В местечке Сельца на острове Брач обитают семьсот человек, да и то, как говорят, половина из них в холодное время года перебирается на материк — кто работать, кто учиться, а кто хочет на обогреве дома сэкономить.

На семьсот сельчан приходится, не удивляйтесь, тринадцать фундаментальных памятников. Помимо хорватских знаменитостей, чести быть увековеченными в камне удостоились духовные авторитеты — Иисус Христос и папа римский Иоанн Павел II, а также погасшие теперь уже звезды европейской дипломатии — министр иностранных дел Германии Ганс-Дитрих Геншер и его австрийский коллега Алоиз Мок. В двух шагах от местного храма Царя Небесного, в тенистом сквере рядом с пиццерией «Цветник», — поясной монумент Льву Толстому. Краеведы утверждают, что первый в мире. Инициативу в 1911 году проявили хорватские студенты-филологи, впитавшие на университетских штудиях в Праге идеи славянской взаимности. Скульптура, прямо скажем, небезупречная, хотя узнать в мощном бородатом старце Льва Николаевича все же можно. Как бы то ни было, приятно: приезжаешь за тридевять земель, но и здесь, оказывается, веет родным духом.

Памятник Толстому в Сельце — один из редких символов русского исторического присутствия на хорватской Адриатике. Хотя и империя Романовых, и Советский Союз временами тянулись сюда, но так и не дотянулись. Летом 1806 года эскадра вице-адмирала Дмитрия Сенявина по воле государя императора проводила в этих краях так называемую Вторую Адриатическую экспедицию. Адмирал воевал в основном против Бонапарта, заключил было союзническое соглашение с Рагузской республикой (Дубровник), доживавшей свои последние годы, но наполеоновская дивизия оказалась расторопнее — напуганный город-государство покорился французам почти без боя.

Российская эскадра заняла несколько городков в Которском заливе, затем, умело маневрируя, выбила вражеские гарнизоны с островов Корчула, Вис и Брач, носивших тогда итальянские названия Курцола, Лисса и Брацца. На этом кампания в Адриатике по сути и завершилась: разразилась очередная русско-турецкая война, и корабли Сенявина отправились топить иноверцев в Эгейское море.

Советский Союз, конечно, тоже не отказался бы использовать островные гавани для боевого базирования, но принципиальная ссора Иосифа Сталина и Иосипа Броз Тито по проблемам мира и социализма в 1948 году лишила Адриатику шанса назваться русской. Партизанский маршал, между прочим, знал толк в островной жизни. В 1944 году на том же далеком от побережья Висе — единственном клочке югославской территории, не попавшем под нацистскую оккупацию, — Тито, только что счастливо вырвавшийся из очередного вражеского капкана, разместил штаб повстанческого движения. Пару месяцев он руководил антифашистским сопротивлением по телефону из мемориальной теперь пещеры у горы Хум.

На двух других островах, Голи-Оток и Свети-Гргур, маршал после победы организовал маленький югославский ГУЛАГ и сгноил в трудовых лагерях тысячи политических противников. Голи-Оток, к слову, уже был приспособлен для выполнения схожих задач: в годы Первой мировой войны австро-венгерское командование содержало там русских военнопленных (правда, тогда условия были вполне сносными).

А на северном адриатическом острове Вели-Бриюн для Иосипа Броз Тито устроили роскошную летнюю резиденцию. Здесь он без малого тридцать лет принимал важных иностранных гостей, угощая их виски редких сортов и убеждая в преимуществах рабочего самоуправления. Некоторые высокопоставленные посетители привозили лидеру Движения неприсоединения экзотических животных, на острове разбили сафари-парк. Главного питомца этого зоосада — слона Сони, надолго пережившего югославский коммунизм и его творца, — когда-то подарила маршалу Индира Ганди.

Наведывались на Вели-Бриюн, теперь переформатированный в заповедник, и советские партийные руководители. Но сибирского медведя в дар не привезли.

То, что не удалось сделать фрегатам, эсминцам и подводным лодкам, оказалось вполне по силам мирным отпускникам с их трудовыми рублями. В удачный сезон в Хорватию приезжают около двухсот тысяч россиян, и многие из них следуют на адриатические острова. Конечно, русских немного в огромном туристическом потоке в Хорватию (почти 17 миллионов человек в 2016 году), но стайки соотечественников заметны и на Крке, и на Хваре, и на Браче.

