Константин Розанов: "Я всё знаю изнутри"
Первый этап работы сценографа над спектаклем – “разговорный”. Константин, о чём говорилось и думалось, когда приступили к работе над “Матри-Архатом”? Для любого художника основа – литературный материал. Разумеется, многое обсуждали с Сергеем Прохановым – режиссёром и автором пьесы, и в этих разговорах рождались какие-то истины. Поскольку основная тема этой фантастической пьесы и спектакля – разделившийся, расколотый мир, где существуют два острова, один из которых зимний, неуютный, а другой – летний и приятный во всех отношениях, то на этих образах и их противопоставлении мы и решили делать такую необычную сценографию. Сначала, как это всегда происходит, были лёгкие фантазии, которые позже переросли в эскизы и макеты, а потом в декорации. Художник по костюмам Светлана Михаленко подсказала нам идею: в “мужском” мире поставить на сцене типичное жилище эскимосов - иглу, а уже потом я придумал, что это будут куполообразные армейские палатки, “одетые” в белый мех. А дальше добавил тематической конкретики: например, что из палаток-иглу “выглядывают” бинокли или, если снять мех и перевернуть палатку, то она превратится в шезлонг для принятия солнечных ванн на женском острове. Ведь в спектакле каждая сцена – это разное место действия, поэтому и декорации получились “перевертыши”, способные к быстрой трансформации. Но мы пока на полпути, и, думаю, нам будет, что ещё рассказать. Хотя, конечно, это надо видеть ( смеётся ), так что наберитесь терпения и дождитесь премьеры. Насколько сложно на одной сцене соединить два диаметрально противоположных мира? В нашем деле всё сложно, а легко становится только после премьеры. Я занимаюсь в основном изобретательной сценографией: у нас очень много технических приемов, поэтому инженерно все декорации разработаны весьма сложно. Но в итоге это имеет свой зрительский эффект. В спектакле “Матри-Архат”, пожалуй, самой сложной конструкцией будет переворачивающееся крыло самолета. На одной его стороне – зимний пейзаж, на другой – летний, а когда оно становится в положение самолетного крыла, то оказывается тем самым крылом. Всё это должно происходить чрезвычайно легко и просто для зрителя, но на самом деле, когда конструкция весит полтонны и при этом должна легко маневрировать, то это уже сложности другого толка, о которых не посвященным лучше не знать ( смеётся ). Пейзаж с автопортретом. Фото из архива Константина Розанова Какие материалы чаще всего используете в работе? Никто не отменял физику и сопромат! Мы рассчитываем декорации как специальные конструкции, которые должны выдерживать определенную нагрузку, поэтому внутри почти всегда – металл, если говорить о технологиях. Раньше делали из дерева, но те времена прошли, потому что с металлом стало проще работать, а дерево сегодня используют преимущественно как благородную внешнюю фактуру. В “Матри-Архате” по материалам не предполагается ничего необычного, тут новшество в другом: в спектакле есть видео-инсталляции, и мы будем работать с двух проекторов, с разных сторон – спереди и сзади. То есть, зритель окажется внутри сценического действия? Нет, зритель останется на своем месте, но мы установим с ним контакт особого рода – над залом запустим квадрокоптер – “шпион-разведчик”, который по сюжету ищет пропавших женщин. Какая постановка была для вас наиболее трудоемкой и сложной? Приходилось делать и придумывать что-то уж совсем необычное? Когда работаешь над спектаклем сегодня и сейчас, то именно он и кажется самым сложным ( улыбается ). Но объективно говоря, из того, что вспоминается, спектакли “Театра Луны”, пожалуй, самые сложные по декорациям. Наш “лунный” театр никогда не скупился на декорации, и зрители, аплодируя актёрам и режиссёру, благодарят и меня, всегда отмечая, что на сцене ярко и красиво. Это очень приятно! Пейзаж. Фото из архива Константина Розанова Сколько всего спектаклей сделано вашими руками? Признаться, не подсчитывал, но если попробовать это сделать, то начиная со дня окончания училища, количество моих спектаклей, наверное, приближается к 150-ти. А в “Театре Луны”? Первый мой проект здесь – это спектакль “Чарли Ча”, который начали готовить в конце 1999 года, а главным художником я стал в 2003-м. В какой момент после премьеры “выдыхаете”, или все равно не отпускает мысль, что можно было сделать иначе? Отпускает лишь частично. Я обязательно сижу на премьере, но смотрю уже практически как зритель. И те недостатки, которые, как мне думалось, будут видны, оказываются незаметны, и зря волновался, но при этом бывает, что “вылезают” разные мелочи, о которых не подозревал, и хочется что-то исправить. Но очень трудно возвращаться к готовой работе и что-либо менять, потому что иначе может получиться, что придётся исправлять и режиссёру, и художнику по свету, и всем остальным. Так что, если могу изменить своими руками, так и делаю. Моя первая профессия – бутафор, я всё знаю изнутри. Всегда мечтали работать в театре? Нет, это получилось случайно. Очень хотел заниматься реставрацией старинных икон и поступал на соответствующий факультет, но не прошёл - на экзамене мне поставили двойку. В тот момент свет для меня буквально померк! Тогда мой родственник, художник, видя мое состояние, сказал, что есть и другие профессии, посоветовав пойти поработать в театр. Хотя тогда для меня театр был достаточно далек, но я, тем не менее, воспользовался советом. И меня практически без образования взяли в Детский музыкальный театр имени Наталии Сац, и не просто взяли, а ещё и очень хорошо приняли в коллективе. Но и я, признаться, не подкачал, и, когда поступил на театральный факультет МГАХУ памяти 1905 года, то меня просто не хотели отпускать. Потом учился на курсах повышения квалификации, и моим мастером был Олег Аронович Шейнцис, в те годы главный художник театра Ленком. Рождение формы. Фото из архива Константина Розанова Есть какой-нибудь профессиональный секрет или совет, которому вы всегда стараетесь следовать в работе? Мне посчастливилось учиться у Николая Николаевича Меркушева, который сам был действующим художником и ставил спектакли, такой, как говорится, играющий тренер. Вряд ли смогу выделить какой-то конкретный совет, который он нам дал, но, не знаю как другим, мне он привил безоговорочную любовь к театру и стремление в нём работать. Это абсолютно точно. После бесед с ним я понял, что театр не брошу никогда. Приближается Новый год и Рождество – время, когда исполняются желания. Что загадаете себе в работе? Мне трудно работать над бытовыми сюжетами, потому что очень люблю фантазийный стиль, обожаю фантастику, которая некоторым образом отражена и в моей живописи. Поэтому чем больше фантастического, нереального, инопланетного и “лунного” - тем для меня интереснее и вдохновляюще.
