​Максим Дунаевский: «Пока песню не запели пьяные, нельзя себя считать удачливым»

Два вечера подряд на сцене Большого концертного зала имени Салиха Сайдашева шутил, представлял артистов, музицировал на рояле и пел песни известнейший композитор, художественный руководитель и председатель художественного совета Московской областной филармонии Максим Дунаевский. В преддверии Нового года «Казанский репортер» посидел с гостем за чашечкой кофе. Дунаевский – представитель самой популярной, наверное, в нашей стране музыкальной династии. Его отец – родоначальник советской музыкальной комедии. Помните, самая первая из них – «Веселые ребята». А потом были «Дети капитана Гранта», «Цирк», «Волга-Волга», «Моя любовь», «Светлый путь», «Весна», «Кубанские казаки»… Песни Исаака Осиповича уходили в народ сразу же после премьерного исполнения: «А ну-ка песню нам пропой, веселый ветер», «Ой, цветет калина», «Каховка, Каховка, родная винтовка», «Широка страна моя родная», «Дорогая моя столица» и многие, многие другие. И с ними, конечно же, могут поспорить по популярности песни его сына – Максима Исааковича: «Пора-пора-порадуемся на своем веку», «Я Водяной, я Водяной, поговорил бы кто со мной», «Позвони мне, позвони», «Ну что сказать, ну что сказать, устроены так люди», «Но есть на свете ветер перемен»… Умышленно перечисляю не названия, а строчки из текста песен. Согласитесь, каждая из них сразу же начинает звучать в голове мелодией. – Конечно, нас путают, – смеется Максим Исаакович. – Что уж говорить о молодых людях, если звонят солидные редакторы с солидного Первого канала: «Мы делаем сейчас телепрограмму, посвященную Любовь Орловой, очень просим Вас поучаствовать». «А как вы это мыслите», – уточняю я. «Вы же ее хорошо знали, Вы же с ней работали, писали для нее песни…» И просят прислать «мои» ноты «Лунного вальса» из кинофильма «Цирк». Такой вот анахронизм, сбивание временных рамок. Да, у папы была Любовь Орлова, Леонид Утесов, Лидия Смирнова и многие, многие другие. Но у меня свой набор прекрасных исполнителей, с которыми, уверен, прочно свяжут мою музыку – это Михаил Боярский, Николай Караченцов, Павел Смеян, Жанна Рождественская, Валерия Ланская…Но на «Новогодний вечер» Максим Исаакович захватил совсем другую команду. – Я привез с собой четырех солистов и хор, – уточняет он. – Не знаю – почему. У вас же здесь есть свои замечательные певцы, они тоже участвовали в концертах. Может быть, в следующий раз, если он будет, то мы обойдемся силами только казанских артистов. Но, с другой стороны, приехали ведь не абы кто, а те, в чьем репертуаре уже давно мои песни, они уже давно в материале и готовы выйти к оркестру и сразу спеть. Действительно, и солистке «Cocktail-project» Ангелине Сергеевой, и актрисе Государственного театра киноактера Ольге Ажажа, и солистке Московской областной филармонии Варваре Комаровской, и артисту московских мюзиклов Антону Арцеву, и актеру театра «Ленком» Илье Трофимову репертуар концерта знаком давно: все они не только не раз выступали в творческих вечерах Максима Дунаевского, но и поют в его мюзиклах, идущих на московских сценах. Хотя организаторы «Новогоднего вечера» уверяют, что программа подбиралась специально под казанского зрителя, каждое из исполнявшихся произведений за последние пару лет, прошедших с семидесятилетнего юбилея композитора, были обкатаны на сценах России не однократно. Но ведь с исполнением хитов гостя Казани не менее превосходно справились и наши артисты Яна Аверина, Равиль Мурадымов, Иркен Мустафин, Станислав Щербинин и даже Майя Валеева – семилетняя дочь концертмейстера группы тромбонов республиканского симфонического оркестра, которые не столь часто исполняют этот репертуар. – Сегодня исполнители, ставшие звездами, умеют все, – глаза Дунаевского загораются. – Я не случайно привез с собой совсем юную артистку, только что закончившую Гнесинку, Варвару Комаровскую, солистку нашей филармонии. Она поет арии из опер. Но я специально дал ей спеть песни Исаака Дунаевского «Звать любовь не надо» и «Журчат ручьи» в очень заджазованной аранжировке, чтобы она понимала, что сегодня музыка не может ограничиться узкими рамками. Варвара должна спеть арию из оперы, а потом джазовую