мотивы, как народные, так и "облагороженные". В "Королеве фей" соседствуют чинная чакона и непринужденный хорнпайп, осмысленные, конечно, в традициях музыкального барокко. В музыке есть печальный плач и разбитное веселье, мысли о бренности и ликование. Под нее хочется плясать - и одновременно можно медитировать. Фото: Александра Муравьева Без барочных театральных эффектов (делавших спектакль очень зрелищным, но весьма длинным) творение Перселла само по себе воспринимается "как отдельная опера". Музыку с пением можно исполнять отдельно. Чижевский так и сделал, превратив спектакль в концерт и сохранив атмосферу праздника. В звуках оркестра, как рыба в воде, купающегося в принципиальной эклектике "Королевы", было все необходимое. И театрально щедрая роскошь: эти гроты и дворцы, фонтаны и колесницы с языческими богами драконы и висячие сады можно было вообразить через прелесть чуть суховатого, но теплого и насыщенного барочного звучания. Вкушать вместе с Questa Musica разнообразие тембров, когда рондо с фанфарами натуральных труб впечатляет не меньше, чем последовательные вступления голосов хора, - оказалось весьма увлекательным занятием. Чижевский искусно играет с излюбленными той эпохой "изобразительными" имитациями. Клекот птичьего гомона (пиччикато струнных – крик павлинов) или отголоски эха сменяются музыкальным "порханием" ровно в тот момент, когда о порхании поют, или тягучим маревом мелодии, если речь в ариях идет о власти снов. Собирая в единое целое нежное "бряцание клавесина", вздохи барочной гитары и перекличку барочных гобоев с барочной же басовой лютней, смакуя тонкости музыкальной фактуры, дирижер находит суть перселловской манеры: неповторимое сочетание взрывчатой активности и медленного течения, броского, чуть грубоватого напора и аристократической утонченности. О вокалистах "Королевы" (Анастасия Белукова, Борис Рудак, Олег Цыбулько и Василий Хорошев) можно сказать, что женщины в целом пели лучше мужчин, но это не отменяет общего качества. А когда на сцену выходила гостья из Перми Надежда Павлова, поражая зал одновременно гибкостью и звонкостью голоса, а потом искусно заставляла голос медленно "таять" - слова из либретто "Королевы фей" о "небесных певуньях" можно было отнести не только к птицам. Фото: Александра Муравьева Концерт "Collegium Vocale Gent" Бельгийские гости из Гента исполнили "Vespro della beata virgine" — "Вечерню Пресвятой Девы Марии" Клаудио Монтеверди. Это часть мировых торжеств по празднованию 450-летия со дня рождения композитора. Слушать "Вечерню" в таком фантастическом, да что там, просто чародейском исполнении – поистине подарок судьбы. Коллектив Херревеге разумеется, далеко не единственный, кто играет "исторически информированно": с безвибратным звуком и в старинном строе, на жильных струнах, на инструментах древней конструкции или тех, которые. сейчас уже не найдешь в оркестрах. Но после этого концерта остается дивное послевкусие: "вот только так, и никак иначе". Такова сила музыкальной убедительности. Восемь солистов, один другого лучше, а тенор и контратеноры – вообще изумительны в свеем умении сочетать виртуозность с духовной наполненностью. Тринадцать номеров "Вечерни", в которых мастерство Монтеверди, работавшего на эстетическом "стыке" реннессанса и барокко, преломляется в разных гранях музыки, как солнце в гранях бриллианта. Публика Филармонии, с первых тактов сидела, чуть дыша, боясь пропустить хоть мгновенье. От начального "Deus in adjutorium" до финальных "Ave maris stella" и "Magnificat". Со всем разнообразием музыки – от строгого и сложнейшего полифонического многоголосия (Монтеверди славился как мастер мадригалов) до витиеватых и не менее сложных - по вызову голосам певцов - сольных барочных "арий", от псалмов до мотетов, прослоенных чисто музыкальными фрагментами. Фото: Московская филармония Самое поразительное в этом музицировании - чувство формы и чувство ансамбля. Лютни, орган-позитив, виолы, человеческие голоса и прочие инструменты – все сливается в духовно-музыкальном экстазе, столь цельном, что словами это не передать. Звук у Херревеге поразительно объемен. Он заполняет все пространство зрительного зала, и, кажется, все мироздание. При том, что децибелы отнюдь не форсируются, кроме, может быть, финального эпизода. И это одна из самых сильных сторон бельгийского дирижера: достигать предельной выразительности без малейших следов эмоциональной натуги. Фото: Московская филармония Херревеге и его музыканты выявляют грандиозную суть камерной "Вечерни". Музыка Монетеверди у них такая, какая и есть - церковная и светская, ученая и доступная всем, обращенная к небу – и к каждой отдельной душе. Элементы легкой "театрализации", или если точнее, подражания концерта действу в церкви, когда певица временами превращалась то ли в дирижера-хоровика. то ли в регента. и управляла антифонами, или когда высокий мужской голос из-за сцены перекликался с голосом на сцене, - привносили особые смысловые краски в эту чудесную конструкцию. Звуковой "вкус" каждого инструмента и каждого человеческого голоса был подчеркнут и деликатно, и настойчиво: у гентских музыкантов всегда так. А почти дотошное внимание Херревеге к деталям не только не мешало ощущению целого, но это целое как раз и создавало. Не просто убедив мастерством. А на уровне чародейства. Фото: Московская филармония
