Полтела сделано

CONTEXT показал немецкого «Нижинского» На сцене Театра имени Моссовета компания из Штутгарта Gauthier Dance представила российскую премьеру своего нового спектакля «Нижинский» на музыку Шопена и Дебюсси в постановке Марко Гёкке. Рассказывает Татьяна Кузнецова. Перед началом спектакля на сцену вышел руководитель труппы Gauthier Dance Эрик Готье и в очаровательно живой манере рассказал о спектакле, задуманном Марко Гёкке три года назад и впервые представленном в июне этого года в Штутгартском театре. Рассказ был нелишним: либретто, вложенное в буклет фестиваля, скорее пугало описанием сцен. Например, той, где Искусство и Терпсихора «вдохновляют друг друга, содрогаясь всем телом при прикосновении». Из объяснений господина Готье выходило, что к подобным благоглупостям относиться всерьез не стоит, что спектакль, с одной стороны, ликбез для западной публики, не знающей, кто такой Дягилев, а с другой — очень личный взгляд на жизнь и творчество Нижинского. Собственно, зная работы Марко Гёкке (их не раз показывали в России гастролеры, один из его номеров танцевала на своем фестивале сама Диана Вишнева), можно было не сомневаться, что пылких дуэтов с Дягилевым или Ромолой в спектакле не будет. Что обозначенные в либретто знаковые роли Нижинского хореограф как-то трансформирует и Терпсихора едва ли выйдет на пуантах. 45-летний Гёкке, которого у нас до сих пор числят в молодых,— на самом деле увенчанный лаврами хореограф с 17-летним стажем, уже 12 лет состоящий в штате Штутгартского балета и признанный одним из лидеров современной хореографии. Свой оригинальный стиль он выработал с первых балетмейстерских опусов и до сих пор придерживается его неукоснительно, благо никто не отваживается имитировать почерк Гёкке, опасаясь упреков в плагиате. Придуманная им лексика основана на статике нижней половины тела и чрезвычайной подвижности верхней. Бывает, что во время номера артист вообще не сдвигается с места — стоит на расставленных ногах или вовсе сидит на полу. Танцуют корпус и особенно руки, предельно напряженные, согнутые острыми углами или, наоборот, нарочито скругленные, мелькающие, как спицы в велосипедном колесе на Tour de France, или мощно рассекающие воздух. Из-за неестественной пластики и резких, клюющих движений шеи и головы персонажей Гёкке часто сравнивают с птицами, животными или насекомыми. В то же время эти истеричные, экстатичные, нервные па способны передавать экстремальные состояния человеческого духа. Однако для «Нижинского», сюжетного балета с конкретными прототипами, многолетних наработок хореографа оказалось недостаточно. Когда все персонажи спектакля, одетые в одинаковые черные брюки и различающиеся только торсами — обнаженными или прикрытыми, одинаково молотят руками, выбрасывают ноги, как кобра язык, и гнут бока с необычайной быстротой и интенсивностью битых 80 минут, рябить в глазах начинает еще до появления Нижинского (Росарио Герра) во второй части трехчастного балета. Надежда, что хореографа смягчит музыка двух первых концертов Шопена или «Послеполуденный отдых фавна» Дебюсси, безусловно, бесплодна: контраст между движением и музыкой, доходящий до антагонизма,— фирменный прием Марко Гёкке. Нельзя, конечно, сказать, что хореограф не постарался сделать свой балет доступным. Конечно, без программки не понять, что большой агрессивный мужик с затянутым чулком лицом олицетворяет искусство, а маленькая невзрачная женщина, которую он молотит по разным частям тела,— муза Терпсихора. Зато Дягилев (Давид Родригес) опознается сразу — по усам и полупальто с меховым воротником (по повадкам-то он чистый жулик: трясет пустым карманом, пока не разбогатеет, а уж тогда, надев цилиндр и задрав нос, важно засеменит чаплинской походкой). Введя «философских» персонажей (вроде музы и отвлеченных понятий типа Искусства), Марко Гёкке не опускается до пошлых иллюстраций биографии или творческого пути Нижинского. Если речь о Петрушке — на Нижинском оказывается круглый воротник, его руки выпрямляются в локтях и двигаются помедленнее. Когда речь заходит о «Призраке розы», что-то внезапно бабахает, с колосников падают лепестки, на сцену являются четверо в красных штанах, Нижинский пару раз вспархивает и прекрасная дама, сидя в кресле спиной к публике, свисает головкой с подлокотника. А вот Фавн у Гёкке не один, ибо, согласно либретто, «в эротическом сне Нижинский встречается со своим другом Исаевым» и тут же запускает руку ему в штаны. Причинное место у обоих трепещет, торсы напрягаются, и в общем-то только по музыке и характерному жесту оригинального Фавна — сомкнутым пальцам с оттопыренным большим — можно понять, что речь идет о шокирующем визионерском балете, наделавшем столько шума сто с лишним лет назад. Сейчас публику шокировать трудно: хотя начало «эротического сна» она приняла со смущенным смешком, финал балета увенчался полновесной овацией. Благо артисты танцевали великолепно — труппа у Эрика Готье сильная, особенно мужской состав.