композицию, а потом из оперетты, а потом из Максима Дунаевского, а потом снова арию из оперы, так как делает, например, Хибла Герзмава, как делают многие современные исполнители. И в этом сегодня спрятан ключик к сердцам зрителей. На аудиторию обрушивается лавина всевозможной музыки, и пробиться к зрителю, владея только одним жанром, невозможно. Я надеюсь, что те, кого я с собой привез, будущие звезды. Но наверняка об этом никто не знает. Во всяком случае, их путь – правильный. Они не идут через телевизионные проекты типа «Голоса» и «Звездных фабрик», которые дают временный и однодневный успех. Они идут упорным трудом, исполняя хороший разнообразный репертуар на хороших эстрадах, на хороших площадках, а не лишь бы где-то, постепенно внедряя себя в искусство. Впрочем, несмотря на то, что самому «юному» сочинению, прозвучавшему в Казани, вот-вот исполнится пять лет, зал воспринимал программу так, будто все это – премьерные исполнения, устраивая длительные овации после каждого номера. Да и можно ли было остаться равнодушным, когда со сцены льются мелодии из мюзиклов «Мери Поппинс, до свидания!» и «Алые паруса» и фильмов «Дети капитана Гранта», «Весна», «Моя любовь», «Д'Артаньян и три мушкетера», «Карнавал» и «Ах, водевиль, водевиль…». Оркестр, кажется, превзошел самого себя, Сладковский за дирижерским пультом неистовствовал, окатывая концертный зал океаном эмоций. – Я сейчас меньше пишу музыку, – вздыхает мой собеседник, – поскольку пару лет назад был назначен художественным руководителем Московской областной филармонии и это теперь отнимает много времени и сил. Но может это и хорошо, что меньше – меньше, да лучше. А вообще-то, я как Жанна д’Арк – слышу голоса, я же не сочиняю музыку, я ее слышу. В раннем детстве я стал фантазировать, садиться за рояль, хотя тогда музыке учиться не хотел категорически. И стал слышать музыку где-то во вне меня. Только в десять лет я понял, что хочу стать профессионалом, и сам засел за пианино. Здесь нет каких-то проторенных путей, никто не знает почему так происходит. Во мне нет ничего особенного, я совершенно нормальный эмоциональный человек. И музыку люблю слушать. Самую разную. Чужую. Чтобы к своей так относиться, надо быть слишком самовлюбленным человеком. Я не слушаю свою музыку. Один раз, когда я что-то написал, мне интересно на премьере этого произведения увидеть реакцию людей. А потом у меня всякое желание слушать самого себя отпадает. Не интересно возвращаться к прошлому. Во мне живет уже что-то новое. В многочисленных интервью Дунаевский на разные лады повторяет, что его главный принцип – написать и «отпустить». И тем не менее о нем ходят разговоры, что он очень придирчив к исполнителям, строг и требователен, что постоянно твердит о том, что продюсеры и режиссёры очень слабо разбираются в музыке, не считая ее одним из главных элементов спектакля или кинофильма. – Я очень люблю в Екатеринбурге сохранивший свое историческое название Свердловский государственный академический театр музыкальной комедии, которым вот уже тридцать лет блистательно руководит Кирилл Стрежнев, один из немногих наших режиссеров, которые понимают в мюзикле и оперетте, – терпеливо разъясняет мне свою позицию Максим Исаакович. – Замечательный Пермский академический Театр-Театр, которым руководит очень хороший режиссер Борис Мильграм. В Санкт-Петербурге Государственный музыкально-драматический театр «БУФФ», которым руководит девяностодвухлетний режиссер Исаак Романович Штокбант – мыслит он очень молодо, оттого и театр его пользуется огромным успехом. Но я могу закрыть концерт, закрыть спектакль, если идет искажение моей музыки. Я вообще принципиален в таких вопросах, но я не самодур. Если люди имеют свою интерпретацию, если она убедительна и талантлива, то у меня к исполнителям нет никаких вопросов. Но если это искажение ради искажения, как теперь говорят – режопера, когда режиссер полностью себя раскрывает, забывая о том, что есть еще и авторы пьесы и музыки, то это я ненавижу. Я поссорился с театром, хотя не ссорился с людьми, когда замечательный режиссер, народный артист РСФСР Алексей Бородин, великолепный совершенно мастер и талантливый очень человек, в 2010 году поставил мой мюзикл «Алые паруса» в Москве в Российском академическом молодежном театре. Наверное, режиссер такого уровня знает, что он делает. Но на мой взгляд это было ужасно. И я хотел закрыть этот спектакль. Но меня уговорили оставить его, дав право ставить «Алые паруса» на других сценах. Сейчас мюзикл идет в сорока театрах страны, и я успокоился на этом. А недавно я был шокирован и травмирован постановкой моей оперы «Шинель» в театре «Школа современной пьесы» Иосифом Райхельгаузом. Это нечто! Это кошмар! И сам принцип постановки, и искажение Гоголя, и отношение к моей музыке. Ну ладно бы я, но Гоголя-то за что! Вот это и есть типичная режопера… Именно из-за таких искажающих интерпретаций Дунаевский все чаще отказывается от работы в кино и театре. И тем не менее, в списке его произведений за последний год появилось несколько новых названий. Весной на экраны страны вышел фильм Владимира Бортко «О любви», музыку к которой написал Максим Исаакович, а несколько дней назад в Концертном зале на Новом Арбате стартовало Новогоднее шоу «Семь чудес Москвы». – Симфонии меня писать не тянет, я понимаю, что в крупной серьезной форме я слаб. В казанском концерте звучит кантата для солистов, хора и оркестра «Радуйся солнцу» на стихи старых русских поэтов и церковные стихи. Это крупная форма? Наверное, нет. Крупная форма – это оратория. А кантата – это все-таки есть кантата. Это максимум, на что я способен. Удачливее всего я работаю в драматургии – там, где есть сюжет, там, где есть образы, там, где есть артисты. Что же касается новогоднего представления, то Москва – очень интересный город, в котором есть свои чудеса, и детям хорошо бы об этом знать. Но рассказать надо не в форме лекции, а как увлекательную, полную приключений сказку, в которой участвуют самые разные герои во главе с Дедом Морозом и Снегурочкой, конечно. Мне же всегда было интересно работать непосредственно с авторами, с оригинальной идеей. Автор «Новогоднего вечера» – Александр Сладковский – и стал ключевым моментом в принятии решения Максима Исааковича приехать в Казань. – Я, конечно, уже слышал Государственный симфонический оркестр Республики Татарстан и до того, как приехал в Казань, но только в том виде, в каком его сделал маэстро Сладковский, – раскрывает композитор историю своего появления в Казани. – Сделал он огромную работу, невероятную, выведя этот оркестр на настоящий уровень национального российского коллектива международного класса. Знаете, я давно уже не видел столько публики в Большом концертном зале московской консерватории: спрашивали лишний билетик. Что же касается моей работы с оркестром, то это для меня большое открытие. Я как руководитель филармонии ценю, прежде всего, и мы сами делаем это, подняв уровень посещаемости, – многожанровость. Симфонический оркестр у нас играет все от Баха до Оффенбаха, от классической музыки до джаза. Это мой принцип, который не я придумал. Еще в шестидесятых годах, по-моему, великий Леонард Бернстайн, американский композитор, пианист, дирижер, сказал, что будущее музыки в полном синтезе всех жанров. И я стараюсь работать именно так. В той же «Мэри Поппинс, до свиданья!» есть все – и джаз, и рок, и симфоническая музыка… И все это вместе выглядит там весьма складно и нормально. Кстати, это особая для меня музыка, самая любимая, пожалуй. Она писалась для моей возлюбленной и жены Натальи Андрейченко. С тех пор уже несколько жен сменилось у меня. Но тогдашняя любовь создала эту прекрасную музыкальную историю про леди Совершенство. Я очень ценю, когда оркестр может все. Я был потрясен, услышав, как ваш коллектив, состоящий из классических музыкантов, закончивших консерваторию, лихо и задорно играет джаз. Нет, сыграть джаз по нотам может каждый музыкант. Но так сыграть, чтоб это были манера, стиль, джазовое звукоизвлечение! Вот это для меня было открытие. Такая универсальность – высочайшее достижение вашего республиканского оркестра. Давно я не получал на репетициях такого удовольствия. Когда всем все нравится, хотя замечания есть. Умение играть в разных стилях и жанрах, и не только играть, но и дирижировать, и понимать, что ты делаешь, – это говорит о совершенно современном человеке Сладковском. Он, делая замечания