Все эти путешественники неизменно готовы к приключениям и ярким впечатлениям. Они правы: здесь есть куда поплыть, что посмотреть и чем закусить выпитое.

Ведь Хорватский архипелаг — это 1145 или 1246 (смотря как считать) островов общей площадью в три с лишним тысячи квадратных километров. Только пятьдесят из них населены, еще примерно 650 необитаемы, около четырехсот точная наука считает скалами, остальным присвоен скромный статус рифов.

В начале двадцатого века в хорватской Адриатике насчитывалось почти двести тысяч островитян. Но сейчас население архипелага сократилось почти на треть. Причина проста: местная экономика развита относительно слабо, а стоимость островной жизни выше, чем на материке. Чтобы сгладить разницу, нужно крепче привязать все эти морские клочки суши к континенту. Вначале — многочисленными мостами и паромными переправами, потом — развитием индустрии отдыха, чем, собственно говоря, хорваты в последние десятилетия и занимаются. Есть здесь теперь и яхтинг, и дайвинг, и фишинг, и виндсерфинг.

Острова изобилуют карстовыми пещерами, здесь множество якорных стоянок, причем некоторые способны укрыть целый флот. Когда-то очень давно море затопило невысокие хребты Динарского нагорья, отчего на востоке Адриатики и возникла эта островная россыпь. Адриатическая вода, как утверждают, самая чистая в Европе. Она совершенно аквамаринового цвета, а известняк, из которого сложены местные почвы, — почти белый.

На островных берегах нет желтого цвета, здесь не найдешь песка, вокруг только галька, хорошо еще, если не острые камни, о которые легко изрезать босые ноги. Осторожные купаются в пластиковых сандалетах, опасаясь наступить на морского ежа или ракушку. И правильно делают: даже на мелководье несть числа всяческой колючей живности.

Наступление моря на сушу продолжается: четверть века назад самым большим хорватским островом был Крк, но теперь он уменьшился в размерах и сравнялся по площади (405,78 квадратного километра) со вторым по величине островом Црес.

Посередине Цреса, кстати, расположено бывшее горное озеро, теперь — криптодепрессионная впадина (это когда дно ниже уровня мирового океана, а поверхность выше). Большое Вранское озеро снабжает приморскую округу пресной водой и пресноводной рыбой: водятся в нем и щука, и линь, и сазан.

Столетие с лишним назад французский этнограф Шарль Диль сочинил прелюбопытную, хотя и отчаянно наивную по меркам сегодняшнего дня книгу путешествий «По берегам Средиземного моря», в которой назвал Адриатику «Швейцарией, позлащенной солнцем Востока». Вы скажете, что горы с островами способен сравнить только извращенный географ, но француз кое в чем прав: он имел в виду общую симфонию ощущений, а не звучание отдельных инструментов природного оркестра. Хорватский архипелаг — мощная натуральная музыка, над созданием которой работал самый талантливый небесный композитор.

С начала времен и до открытия Америки Адриатическое море оставалось едва ли не главным каналом мировой торговли. На Хорватском архипелаге, как и на всем северо-востоке Адриатики, латинская городская цивилизация успешно пережила Средние века.

Пришлые славяне подчинились здесь верховенству греко-романской, а потом италийской (венецианской) культуры, не адаптировав, а попросту и без заметных изменений восприняв и заморскую архитектуру, и постепенно установившийся незыблемо патрицианско-плебейский быт, и прекрасный в своей неспешности средиземноморский образ жизни.

Виноградная лоза и масличное дерево, косой парус и рыбацкая сеть, тамбура и лютня, монашеская проповедь и рыцарский танец морешка (армии белого и черного королей сражаются за любовь прекрасной девушки) определяли ритм и смысл здешнего существования для десятков поколений.

Политические перемены не слишком влияли на мораль и нравы, которые для местных жителей определялись главным образом верой в общего бога и лояльностью к своему феодалу. Люди обитали на окруженных соленой водой клочках иссушенной земли, любой из них умел грести, и каждому море давало пропитание и развлечение.

