Он писал красивейшую в мире музыку под дулом пистолета
Внезапно это случилось. Моя дочь-подросток подняла взгляд от экрана смартфона, как будто даже повела ушами и спросила: «А что это за музыка?» Она услышала романс Дмитрия Шостаковича из фильма «Овод»: томительный, жгуче горестный и сентиментальный. Мы (то есть я) заговорили о том, как удивительно, что нечто столь красивое могло быть написано под гнетом самой дьявольской в человеческой истории диктатуры — композитором, который временами жил с приставленным к затылку заряженным для казни пистолетом и который, кроме того, хотел создавать нечто совершенно иное, нежели неоклассическую музыку для фильмов. Для примера я ставлю «Струнный квартет №8» Шостаковича, который часто называют кульминацией его творчества: черное как ночь, устрашающее и обнаженно-откровенное произведение, полное глубокой меланхолии, горя и отчаяния. Как один и тот же человек может говорить в таких разных тональностях? Чтобы попытаться удержать интерес, я рассказываю широко известную историю о том, как Иосиф Сталин в 1936 году присутствовал на постановке оперы Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда» и после этого приказал опубликовать свою уничижительную оценку творчества композитора на передовице газеты «Правда». Под заголовком «Сумбур вместо музыки» опера Шостаковича получила приговор как «декадентская» и лишенная «здорового вкуса». Разгромная критика была также направлена на него самого: утверждалось, что он представляет опасность для советской музыки и социализма в целом. Это была анафема с самых верхов и, по большому счету, смертный приговор для композитора. Тем не менее каким-то чудом он выжил. В том числе для того, чтобы стать главным героем романа британского писателя Джулиана Барнса (Julian Barnes) «Шум времени», который сейчас выходит и в переводе на шведский. Как подчеркнул Лейф Церн (Leif Zern) в своей рецензии на английский оригинал в Dagens Nyheter в прошлом году, книга подлила масла в огонь споров на тему того, какую роль играл Шостакович во времена советской диктатуры, споров настолько интенсивных и масштабных, что их даже стали называть «войнами Шостаковича». Роман Джулиана Барнса — это захватывающий рассказ об истории XX века и о гениальном художнике, который пытался приспособиться к тоталитарной эпохе. «Мы знаем, товарищ Шостакович, что вам вполне под силу сочинять музыку, которая нравится массам. Так зачем же вы упрямо возвращаетесь к своему формалистическому кряканью и уханью?» — говорит один из приспешников Сталина в романе. Почему судьба Дмитрия Шостаковича кажется такой актуальной именно сейчас, ровно 100 лет спустя после русской революции? Может быть, потому что его история внушает некое предчувствие о том, что скоро случится — и в России, и в мире. Русско-американская писательница Маша Гессен много раз рассказывала о том, как ей звонил российский президент Владимир Путин, и это был странный диалог, очень напоминающий абсурдный телефонный разговор Шостаковича и Иосифа Сталина, описанный в романе Барнса. Он иллюстрирует ту смесь угроз и восхищения, которая присутствовала в отношениях многих русских правителей к великим поэтам и художникам. Новая Книга Маши Гессен «Будущее — это история. Как тоталитаризм снова завоевал Россию» убедительно показывает, как путинские политические проекты сводятся к тому, чтобы заполнить пустоту, которую Советская империя оставила после себя во многих людях. Ностальгия здесь — один из важнейших инструментов: например, Шостаковича чествуют как пример чего-то позитивного, что было в советские времена, замалчивая при этом, что его лучшая музыка часто писалась вопреки, а не благодаря советской общественной системе и ее репрессиям. Кроме того, в последние годы многие дирижеры изучали амбивалентность в жизни и музыке Шостаковича. С год назад эстонский дирижер Неэме Ярви (Neeme Järvi) представил несколько произведений композитора, выполненных по государственному заказу, в том числе напыщенную ораторию, написанную для восхваления лесопосадок Иосифа Сталина («Великого садовника») в 1949 году. Аргумент Ярви состоял в том, что эти чисто пропагандистские работы сегодня актуальны более, чем когда-либо: не в последнюю очередь потому, что демонстрируют, какую функцию музыка и искусство могут выполнять в тоталитарном обществе, к которому сейчас возвращается Россия. На другом конце спектра находится лояльный к Путину дирижер Валерий Гергиев, один из величайших интерпретаторов Шостаковича, который в 2008 году поехал в разрушенный город Цхинвали в Южной Осетии, чтобы представить «Симфонию №7» Шостаковича, несущую сильный символический заряд, ведь она была написана для осажденного Ленинграда в 1942 году. Тем самым он хотел выразить свою поддержку русским войскам в войне против Грузии. Книга Джулиана Барнса — в первую очередь блестящий роман о колебаниях человека между мужеством и слабостью. Но он также актуализирует и вопрос роли искусства и ответственности художника в эпоху, которая движется в сторону авторитаризма. Немецкий канцлер Ангела Меркель в одном интервью рассказала, что роман заставил ее вспомнить, почему она во времена детства и юности в ГДР решила стать физиком, а не музыкантом. Будучи физиком, она сохраняла свободу слова и могла не бояться за свою жизнь. Книга о Шостаковиче напомнила ей, какое это блаженство — жить в свободной стране. Поддержал ли бы сам Шостакович Путина или Pussy Riot? Этого мы знать не можем. Но и его судьба, и его музыка показывают, что искусство может быть как средством пособничества, так и средством противостояния, и в обоих случаях оно одинаково эффективно. В его музыке есть все те противоречивые силы, которые присутствуют в каждом человеке. Думаю, именно поэтому мы и не можем перестать ее слушать.