духовым или первым скрипкам, может сказать гитаристу, какой прибор ему включить, чтобы он лучше звучал. Потрясающе! Слушаю этот довольно-таки длинный монолог и не решаюсь перебить его несколько некорректным вопросом о концепции концерта, сформулированной организаторами как «Дунаевский плюс Дунаевский». В детстве Максиму Исааковичу пришлось жестко столкнуться со строгой коммунистической моралью. Дело в том, что его мать – балерина Зоя Ивановна Пашкова – по понятиям того времени была всего лишь сожительницей известного композитора, официальной женой Исаака Осиповича была другая балерина – Зинаида Сергеевна Судейкина, от которой у него тоже был сын, Евгений. Только по ходатайству всемогущего председателя Правления Союза композиторов СССР Тихона Николаевича Хренникова специальным постановлением Совета Министров СССР десятилетнему Максиму после смерти отца было разрешено носить фамилию Дунаевский. – Постановление это почему нужно было, – тут же пускается в объяснения Максим Исаакович. – Отец умер неожиданно, скоропостижно, не успев оставить никаких завещаний, никаких специальных писем после себя. А я был незаконнорожденным сыном. Папа жил с мамой, как теперь говорят, гражданским браком, не будучи разведенным с прежней женой. Вот и понадобилось такое решение признать меня наследником. Иначе мы с мамой могли оказаться на улице, поскольку не могли считаться наследниками имущества, принадлежавшего Исааку Осиповичу. У меня нет никаких комплексов по поводу незаконнорожденности. Я никогда не пытался доказать свое право на продолжение творческого наследия Дунаевских. Это было у моего старшего брата, родившегося, кстати, в законном браке от той, предыдущей жены папы. Он как раз немножко комплексовал, будучи малоизвестным художником. У него было явное музыкальное дарование, но он выбрал живопись. И в конце своей жизни, а он умер 1 февраля 2000 года в возрасте 68 лет, все время пытался доказать, что он унаследовал что-то от папы, без конца давал какие-то интервью, какие-то произведения отца вытаскивал на свет Божий, которые никто не знал. Вот, как мне кажется, у него так проявились комплексы. И еще у него был комплекс по отношению ко мне: я стал известным человеком, а вот он не стал. А что касается меня, не испытываю никаких комплексов. Хотя испытывал раньше. Даже не комплексы – побаивался прямой встречи с творчеством Исаака Дунаевского. Кстати, знаете, когда я понял, что стал известным? Когда у меня пьяные под окном запели «Пора-пора-порадуемся». Пока песню не запели пьяные, нельзя себя считать удачливым. Мои песни поют, как поют песни моего папы. А когда я понял, что и мою музыку зрители принимают, то я перестал бояться. Теперь все наоборот – мной приветствуется сопоставление. У Райкиных, например, все изначально было иначе. Константин как-то очень спокойно и уверенно делал свое дело, будучи артистом совершенно другого плана, чем Аркадий Исаакович. Мне сложнее. Потому что так получилось, что я пошел по стопам своего отца даже в жанровом отношении. Хотя не хотел, как раз. Я хотел писать только академическую музыку и тем самым отличаться от папы. Не получилось. Так что программа концерта составлялась исходя из того, что, как мне казалось, нужно именно здесь. И идея, во многом формальная, сделать концерт «Дунаевский плюс Дунаевский» шла от желания сделать вечер разнообразным. Мы с Александром Витальевичем никакого особого подтекста в это не вкладываем. Вряд ли Максим Исаакович лукавит. Сам не понаслышке знаю, насколько трепетно относится к музыке Исаака Осиповича «полководец» республиканских симфоников. Два с половиной часа шел «Новогодний вечер с Максимом Дунаевским», два с половиной часа зрители без устали били в ладоши и подпевали артистам, два с половиной часа искрометно шутил семидесятидвухлетний композитор, давая повод усомниться в истинности его возраста – не состарили ли дату в паспорте по какой-либо причине? – Хочется быть рациональным, но я никогда таким не был и уже не буду. Возраст, конечно, берет свое – появляются мудрость, опыт, но я все равно живу эмоциями, чувствами, иначе никак, – доверительно произносит на прощанье Максим Исаакович. Наверное, в этом и скрыт рецепт его молодости. Зиновий Бельцев.