Железная стена за спиной. Кем был Михаил Ульянов для близких и коллег?
В конце ноября на площадке Северного драматического театра в Таре прошёл III Всероссийский фестиваль «Сотоварищи». Он был посвящён 90-летию со дня рождения народного артиста СССР Михаила Ульянова. Почётным гостем мероприятия стал театр имени Евгения Вахтангова. Фестиваль завершила творческая встреча с актрисой театра, народной артисткой России и коренной омичкой Мариной Есипенко. Также в день закрытия свои работы представила дочь Михаила Ульянова – художник Елена Ульянова. Камерное и объединяющее Алина Потапова, «АиФ в Омске»: Как вас приняли в Омске и в Таре? Многие отмечают, что слово «сотоварищи» прочно ассоциируется с Михаилом Александровичем, это его слово. Подходил ли оно этому фестивалю? Елена Ульянова Елена Ульянова (Е. У.): Название соответствует духу именно этого фестиваля. Слово «Сотоварищи» всё-таки камерное, непубличное, оно объединяет именно близких по духу, родных людей. В Москве, к сожалению, этот дух понемногу исчезает. И представить себе «сотоварищей» в столице я могу с большим трудом, а здесь, в Таре, в Омске этот дух остался. И он культивируется, поэтому приятно приезжать, присутствовать в театре и на этом фестивале. К сожалению, мы приехали только к закрытию. Но хочу сказать, что принимали фантастически: из зала шла такая аура, тепло, восхищение, доброта, фантастические флюиды. Здесь удивительная сибирская публика, доброжелательная и всё воспринимающая, причём очень искренне. Без любимой московской подковырки, когда все друг друга пытаются уязвить, подщипнуть, поиздеваться. Здесь всё искренне и чисто, тем и замечательно. Я участвовала в спектакле-концерте «Александровский сад», и это на себе почувствовала. Марина Есипенко Марина Есипенко (М. Е.): - Что касается фестиваля, то я впервые выехала со своей концертной программой и попросила: «Земляки, поддержите меня, потому что я волнуюсь». Зрители вместе со мной дышали, пели, смеялись, плакали. Принимали замечательно, и зал очень тёплый. Вообще Омск – мой родной город, я в нём родилась, не буду говорить, сколько лет назад. Мама, папа, бабушки и дедушки – все отсюда. Омск очень театральный, здесь любят театр в любых вариантах. Я, кстати, выпускница Любови Ермолаевой – это мой первый учитель в актёрской профессии. У неё сыграла Ирину в «Утиной охоте», Нину Заречную. Поехала в Щукинское училище поступать практически готовой артисткой. - Марина, обычно вы со своим спектаклем выступаете в арткафе, где не так много публики, но в Таре его перенесли на большую сцену из-за большого количества желающих. Как вам смена обстановки? М. Е.: - Меня, кстати, не смутили пространством, наша-то сцена побольше. Мне гораздо труднее играть в небольшом пространстве в арткафе, когда зрители сидят очень близко и чувствуешь дыхание, энергетику. Когда я первый раз выступила в театре Вахтангова со своей программой, которую «слепила из того, что было», это было намного тяжелее. Всегда говорю, что для меня легче два спектакля на большой сцене, чем так: тет-а-тет, когда близко видишь глаза, чувствуешь дыхание. Куда кровь денешь? - Елена Михайловна, в Тарском художественном музее открылась выставка, где представлены ваши офорты. Для многих это стало сюрпризом... Е. У.: - Я художник-график по образованию, закончила полиграфический институт. Десятки лет в начале и середине творческой карьеры занималась офортами - это такая сложносочинённая графическая техника, которая предполагает сначала рисунок на металлической доске, потом травление в кислоте и печать на огромном станке. Молодое поколение себе даже представить этого не может. Офортом занималось мало художников – тяжёлая, сложная, очень длительная техника, и результат непредсказуемый. Но мне тем это было и интересно. За многие годы накопилось приличное количество и серий, и просто отдельных графических работ. Какое-то время, к сожалению, не занималась, пришла в СМИ, где проработала несколько десятков лет в качестве главного художника, арт-директора. Мечтаю опять вернуться к офортам. - На одной из работ под названием «Отчий дом» вы воспроизвели дом Михаила Александровича практически точно, но не видели его до того. Как так получилось? Е. У.: - Ну куда ж кровь денешь? Она всё-таки сидит внутри, отцовская. Так что это, наверное, нормально. - Известно, что вы думали над тем, чтобы стать актрисой, и советовались с отцом, который долго с вами беседовал по этому поводу. Вы часто обращались к нему за советом? Насколько он влиял на вашу жизнь? Е. У.: - К отцу можно было