И что это единственная крупная постройка в биографии известного зодчего. МОСЛЕНТА решила исправить это и рассказать о его непростой судьбе, его удивительных родственниках и его шедеврах.

Привет из Херсонеса

Инициатором создания музея истории земли русской был граф Алексей Сергеевич Уваров — один из первых серьезных исследователей отечественной старины, основатель Московского Археологического общества.

А еще он был сыном знаменитого николаевского министра просвещения, автора незабвенной триады «православие, самодержавие, народность». Того самого министра Сергея Семеновича Уварова приято считать этаким ретроградом и душителем свободы, что справедливо лишь отчасти. И уж неучем его точно назвать нельзя.

Уваров-старший в свое время был весьма известным историком, автором работ по антиковедению и классической археологии, входил в литературное общество «Арзамас», где состояли Пушкин, Вяземский, Жуковский, Батюшков и другие уважаемые господа.

Много лет Сергей Семенович возглавлял Академию наук (тогда президента назначал монарх), а впоследствии стал настоящим академиком.

Служение государю не позволило ему в полной мере реализовать себя как ученого, зато его единственный сын пошел именно по исследовательской стезе.

Уваров-младший прославился как один из первых профессиональных русских археологов. С учетом того, что археологии как науки в середине XIX века еще не существовало, можно сказать, что он был одним из тех, кто закладывал основы научного изучения древних памятников. Он работал в Суздале, Ярославле, Москве, в Причерноморье и Крыму. Несколько лет исследовал Херсонес Таврический, открыл самый большой храм города, по сей день именуемый в его честь Уваровской базиликой.

Граф по понятным причинам был одним из первых, кто столкнулся с проблемой хранения найденных артефактов. Тогдашние «любители древностей» копали в основном для личных коллекций, но основатель и первый глава Московского Археологического общества мыслил категориями научными и государственными. Эрмитаж — единственный публичный музей страны, открытый в 1852 году для широкой публики — не мог вместить всего объема поступающего материала. Поэтому Уваров настаивал на создании музея отечественной истории в Москве.

Поводом к организации музея стала Политехническая выставка 1872 года, организованная к двухсотлетию со дня рождения Петра I. На нее в Москву привезли множество экспонатов (в том числе, из Эрмитажа), которые были размещены во временных павильонах.

Выставка закончилась, а артефакты решили оставить в первопрестольной – они-то и легли в основу коллекций Исторического и Политехнического музеев.

Но для нового музея необходимо было здание, желательно, в центре города. На помощь энтузиастам благородно и безвозмездно пришла Московская городская дума. Ей «по наследству» досталось старинное здание Земского приказа, что стоял на Красной площади, которое члены Думы в 1874 году и пожертвовали на благо просвещения горожан.

Обветшавший дом XVII века разобрали и задумались о постройке нового, для чего объявили конкурс проектов. Участвовали в нем самые видные зодчие своего времени, а победил человек, на счету которого не было ни одной постройки — русский художник с английской фамилией Владимир Шервуд. Похоже на чудо, но это правда.

Тайны Шервудского древа

Шервуды появились на Руси на рубеже XIX века, когда государь Павел I возжелал завести в берегу Невы (там, где сейчас Обуховский завод) «большую механическую мануфактуру, которая производила бы хлопковую и шерстяную пряжу и ткани…».

Стоит отметить, что механическое прядение на тот момент только-только было изобретено в Англии, а Павел с великой морской державой дружил, посему и отправил через британский двор приглашение тамошним мастерам. Так в 1800 году в Санкт-Петербурге оказался уроженец Гринвича (графство Кент), мастер Уильям Шервуд.

Британец прижился, перевез семью, стал на русский манер именоваться Василием, в разумных пределах разбогател, обзавелся домом, а позже переехал в Москву, где тоже купил дом.

Из пяти его детей самым известным стал Джон (Иван) Васильевич, вошедший в историю как Шервуд-Верный.

Это была знаменитая история. В начале 1820-х Иван служил вольноопределяющимся в расквартированном на Херсонесе 3-м Украинском уланском полку, имел награды за участие в боевых действиях. Из частного общения с офицерами он узнал о существовании некоего заговора, что его искренне возмутило: «Я любил блаженной памяти покойного императора Александра I не по одной преданности, как к царю, но как к императору, который сделал много добра отцу моему», — писал он позже в мемуарах.

В соответствии с уставом честный служака отправил по инстанции донесение, которое дошло до военного министра Аракчеева. Шервуда пригласили на личную встречу с императором, где он и рассказал о своих опасениях. Шервуд не был членом Южного общества, фамилий не называл, говорил о заговоре в целом.

