Рютаро Такахаси: «Самые любимые мною работы обладают слишком сильной энергетикой»
Данила Стратович: Такахаси-сан, вы коллекционируете исключительно японское искусство, но мне кажется символичным, что после открытия выставки Такаси Мураками в музее «Гараж» вы отправились в галерею, носящую имя самого крупного коллекционера русского искусства — промышленника, коллекционера и мецената XIX столетия Павла Третьякова, который также отдавал предпочтение искусству своей страны. Но сегодня такой подход представляется не очень современным, у вас никогда не было желания расширить вашу коллекцию за счет авторов из других стран, сделать ее более глобалистской? Рютаро Такахаси: Я начал коллекционировать почти 30 лет назад, в 1990-е, и, признаюсь, мир тогда был гораздо менее глобализированным, чем сейчас. В Японии в тот момент не было условий, позволяющих увидеть хорошие произведения зарубежных авторов, не было галерей, которые представляли европейское и американское искусство, практически не было музеев, которые делали бы большие международные выставки, не было крупных фестивалей формата биеннале. Поэтому все то лучшее, что мне тогда попадалось на глаза и, в конце концов, легло в основу моего собрания, было сделано японцами. Яёи Кусама. Повторение 2. 1996. Бумага, краска, фотоколлаж. Courtesy Kusama Enterprise, Ota Fine Arts. © Yayoi Kusama Д.С.: Сейчас в Третьяковской галерее проходит Московская биеннале современного искусства (беседа состоялась во время открытия выставки Мураками в сентябре 2017 года . — Артгид), куратором которой стала ваша соотечественница Юко Хасэгава. Вам понравилось ее кураторское высказывание? Р.Т.: Биеннале показалась мне не вдохновенной и не вдохновляющей. Возможно, потому, что экспозиция выстроена слишком просто, работам и людям в пространстве выставки слишком тесно. Но я еще успел сходить в ваш музей старого европейского искусства, знаете, тот, что недалеко от Кремля (имеется в виду ГМИИ им. А.С. Пушкина. — Артгид). Мне очень понравилась поэтичная выставка Цай Гоцяна про вашу революцию, особенно инсталляция во дворе музея. В Москве очень мало деревьев, это плохо для ее жителей. Яёи Кусама. Тыква. 1990. Холст, акрил. Собрание Рютаро Такахаси, Токио. Courtesy Kusama Enterprise, Ota Fine Arts. © Yayoi Kusama Д.С.: Помните ли вы свою первую встречу с Такаси Мураками? Какими были ваши первые впечатления от самого художника и от его произведений? Р.Т.: Я купил первое произведение Мураками еще в 1990-е, а впервые увидел художника, кажется, только в 2000 году, когда Мураками сделал выставку в Музее современного искусства Токио. Помню, мы перебросились парой слов, ничего существенного, знаете, по-английски это называется small talk, по-русски — nemnogo pogovorili, по-японски — татибанаси. Мы даже обменялись визитками! Помню, после этого двухминутного разговора я сразу же разыскал его галериста и попросил его передать художнику, что хочу купить одну из больших представленных на выставке картин. Но это же была музейная выставка, и работы Мураками не продавались, галерист не передал моего пожелания, но я думал об этой картине потом много лет. Нобуёси Араки. Мир юных дев. 1984. Серебряно-желатиновый отпечаток. Собрание Рютаро Такахаси, Токио. Courtesy Taka Ishii Gallery. © Araki Nobuyoshi Д.С.: Какой была первая купленная вами работа художника? Р.Т.: Знаете, его знаменитые панели с солдатиками (серия работ Мураками «Полиритм», представляющих собой параллелепипеды, утыканные игрушечными солдатиками Второй мировой войны. — Артгид). Эти работы во многом сформировали мое представление о Мураками как о художнике, хотя с тех пор и он сам, и его стиль разительно изменились. Вокруг игрушечных солдатиков японской фирмы Tamiya, которых молодой тогда Мураками апроприировал, сделав частью своих произведений, в какой-то момент сложилась целая субкультура. Но Мураками, используя, по сути, обычный промышленный товар, смог перекодировать эту субкультуру, создав из ее элементов свой особый мир. И это очень важно, ведь таким образом он смог превратить субкультуру в культуру. То же самое произошло со многими другими персонажами Мураками. Да, он умеет конвертировать субкультуру в большую культуру, и в этом его сила! Такаси Мураками. Полиритм (Красный). 