всегда обратиться, всегда приехать. Он выслушивал, не перебивая, и пытался помочь. Когда была девчонкой, подростком, молодой девушкой, очень жёстко учил и давал не советы, а определённые чёткие наставления, которые я должна была исполнять. Ну а я исполняла. Когда я уже повзрослела, чувствовала, что он - стена, к которой можно прислониться: он был настолько надёжным, настолько мудрым. Такой спокойно-достойно-понятный и надёжный – ещё раз повторю это слово, потому что оно, пожалуй, олицетворяет для меня отца на 100%. Не говорю про чувство ответственности и другие качества. Я никогда от него не зависела, он сам так меня воспитал, но всегда было ощущение, что за моей спиной железная стена. Могла к ней годами не прислоняться, но знала, что если не дай бог что, она есть сзади. И неважно, сколько ему было лет, болел он или нет, - это было внутреннее ощущение. Уход любого человека, тем более близкого, родного, воспринимаешь как катастрофу. Но когда его не стало, у меня она была умноженная на много раз из-за всех этих моих мыслей, дум и надежд. - Тем не менее, вы говорили, что дома это был очень мягкий человек. Е. У.: - Он был спокойный, тихий, безмерно уставший, непрерывно работал. Даже когда приходил поздно, вымученный до конца, всё равно шёл и учил роли, читал литературу по каждому спектаклю, фильму. Самым тщательным образом прочитывал всё, что можно было найти, - в любых библиотеках, у знакомых. Всю литературу штудировал, чтобы напитаться. Не просто приходил: «А кого это я сегодня? Наполеона? Ну, давайте, сыграю». Изучал все детали, нюансы, тонкости. И даже не роли, а образы. Работал непрерывно: не было такого, когда бы сидел и смотрел телевизор. Только уже когда был совсем пожилой, они смотрели новости. Вот эти жуткие наши, чернушные, беспредельные новости. Очень переживали и дёргались. И я, приезжая, постоянно говорила: «Ну что же вы делаете? Ну не читайте вы перед обедом советских газет!» Но у них других не было. И, к сожалению, они всё это пропускали через себя. М. Е.: - Как артистка театра, которым он руководил много лет, могу сказать, мы тоже всегда себя чувствовали, как за надёжной каменной стеной. Я пришла в театр, как раз когда Михаил Александрович стал художественным руководителем. И мы все эти годы чувствовали себя именно так, как рассказывает Лена. Такая была семья у нас, хотя театр трудно назвать семьёй. Я с большой гордость хочу заявить, что Михаил Александрович - единственный человек в моей жизни после моего отца, который называл меня не Мариной, а Маришей. Мы (Юля Рутберг, Лида Вележева, Маша Аронова) для него были все как дети, как родные, как семья, не побоюсь этого слова. Когда идёт такое отношение, чувствуешь себя не на производстве, а в семье, где о тебе заботятся. Как отец, как дедушка. Мне сейчас этого очень не хватает. Е. У.: - Так оно и было. На самом деле, я до сих пор не знаю, какой дом был ему роднее. До сих пор не уверена, что было ближе. Он к театру относился настолько трепетно, внимательно, тщательно, с любовью, трагедиями, переживаниями каждого эпизода, которые происходили там. Но точно также относился и к внучке, и ко мне. Неизвестно, что перевешивало на этих весах. Девочек он, правда, любил и очень поддерживал. Вслух не произносится - Тема памятника Михаилу Александровичу в Омске – не самая приятная, но, всё же, какова ситуация сейчас? Почему его не установили к 90-летию со дня рождения? Е. У.: - Причина банальна и элементарна – денег собрать не могут. Памятник уже должны были установить. И в последний момент, месяца за три до анонсированного дня открытия, вдруг резко поменяли скульптора, не по моей воле. Должен был быть Андрей Балашов – то самый скульптор, который сделал в Москве мемориальную доску Михаилу Александровичу и грандиозный памятник в Таре. Никто не даст соврать, он реально грандиозный - это Михаил Александрович просто один к одному. Не некая персона, его напоминающая, а конкретно он. По духу, характеру, динамике - по всем параметрам. Балашову позвонили и сказали, что передают проект другому скульптору. Все всё понимают, но такие вещи просто вслух не произносятся. Да и я, пожалуй, не буду. За три месяца поменяли скульптора, он начал работать. Он бы успел за три месяца - очень шустрый. Но за неделю до сдачи в литьё вдруг всё это обрубилось. Я говорила с министром культуры, и мне было обещано, что в начале следующего года памятник будет в исполнении как раз другого скульптора. У меня есть некоторые сомнения по этому поводу. И уже нет той радости и уверенности. Ну, поживём – увидим.
