Венок сонету
«Наизусть» Тьяго Родригеса на фестивале NET На фестивале «Новый европейский театр» (NET) прошли гастроли спектакля «Наизусть». Португальский драматург и актер Тьяго Родригес показал московской публике фокус, обаятельный и эффектный: как сделать новый европейский театр из десяти стульев и одного сонета. За руками следила Катерина Вахрамцева. Технически фокус Тьяго Родригеса состоит в соединении образовательного ток-шоу со сторителлингом: режиссер прямо из зала вызывает на сцену десять добровольцев, с которыми за время спектакля разучивает тридцатый сонет Шекспира, и как бы между делом рассказывает разные истории. Ну вот, например. Однажды к Пастернаку якобы пришли друзья и сказали: «Борис, промолчи». На дворе был 1937 год. Друзья отговаривали поэта от выступления на съезде Союза писателей. Потому что говори не говори — посадят. А если отказаться от выступления, то хотя бы не придется благодарить товарища Сталина. Но Пастернак все-таки сказал. Одно слово: «Тридцать». В ответ весь зал встал и хором прочел тридцатый сонет Шекспира. Наизусть. Пастернака не посадили. А с Надеждой Мандельштам была такая история: она приглашала по десять знакомых к себе на кухню и разучивала с ними стихи мужа. Люди, которые выучили стихотворения, должны были выучить его уже со своими друзьями — так стихи оставались в коллективной памяти. Записывать было страшно. А маленький Рей Брэдбери запоминал, а потом записывал в блокноте все выпуски любимой радиопередачи о волшебнике. А в выходные дни, когда передача не выходила в эфир, просто сидел полчаса около выключенного радиоприемника, после чего записывал то, что услышал, в голове. Так он стал писателем. А на голландском телевидении есть телепередача «Красота и утешение», в которой однажды выступал видный литературный критик профессор Джордж Стайнер, рассказывавший о заучивании текстов наизусть как опыте сопротивления. Португальский драматург, актер и режиссер Тьяго Родригес был этим интервью буквально одержим и в конце концов выучил его наизусть. И положил в основу спектакля. Который является своего рода практическим доказательством главного тезиса Стайнера: «Как только стихотворение знают наизусть десять человек, ни КГБ, ни ЦРУ, ни гестапо уже ничего не могут с ним сделать. Оно выживет». О том, что Стайнер допустил по меньшей мере одну существенную фактическую ошибку (как раз в истории про Пастернака), Родригес узнал гораздо позже. Но самое главное — это бабушка Тьяго Родригеса по имени Кандида, у которой не было образования, но была любовь к чтению. Она читала и читала, пока на 94-м году ее жизни врачи не сообщили, что читать больше нельзя: Кандида слепнет. Тогда она решила выучить одну книгу наизусть и попросила внука выбрать какую. И вот теперь все эти истории надо рассадить на десять стульев. Спектакль не начнется, пока десять самых смелых (или самых быстрых) зрителей не займут места на сцене. И не закончится, пока та же десятка не выучит наизусть тридцатый сонет Шекспира (по-русски, в переводе Самуила Маршака). Зрители—участники спектакля становятся действующими лицами рассказа Родригеса. Это и Пастернак, и бабушка Кандида, и Иосиф Бродский, и Рей Брэдбери, и герои его антиутопии «451 градус по Фаренгейту», и Джордж Стайнер, куда же без него. Сидящему на сцене достаточно взять из рук Родригеса книгу-табличку, на которой написано имя персонажа. Сам Родригес, несмотря на шутливое признание в ненависти к «актерскому театру»,— великолепный рассказчик и актер. Он по-настоящему искренен и одновременно, не стесняясь этого, позирует. Он похож на циркового артиста, жонглирующего историями. Личная история о португальской бабушке, любившей читать, встраивается в коллективную память о советском большом терроре и — шире — о жизни при любых тоталитарных режимах. В ситуации, когда слова опасно записывать на бумаге, их записывают сердцем (по-английски «наизусть» звучит именно так — «by heart»). Герои антиутопии Брэдбери и читатели Мандельштама становятся живыми носителями литературы. Как бабушка Тьяго Родригеса. И в облегченном варианте — повторяющие ее опыт зрители спектакля «Наизусть»: сонет Шекспира логично и просто оказывается универсальной точкой сборки, в которой сходятся истории частные и общие, с большой и маленькой буквы. И пусть португальский режиссер немного знает о новых российских реалиях, спектакль «Наизусть» точно попал в наше сегодня и весьма вероятное завтра: зрители-добровольцы вместе с залом сохранили хотя бы шекспировский сонет, а то мало ли что.