1989. Смешанная техника, акрил, игрушечные солдатики в масштабе 1:32. Собрание Рютаро Такахаси, Токио. © Takashi Murakami / KaiKai Kiki Co., Ltd. All Rights Reserved. Д.С.: Я знаю, что вы начали коллекционировать, увидев однажды работы Яёи Кусамы. Что вас в них подкупило? У нее необычайно яркие, аттрактивные произведения, но эта яркость не скрывает того, что Кусама — очень сложный и трагический художник. Я знаю людей, которые отказывались от покупки ее работ, узнав, что у нее тяжелое психическое расстройство и что она половину жизни проводит в психиатрической клинике. У нас нередко считают, что произведение искусства не только является сублимацией личности автора, но и может транслировать его неврозы, а как считаете вы — врач-психиатр? Р.Т.: Кусама и вправду в молодости провела какое-то время в психиатрической клинике, у нее действительно были симптомы душевного недуга. Но она уже давно чувствует себя хорошо, да и врачи не опасаются за ее здоровье. Но правда и то, что она и сейчас много времени проводит в больницах. Странно звучит, но ей просто нравится их атмосфера. Кто-то любит жить в отелях, а Кусама любит жить больницах, ей так комфортнее и привычнее. Кусама действительно стала одним из первых художников, привлекших мое внимание. Причем было это задолго до того, как я начал собирать искусство, еще в эпоху моей молодости, в 1960-х. На волне расцвета контркультуры я увлекся современным кинематографом, и даже больше — экспериментальным кино. Помню, мы посмотрели запись хеппенингов юной Кусамы в Нью-Йорке. Я был просто потрясен. Эти акции сразу же стали очень много значить для меня. Кусама казалась мне просто невероятной, смелой и необычной, совершенно неземным существом, скорее богиней, чем человеком. Это воспоминание я пронес через всю свою жизнь до того момента, когда в 1998 году увидел на выставке ее большую работу маслом. Я сразу понял, что эта работа мне очень нравится, причем нравится до такой степени, что хочется иметь ее у себя. Это была моя первая покупка произведения Кусамы и вообще первая осознанная покупка, положившая начало коллекции. Д.С.: Считается, что по произведению художника можно получить представление о его личности и, более того, увидеть психологический портрет автора. Естественно, это натяжка, тем не менее, мне доводилось слышать, что некоторые психиатрические заболевания можно диагностировать, попросив пациента нарисовать картинку. Это правда? Р.Т.: Конечно, рисунок дает возможность увидеть, например, психический диагноз. Но я никогда не рассматриваю произведение искусства только как психологический или психиатрический отпечаток личности. Меня скорее интересуют сила и целостность, которые свойственны действительно выдающимся произведениям. Сила и энергия — вот что я ищу в творчестве разных художников. Ёситомо Нара. Candy Blue Night. 2001. Холст, акрил. Собрание Рютаро Такахаси, Токио. Courtesy автор. © Nara Yoshitomo Д.С.: Вас можно назвать «серийным собирателем». Например, у вас более двухсот работ Акиры Ямагути, много произведений Кусамы. Это выглядит странно. У нас обычно коллекционеры собирают скорее имена, чем произведения, часто они отказываются от покупки новых работ художника, со словами «у меня он уже есть». Р.Т.: В мою коллекцию входит около 3000 работ, и действительно, больше всего у меня произведений Яёи Кусамы — их примерно 80. Это, конечно, многих удивляет, но не меня, ведь именно эта художница стала для меня настоящим проводником в мир искусства, именно она, сама не зная того, сделала меня коллекционером. И Кусама, и Ямагути, которого у меня тоже очень много, активнее всего работали в то время, когда я начинал коллекционировать, и это отразилось на моем собрании. Манабу Икэда. История расцвета и падения. 2006. Бумага, тушь. Собрание Рютаро Такахаси, Токио. Фото: Кэи Миядзима. Courtesy Mizuma Art Gallery. © Ikeda Manabu Д.