Шарль Диль в 1900 году любовался островами Адриатики с борта большого пассажирского парохода «Сенегал». Наша палуба скромнее, но зато героичнее: от островов Корнати до Сплитских ворот и обратно мы идем под наполненными ветром парусами. 46-футовая яхта «Дафне» крепкой постройки отлично слушается штурвала и надежно держит курс. Темного рома и светлого пива в достатке.

За неделю матросских вахт мы опутали невидимыми петлями чертову дюжину адриатических островов неземной красоты — Пашман и Углян, Иж и Жут, Зларин, Дрвеник, Шолту, — вставая на якорь в безмолвных сказочных бухтах или швартуясь у игрушечных городских причалов. В таком путешествии обитателю внутренних земель континента смысл бытия открывается по-иному, чем дома, не в вертикальном, а в строго горизонтальном измерении.

Существуя на уровне моря, ты прежде всего оцениваешь панораму. Иными словами, если глядеть на мир с большой воды, то все в нем оказывается «шире, чем выше». Кроме какой-нибудь колокольни на спине прибрежного холма, кроме мерцающего свечкой маяка, нет нигде вертикали, а значит, нет и подчинения твоих мыслей и воли.

По плоскоголовым островам в зарослях кустарника резво скачут дикие козы, над ними реют гордые и свободные буревестники, зудят назойливые комары, в глубинах ходят таинственные немые рыбины.

На островах побольше течет своим чередом ме-е-едленная жизнь, ценности которой, как кажется, кардинальным образом должны отличаться от общепринятых. Полтысячи обитателей Првича, скажем, гордятся тем, что единственный настоящий автомобиль на их острове до сих пор — пожарная машина, хотя два здешних поселения, Шепурине и Првич-Лука, соединены асфальтированной дорогой протяженностью в километр. География диктует логику: тут попросту некуда ездить. Зато приплыть сюда можно отовсюду.

Приморское и сухопутное миросозерцания устроены неодинаково, но приводят к одному и тому же предсказуемому финалу. Уже не один век у острова Муртер, едва войдя в бухту Храмина, матросы и рыбаки крестятся на храм Градинской Богоматери. Да и кто не умилится при виде открытого солнцу и ветру кладбища на Градинском холме?

Здесь проводятся разнонаправленные земляные работы, поскольку по соседству вот уже который год раскапывают руины византийского поселения. Тут бы нам всем и лежать, среди вечной голубизны, под робкий шепот масличных деревьев и в их неверной тени.

Наш экипаж, увы, не дошел до группы островов Палагружа, самой южной хорватской территории. Здесь — зона опасного мореплавания, по которой иногда гуляет самая мощная из зарегистрированных в истории Адриатики волна девятиметровой высоты. На такую голубую высоту нашей «Дафне» подняться явно не под силу. Выходит, хорватский девятый вал вздымается как раз у Палагружи, одной из оконечностей теперешнего славянского мира.

«На самом-то деле мир этот итальянский», — горячо возразят на это жители Апенниннского полуострова.

Это и правда, и неправда — смотря кто и как оценивает. Правда в том, что Венеция властвовала на этих просторах дольше всех других империй — восемь столетий, — сохраняя контроль над адриатическими островами даже в ту темную для христиан эпоху, когда Балканы почти целиком превратились в османскую провинцию. Но нельзя отрицать и того, что уже тысячу лет назад уверенное большинство местного населения составляли южные славяне.

Итальянцы экспортировали в эти края преимущественно чиновников, предприимчивых купцов типа Марко Поло (рожденного, по местной легенде, в городе Корчула, что с негодованием опровергают в Риме и Венеции), творческих людей эпохи Ренессанса да красавиц из благородных семей. Горожане, независимо от рода и племени, называли себя «латинянами», а в селах обитали «склавины» (славяне).