Происходило дело летом, за полгода до восстания на Сенатской. После окончания дела декабристов Николай I наградил преданного британца гербом и почетной второй фамилией Верный. Правда, в обществе его верноподданническое рвение не оценили, и чаще звали скверный…

Шервуд-Верный был дядей будущего зодчего, родным братом его отца Джозефа (Иосифа или Осипа) — механика по водопропускным сооружениям. А вот по материнской линии его дедом был Николай Кошелев – действительно известный строитель и архитектор. Он закончил Академию художеств, участвовал в строительстве Таврического и Михайловского дворцов, Исаакиевского собора.

В 1820-е годы уехал в Москву, помогать А.Л.Витбергу при сооружении Храма Христа Спасителя. Кстати, он первый указал на конструктивные недочеты проекта и техническую невозможность возведения храма на Воробьевых горах, после чего подал в отставку.

Иосиф с супругой и четырьмя детьми счастливо жил в купленном им имении Ислеево Тамбовской губернии, но идиллия долго не продлилась — отец семейства рано скончался, а через год умерла и его вдова. Четверых сирот взяла на воспитание сестра матери Мария. Когда Владимиру было восемь, его определили в Сиротский дом, который вскоре был преобразован в Межевое училище.

Особое внимание здесь уделялось черчению и рисованию, хотя изучалась и архитектура. Ее преподавал известный впоследствии московский архитектор и прекрасный рисовальщик П.П. Зыков. Владимир сразу показал себя удивительно одаренным художником, а забота Зыкова и попечителя учебного заведения князя Д.М.Львова помогли ему раскрыться.

Еще в училище благодаря своим патронам он стал получать первые заказы и даже зарабатывать приличные деньги. В итоге его тетя Мария Николаевна решила забрать мальчика из казенного учреждения и отдать его учиться дальше: «Я вижу, тебя надо взять. Должно быть, судьба велит идти тебе по стопам своего деда».

В 1857 году Владимир закончил Московское училище живописи, ваяния и зодчества, получив звание свободного художника «по части живописи пейзажной». А через пару лет он уехал в Англию по приглашению промышленника Чарльза Диккенсона, с которым еще в Москве его свел двоюродный брат.

Задачей молодого художника было написание портретов семейства, а заодно изучение опыта британских коллег. Владимир прекрасно проявил себя на родине предков и через пять лет вернулся в Россию уже довольно известным художником, сразу открыл курсы, обзавелся клиентурой.

Благодаря знакомствам с иностранцами Шервуд стал получать из-за границы заказы на картины русского жанра. Он был мастером на все руки: рисовал орнаменты, делал архитектурные и декоративные наброски, писал пейзажи, бытовые сцены и портреты. Последнее поприще стало основным.

Его кисти принадлежит целая галерея портретов виднейших персон того времени: историки Забелин, Герье, Соловьев и Ключевский, поэт Тютчев, философ и правовед Чичерин, литератор Станкевич, московский генерал-губернатор князь Долгоруков, филолог Корш, философ, литератор и гласный московской городской думы Самарин и многие другие.

Шервуд стал известен, даже знаменит, и закономерно получил в 1872 году звание академика. Но именно как художник, а не архитектор. Впрочем, это не означало, что он не мог принять участие в открытом конкурсе.

Конечно, не последнюю роль в участии Шервуда в конкурсе Исторического музея сыграли личные связи — он дружил со многими виднейшими учеными и общественными деятелями своего времени, некоторые из которых входили в попечительский совет музея. Это и Уваров, и Забелин, и некоторые другие. Может быть, благодаря этой близости Шервуд лучше других коллег осознавал, чего ждут устроители конкурса, и это понимание стало залогом победы.

Еще в молодости Шервуд был близок к славянофильским кругам, дружил с Юрием Самариным, общался с Шевыревым, Погодиным, Аксаковым, актером Щепкиным, художником Александром Ивановым, был знаком с Николаем Васильевичем Гоголем.

Он чувствовал запрос на все исконно русское, который к 70-м годам сформировался в обществе особенно четко: Россия в то время в очередной раз «вставала с колен», отходила от крымских неудач и мечтала о великих свершениях.

Тяга к историческим корням и героизация прошлого в такие моменты всегда становится главным трендом.

Новая Красная

Перед всеми авторами проектов стояла проблема сочетания нового музейного здания с уже существующим ансамблем Красной площади — кремлевскими башнями, Собором Василия Блаженного, верхними торговыми рядами (ГУМом). Последний тогда выглядел совсем не так, как сейчас: это было стильное классическое здание с портиком и колоннадой, построенное по проекту Осипа Бове. Оно «играло» с классическим же казаковским Сенатом и создавало двойственное сочетание средневековых русских памятников с ампирным наследием XIX века.

