"Алеко" Рахманинова – как зеркало русской революции

Сюжет поэмы А.С.Пушкина "Цыганы" нет смысла пересказывать. Один из вариантов вечного любовного треугольника. Ни намёка на грядущий Великий Октябрь 1917-го с его стреляющей "Авророй", матросами, штурмующими Зимний дворец (придуманными Эйзенштейном, как оказалось), и комиссарами на броневиках. По словам продюсера и художественного руководителя проекта Анны Шафран: "Самое главное в день 100-летия Революции не дать ответ –хорошо это было или плохо, заклеймить и расставить штампы, а заставить каждого отдельного человека задуматься: что же это было? Когда задумываемся, запускаем рефлексию, то есть духовную работу над собой. Верю, что она делает человека лучше, как это ни идеалистично звучит. Искусство –аллегория прежде всего. Основной сюжет "Алеко" –столкновение трёх судеб. Встречаются, влюбляются, появляется "третий лишний". Случается конфликт, и совершается двойное убийство. Убийца остаётся совсем один, перед ним пустота" Сказано концептуально. И всё же кажется надуманным. Сюжет практически любой классической оперы можно идеологически подогнать под "заставить задуматься над событиями прошлого"! В качестве приближения произведения к слушателю были заявлены: новейшие световые технологии, инсталляция и видео-проекция. Последнее насторожило больше всего. Воображение упрямо рисовало на экране-заднике растиражированные в эти дни кадры старинной кинохроники 1917-го, никак не вяжущиеся с гениальной музыкой самой популярной оперы Рахманинова, памятной почти наизусть. Фото опубликовано Натальей Игнатенко / facebook.com Что получилось в результате? Обычный качественный семистейдж с оркестром на сцене, с минимальным движением хора и солистов в чёрных концертных костюмах. Пожалуй, только синхронно встроенная в музыку световая партитура (Художник по свету –Андрей Ребров) заслуживает отдельного комплимента. К счастью, заявленная инсталляция скромно ограничилась имитацией лунного света да всполохов костра на боковых кулисах. Участие танцовщиков в концертных исполнениях опер тоже не новость. Редко, но встречалось. Пойти на такого "революционного" Алеко заставило не любопытство к обещанному оригинальному зрелищу, а тоска по нигде из стационарных шести оперных театров Москвы не значащейся в репертуаре уже лет пять минимум одной из любимейших русских опер. Особенно памятна та, из детства постановка МАМТа, "Алеко" 1973 года Льва Михайлова. Огромная цветастая шаль-полог доминировала в сценографии. И незабвенный романтичный Алеко, горячий, страстный баритон Олег Клёнов, которого невозможно было разлюбить в его темнокудром парике и приклеенной "карбонарской" бородке. В титульной роли "Алеко 1917" выступил Пётр Мигунов. Не баритон, полноценный бас ( тесситура партии это позволяет), знакомый по многим работам на сцене Большого театра. Привлекающий прежде всего культурой звуковедения, фразировки, вниманию к слову и безупречной дикцией. Такой получился и его Алеко. Не отчаянный ревнивец, а страдающий от собственного несовершенства интеллигент, пытавшийся, словно Печорин в "дикарке" Бэле найти в свободной цыганской любви Земфиры неизведанные краски жизни. Обманутый убийца. Знаменитая каватина "Весь табор спит" у Петра Мигунова прозвучала глубоко и сдержанно, с замшево-матовой кантиленой "как нежно, преклонясь ко мне". Эмоции шли изнутри, как у танцора фламенко. Породистая, прямо дворянская стать артиста добавляла симпатии к его персонажу. Вообще, к чести организаторов, весь состав солистов-певцов не только голосами, но и обликом стопроцентно совпал с героями Пушкинской поэмы. Фото опубликовано Натальей Игнатенко / facebook.com Старый цыган Владимира Маторина, чей монолог "Волшебной силой песнопенья" звучит в начале, приковывал внимание, даже просто находясь на сцене среди хора. Его массивная фигура в копне собственных " соль с перцем" волос и бороды, мудрость в каждой интонации и, что уж лукавить, возрастной вязкий тембр могучего баса отсылали к лучшим традициям русской оперы. Партия Земфиры невелика – песня про "старого мужа" да несколько