С.: Вы продаете или меняете работы из своей коллекции? Есть ли у вас художники, которые со временем перестали вам нравиться? Р.Т.: Я не продаю работы из коллекции, хотя, конечно, есть художники, которые со временем стали для меня, скажем так, менее интересными. Но я не продаю и не дарю даже их. Дело в том, что картины, которые нравились мне десять лет назад, а сейчас разонравились, тем не менее, не перестали быть частью истории коллекции, и именно этим они для меня важны. Глядя на свою коллекцию, я обращаюсь к себе и к своему прошлому, которое важно для меня. Эрина Мацуи. Пищевая цепь — Звездные войны! 2008. Диптих. Холст, масло. Собрание Рютаро Такахаси, Токио. Courtesy Yamamoto Gendai. © Matsui Erina Д.С.: Думали ли вы когда-нибудь о том, что ждет вашу огромную коллекцию после вашего ухода? Планируете ли вы основать музей или фонд? Р.Т.: Я хотел бы построить для своего собрания музей, но, вот же незадача, не могу накопить на строительство — все деньги вкладываю в коллекцию, и, к сожалению, не могу остановиться. Поэтому, честно говоря, перед лицом будущего я пребываю в растерянности. Тоже мне проблема, скажет кто-то, просто продай часть коллекции и построй на вырученные деньги здание! Но я даже представить себе не могу, что придется расстаться хотя бы с малой частью моих произведений, для меня слишком сложно... Дайдо Морияма. Мисава. 1971/2005. Серебряно-желатиновый отпечаток. Собрание Рютаро Такахаси, Токио. Courtesy Taka Ishii Gallery and Daido Moriyama Photo Foundation. © Moriyama Daido Д.С.: Работы каких художников украшают ваш дом, на что вы чаще всего смотрите? Р.Т.: Клиника... Многие произведения из моей коллекции украшают стены моих клиник, а их уже три, и во всех трех висят картины, которые мне нравятся. По правде говоря, самые любимые мною работы обладают слишком сильной энергетикой. Они активно влияют не только на меня, но и на моих клиентов, поэтому я долго раздумываю перед тем, как повесить что-то новое в одной из своих клиник. Некоторые из таких работ я показываю только на выставках. Что касается моего дома, то в нем ничего нет: работы с сильной энергетикой, которые больше всего мне нравятся, могут слишком сильно воздействовать на мою эмоциональную сферу, поэтому я предпочитаю проводить какое-то, но не очень долгое время дома, в некотором отдалении от моего собрания. Д.С.: Сегодня в России много говорят о правах российских коллекционеров и меценатов, которые, в отличие от американских коллег, не имеют никакой государственной поддержки, например, не имеют налоговых льгот. Как с этим обстоят дела в Японии? Понимают ли японские власти, что коллекционеры занимаются созданием культурного наследия будущих поколений? Какой статус имеют коллекционеры в современном японском обществе? Р.Т.: Налоговых льгот для коллекционеров в Японии нет. Более того, существует налог на наследство, который в Японии эквивалентен практически половине суммы, в которую оценивается наследство. Так что вам еще повезло. Естественно, я бы очень хотел, чтобы власти Японии поддерживали коллекционеров, но у нас коллекционирование считается развлечением для богатых, формой гламурного досуга, и, естественно, государство не стремится уменьшать налоги на деятельность, которую считает праздным развлечением. Кэндзи Янобэ. Желтый костюм. 1991. Свинец, сталь, счетчик Гейгера. Фото: Кэити Хадама. Courtesy Yamamoto Gendai. © Yanobe Kenji Д.С.: Я знаю, что вы стараетесь посещать все выставки Мураками. Как вы находите выставку в «Гараже»? Р.Т.: Не все: конечно, кое-куда я не доехал. Выставка в «Гараже» мне понравилась, потому что ее достаточно легко понять даже неподготовленному, не знакомому с японской культурой зрителю. Экспозиция выстроена так, чтобы показать становление Мураками как художника и продемонстрировать то, как на него повлияли предыдущие исторические и художественные эпохи, такие, как, например, период Эдо. Все это очень хорошо и тактично подано. Прекрасная работа кураторов музея!