Шервуд решил свой проект в доселе невиданном «русском стиле». Большое прямоугольное здание со сложной внутренней геометрией было богато украшено резными декоративными башенками, кокошниками и сложными наличниками. Его образ явно перекликался с кремлевскими башнями, Покровским храмом, что-то автор взял от дворца и церквей Коломенского, храма Вознесения в Путинках и Троицы в Останкино.

Это был совершенно новый неожиданный облик, такого еще никогда не строили. Чуть позже в Москве как грибы после дождя начнут появляться особняки и церкви в духе русской эклектики, но на тот момент идея Шервуда была поистине новаторской.

Не с первого раза, но проект был принят высочайшей комиссией. Поскольку художник не имел достаточных строительных и расчетных навыков, ему в помощь был придан известный московский инженер и архитектор Анатолий Александрович Семенов. Он занимался материалами, расчетом нагрузки, коммуникациями и прочими техническими вопросами, а Шервуду оставили эстетику — внешний и внутренний декор. Оба справились, хотя не обошлось без сложностей.

Первые разногласия начались при формировании концепции внутреннего наполнения залов. Шервуд считал, что первичным должно быть общее восприятие, образ, посему главным элементом в каждом тематическом зале должны стать большие настенные картины, а артефакты в небольших витринах лишь дополнять их.

Это вызвало возмущение Уварова, которому, как настоящему археологу, дорог был каждый экспонат, а панно он считал второстепенными. Компромисса достигли с огромным трудом.

Потом, как обычно, начались проблемы материальные. Начинали строить на пожертвования и взятый кредит, потом казна ежегодно стала выделять по 200 тысяч рублей.

Но с началом русско-турецкой войны (1877 год) субсидии прекратились, равно как и строительство. Уваров ушел, Шервуд тоже.

Лишь через несколько лет в 1881 году, когда Москва стала готовиться к коронации Александра III, работы возобновились, но уже без Шервуда. Впрочем, свою миссию он к этому моменту уже выполнил.

В тот момент музей из городского подчинения был передан в ведение Министерства финансов, приобрел статус правительственного учреждения и получил новое титульное название — Императорский Российский Исторический музей. Почетным председателем был назначен младший брат императора – великий князь Сергей Александрович. Его стараниями и беззаветным подвижничеством Уварова и Забелина в 1883 году музей открылся для посетителей. Отсюда над входом в здание две цифры: 1875 — начало работ и 1883 — их окончание.

Конечно, кое-что из первоначальных замыслов автора не было воплощено, но бесспорно это творение Шервуда, его художественная идея.

Через десять лет на месте старых классических Верхних торговых рядов появятся новые, построенные по проекту Александра Померанцева.

Стилистически они будут выдержаны в том образе, который предложил Шервуд. Так что, в некотором смысле, именно его можно считать создателем архитектурной концепции современной Красной площади.

Последний штрих

После работы с Историческим музеем Шервуд по-прежнему много рисовал, увлекся скульптурой, писал труды по теории искусства. А в 1880 году вернулся в практическую архитектуру и создал еще один шедевр — памятник-часовню гренадерам — Героям Плевны.

Сначала был объявлен конкурс проектов, но ни одна предложенная работа комиссию не удовлетворила. Тогда Иван Забелин и порекомендовал академика Шервуда, который как раз освободился из-за приостановления связанных с Историческим музеем работ. Хотя опыта создания подобных объектов у мастера не было, доверие к его вкусу было безграничным, и ему предложили создавать памятник без конкурса.

Кстати, первоначально памятник строился не для Москвы, а для Болгарии. Он должен был быть установлен на холме под Плевной, на месте подвига русских гренадеров. И земля уже была выделена.

Но внезапно отношения между странами испортились. А поскольку деньги «по подписке» (то есть пожертвования) уже были собраны, проект решили несколько переделать и установить его в Лубянском сквере Москвы, где он стоит по сей день. Внутри небольшого, установленного на гранитном постаменте чугунного шатра находится ярко и затейливо расписанная часовня с красивым иконостасом, где иногда проводятся службы.

Второй и последний памятник работы Шервуда в Москве — это скульптурное изображение великого хирурга Николая Пирогова, установленное на одноименной улице. Правда, сам зодчий до открытия монумента уже не дожил.

Шервуд в Москве работал «редко, но метко». Всего три произведения, но каждое — шедевр, любое из них узнает каждый москвич и гость нашего города. А вот о самом зодчем мы вспоминаем непростительно редко. При том, что он положил начало целой художественной династии: два его сына стали архитекторами, а еще один — скульптором. И они тоже много сил отдали украшению нашего города. Впрочем, это уже другая история.