Итальянский оставался языком администрации и торговли, в большой степени — культуры, на хорватском («далматском») веками говорили преимущественно в деревнях и на кухнях. Милые островные городки с обилием безопасных гаваней и пресной воды — Лагоста и Лесина, Велья и Сан-Пьетро-ди-Брацца, Паго и Арбе, «красивые и чистые, как прекрасные драгоценные камни», — долго не помнили своих славянских имен. Это приметил и Наполеон. Когда в 1805 году он на неполное десятилетие отобрал у других восточное побережье Адриатики, то назвал его «славянской стеной французско-итальянских государств». Сегодня романское влияние здесь по-прежнему ощущается — и в ежедневной культуре, и в быту, и в контурах зданий, да и в атмосфере тоже, даже в совсем уже мелочах.

Например, повсюду на островах в широком употреблении ключевое для Средиземноморья и, в общем, чуждое Балканам понятие «площадь» (часто еще и в значении «рынок»), в метафизическом смысле «открытое пространство» — распахнутое всем ветрам, любым влияниям, разным воздействиям, свободным дискуссиям.

А с собственно итальянским присутствием как фактором политической жизни решительно покончили коммунисты. После Второй мировой войны из Югославии были выселены двести или триста тысяч итальянцев. Так и был решен долгий спор о том, кому принадлежит восток Адриатики и тысяча ее островов.

На всем юго-востоке Старого Света не сыскать более ладного, более целостного, более гармоничного края. Здесь нет привычного для Балкан контраста характеров и красок, здесь совсем немного острых углов — разве что сколы на камнях, — здесь по-своему, очень причудливо, выстроены сочетания малой земли, большой воды и огромного неба.

Лев Толстой, не гранитный житель острова Брач, а сам граф, никогда не видавший этих далеких берегов, написал как-то: «Истинная сила человека состоит не в порывах, а в нерушимом спокойствии». По нынешним быстрым временам сентенция классика звучит сомнительно, но к хорватской островной жизни она вполне применима — тут и правда все развивается и разворачивается с высшей степенью неспешности. Приезжайте на Корчулу, на Млет, на Паг, на Муртер — здесь у вас всегда хватит времени, чтобы выяснить, успеет ли вон тот далекий парус растаять в морской дымке до того, как вон то далекое облако закроет солнце, пронизывающее своим светом всю Адриатику.

ВИЗА

Хорватия входит в Евросоюз, но не является участницей Шенгенского соглашения. Оформить визу можно в консульском отделе посольства Хорватии в Москве, который находится по адресу: ул. Остоженка, 23 (вход со стороны 3-го Зачатьевского переулка). Тел.: + 7 495 785 3949 Обладателям шенгенских виз категорий C, D и LTV, действительных для двух или более въездов, а также разрешений на пребывание в странах шенгенской зоны (как и аналогичных документов для Румынии, Болгарии и Кипра) для краткосрочной поездки в Хорватию специальная виза не требуется.

РЕЙСЫ

В летний сезон самолеты «Аэрофлота» летают в Загреб и Сплит ежедневно, Croatia Airlines выполняет рейсы из Загреба в Санкт-Петербург два раза в неделю, из Сплита, Пулы, Дубровника, Задара — по разу в неделю. В Пулу и Дубровник по сложному графику, но почти ежедневно совершают полеты из Москвы компании S7 Airlines и Red Wings Airlines.

СМОТРЕТЬ

Золотой мыс

Самый знаменитый пляж Хорватии, Золотой мыс — почти километровая белая галечная коса на опушке реликтового соснового бора, — находится неподалеку от туристического и винодельческого городка Бол на острове Брач.

Фестивали

Практически на каждом хорватском острове летом проводятся фестивали — исторические, гастрономические, музыкальные... На Браче это «Дни бобов и морской капусты», на Крке — конкурс пляски под музыку сопил, местной древней разновидности гобоя, а на Млете — сорокадневные представления и концерты «Млетского лета культуры».

ЕСТЬ

Кальмары, фаршированные устрицами

Очищаем 800 граммов кальмаров, фаршируем их смесью из риса, тушенного вместе с щупальцами, прожаренными на оливковом масле с луком, свежих устриц, тертого овечьего сыра и специй. Запечатываем каждый «конверт» деревянной палочкой-зубочисткой, обваливаем в муке, обжариваем со всех сторон, затем 20 минут томим на медленном огне. На том же масле отдельно тушим овощи, добавив белое вино, пока подливка не загустеет. Кальмары можно также фаршировать окороком, омарами или грибами.