реплик в любовном дуэте с Молодым цыганом и перед смертью. Приглашение на эту роль Светланы Касьян дало возможность московским меломанам лишний раз услышать живьём одну из восходящих драматических сопрано нового поколения, только что блестяще исполнившую Тоску в Римской опере. Миниатюрная гибкая брюнетка с колдовским восточным лицом и вишнёво-сочным голосом. Такая Земфира и вправду может стать роковым предметом обожания для мужчин. Оба её специально пошитых платья – чёрное атласное и ярко алое были великолепны! Наивно-юный пылкий Молодой цыган у Бориса Рудака получился естественным, удачно прозвучал романс "Взгляни, под отдалённым сводом". Ещё один "козырь" концерта-мистерии – Московский камерный оркестр Musica Viva под руководством своего главного маэстро Александра Рудина. Партитура Рахманинова прозвучала свежо, с тонкими нюансами, слаженно по ансамблям с хором и солистами. Чистотой интонации и слитностью отличился концертный хор МГИМ им. Шнитке. Хотя полудетским голосам участников не хватало весомости. При концертных исполнениях опер режиссёра не всегда указывают в программке. Здесь сей фигуре придали значение. Алексей Весёлкин, популярный ведущий радиостанции "Маяк" и артист РАМТа, дебютировал в новом для себя амплуа. Главное – не намудрил и не испортил. Грамотно развёл мизансцены хора и солистов. Спорный момент – балетные "альтер эго" Алеко, Земфиры и Молодого цыгана. Артисты миманса Большого театра выполняли хореографию Александра Сомова чётко, эстетично. Но к чему эффектно жанровый Цыганский танец превращать в декадентское танго с акробатическими поддержками? Движения воспринимались в полном отрыве от музыки. Более органичным показался лирический дуэт-ноктюрн танцовщиков перед Романсом Молодого цыгана. Но финальная "пантомима", где певцы стояли, а балетное трио на заднем плане изображало убийство и смерть, выглядела неуклюже, почти комично! Надуманность хореографии - пустяки по сравнению с главным просчётом постановщиков. Акустика. РАМТ не приспособлен для классической музыки. Помещённый вглубь сцены симфонический оркестр понадобилось подзвучить. Неизбежно понадобилось усиливать и голоса солистов. Но почему не снабдили артистов радио-гарнитурами, а "приковали" к старомодным микрофонным стойкам? И, судя по результату, за пультом сидел не музыкант академической школы звукорежиссуры, а человек из шоу-бизнеса, где жирный хвост реверберации считается признаком "сделайте нам красиво". Фото опубликовано Натальей Игнатенко / facebook.com Владимиру Маторину, стоявшему дальше от микрофонов, повезло больше остальных. Похожим на себя натурального получился и Борис Рудак. А вот главной паре – Петру Мигунову и Светлане Касьян досталось лишнего вульгарного "макияжа". Пришлось домысливать их настоящие тембры, лучше, моложе и светлее тех, что раздавались в зале РАМТа. И давайте не будем прикрывать убогость звукорежиссуры рамками бюджета! Могли бы сэкономить на обещанном в радиоинтервью "погружении в атмосферу, иммерсивном театре" в виде цыганского ансамбля "Дэвлалэ" в фойе до и после "Алеко". Гламурно раззолоченные "цыгане" музицировали вышколенно и чинно, без намёка на то заветное восклицание Фёдора Протасова:"это даже не свобода, это девятый век, это воля!" Но, собственно, проект был рассчитан прежде всего как светское мероприятие. Обилие узнаваемых персон в партере во главе с Н.С.Михалковым тому подтверждение. Резюме. Радует, что в скупом списке отечественных оперных продюсеров появилось новое имя – Анна Шафран. Молодая, красивая, умная, энергичная дама. Пока неофит в жанре. Её пассаж в эфире "Маяка": "опера развилась из площадного искусства" выдаёт полное незнание истоков dramma per musica - про Флорентийскую камерату, Винченцо Галилея и Монтеверди. Но всё поправимо. Верится, что уже задуманы и сбудутся новые проекты концертов-мистерий, семистейдж опер или неважно как называйте и посвящайте кому и чему угодно. Лишь бы возобладало понимание, что оперу прежде всего слушают, уже потом смотрят, а красочную подсветку вкупе с видео артом теперь реально делают и в БЗК.