Нетребко и другие: концерты месяца
На сцене Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко прошел концерт мировых оперных звезд (и супругов) — сопрано Екатерины Сюриной и тенора Чарльза Кастроново. Она ролом из Екатеринбурга, он — из Лос-Анджелеса. Оба сделали прекрасную карьеру, еще до встречи в 2004 году на постановке оперного спектакля. Помогал певцам оркестр Музыкального театра под управлением Феликса Коробова. Программа, судя по всему, была выбрана так, чтобы успех был заведомым. Сплошные хиты. Хотя автор этих строк предпочла бы услышать и что-нибудь менее известное, или хотя бы не часто исполняемое в России. И решение начать концерт с русского репертуара – неплохой способ завоевать симпатии аудитории. Акцент Кастроново, как и своеобразие интонирования, не помешали впечатлению от прекрасного голоса, что в каватине Владимира Игоревича из "Князя Игоря", что в арии Ленского, где была уместно подчеркнута нотка сентиментальной томности. Серебристые рулады Сюриной в арии Людмилы из оперы Глинки и вовсе умилили. Мы услышали также фрагменты из "Адриенны Лекуврер", "Богемы", "Кармен", "Искателей жемчуга", спетых гостями с той непринужденной свободой, что отличает опытных мастеров. И неаполитанская песня о неблагодарном сердце (Кастроново) так же пленила точным ощущением стиля, как ария Лауретты из "Джанни Скикки" (Сюрина). Апофеоз супружеского дуэта наступил в нескольких оперных фрагментах, все — с любовной тематикой. Мими и Рудольф из "Богемы", Ромео с Джульеттой, Адина и Неморино из "Любовного напитка" – публике давалась возможность угадать, чего тут больше – личного или артистического. Концерт Екатерины Сюриной и Чарльза Кастроново. Фото: Сергей Родионов Еще один звездный – и семейный дуэт. Концерт Анны Нетребко и Юсифа Эйвазова прошел в Зале имени Чайковского. Билеты в партер стоили до 180 тысяч, что в разы больше стоимости аналогичных концертов Нетребко в Европе. Певица пригрозила больше не приезжать в Россию, если на ее выступления будут так взвинчивать цены. Но зал был полон. Концерт посвятили памяти Дмитрия Хворостовского. Для того, чтобы вникнуть в вокал, приходилось порой делать героические усилия. Чтобы разухабистый и пошловатый конферанс братьев Верников не затмил восприятия музыки. Чтобы странное (только "громко" и "тихо", без нюансов) и даже временами нестройное звучание Национального филармонического оркестра под управлением Владимира Спивакова не нивелировало впечатления от поющих голосов. К счастью, талант Нетребко такого масштаба, что затмевает все несуразности и недостатки. Первое отделение было отдано музыке Верди. Начавшись с увертюры к "Аттиле", оно закончилось фрагментом из "Аиды". После антракта гости исполнили семь номеров, так что до бисов дело не дошло. Звучали отрывки из веристских опер ("Паяцы" и "Сельская честь"), фрагменты " Пиковой дамы" и "Царской невесты". И если Юсиф Эйвазов, в целом качественно исполнивший свой репертуар, все же периодически пел с напряжением, например, на верхних нотах в "Трубадуре", то Нетребко захватывала перманентно. И не только мощным голосом, диапазон которого — как и богатство обертонов — с годами лишь растет. Но тем, как неодинаково она пела разные арии из разных опер. Каждый выход на сцену превращался в маленький моноспектакль. Переменчивость музыкальных эмоций мгновенно находила отклик в модуляциях голоса. Властолюбивая леди Макбет, влюбленная Аида, наивная и несчастная Марфа, жизнерадостная "плотская" Недда, самоотверженная Дездемона и жертвенная Мадлена (из оперы "Андре Шенье") разительно отличались друг от друга. Дар вокального и актерского перевоплощения певицы превращал дорогущий "престижный" вечер для вип-персон в оперный праздник. Концерт Анны Нетребко и Юсифа Эйвазова. Фото: Дмитрий Коробейников Интереснейший концерт в Доме на Знаменке, в помещении Московской средней специальной музыкальной школы имени Гнесиных, прошел в рамках музыкального цикла "Игра без правил", придуманного директором школы Михаилом Хохловым. Цикл реализуется уже второй год, его особенность – нестандартные подходы к исполнительскому искусству, "сброс" тривиальных трактовок, особый взгляд интерпретаторов музыки. Предыдущий концерт цикла, например, дал возможность услышать, как мульти-инструменталист Андрей Дойников играл шест сюит Баха на шести разных инструментах, от молоточкового фортепиано до маримбы. На этот раз в Органном зале выступили музыканты с европейскими именами — виолончелист Борис Андрианов (кстати, выпускник школы имени Гнесиных) и кларнетист Антон Дресслер. Баховская Третья сюита для виолончели соло волей этих мастеров превратилась в союз творческих рефлексий. В композиции под названием "LiveMoments" Андрианов играл Баха, а Дресслер – в перерывах между частями - представлял свои впечатления от звучавшей музыки, с помощью импровизаций кларнета, наложенных на "живое" электронное звучание. Возникающая полифония произвела сильное впечатление: "плотное" виолончельное звучание старинной аллеманды с сарабандой и бурре с жигой – и встречный "отвлеченный", "легкий", синкопирующий звук электроники с кларнетом. Казалось, эта психоделика, идущая в восприятии как бы "сверху вниз", встречается на полпути с виолончельным Бахом, двигающимся "снизу вверх". И точка схода – та самая игра без правил, но с предельно точным попаданием в истину. Концерт "Игра без правил". Фото: Майя Динова Кроме того, прозвучала "Spasimo" для виолончели, струнного трио, ударных и синтезатора Музыка Джованни Соллимы – современного итальянского автора и друга Бориса Андрианова - посвящена старинному собору в Палермо и его истории. Соллима, с его рассказом про собор и про чуму в Сицилии, про корабль в океане и пляски на городских улицах — это тягучие ориентальные мотивы, замешанные на приемах рок-музыки и джаза. Картинки быта и картинки бытия, с внезапными непредсказуемыми концовками, поразили отчетливо переданной музыкантами жесткой лирикой. Сдобренной "развитым" минимализмом и украшенной слуховой изобразительностью (в числе перкуссии был инструмент под названием "море", плоская емкость с крупой внутри, при вращении имитирующая шум волн и звук прибоя). Вечера Оркестра имени Светланова во главе с дирижером Владимиром Юровским всегда становятся событием. Концерт, организованный Московской филармонией в Большом зале Консерватории, исключением не стал. Программа, выбранная на этот раз, была составлена из двух, как будто бы разных, а на деле - схожих по духу произведениях: сперва звучал "Манфред" Чайковского, затем – Первый концерт Шнитке для виолончели с оркестром. Юровский сделал все, чтобы подчеркнуть смысловую преемственность музыки: "байроническое" начало, но стократ усиленное, доведенное до неистового трагизма, явственно читалось не только в "Манфреде", сочиненном по поэме Байрона. Оптимальный оркестровый баланс между эмоциональным "напряжением" и "расслаблением", полное равнодушие к современной боязни сильных и открытых чувств (при упругой, отточенной форме, исключающей даже намек на сантименты), необыкновенная убедительность взрывных экзальтаций и органичность коротких умиротворений - все это как нельзя лучше подходит и Шнитке, и Чайковскому. В то же время Юровский подчеркивает, что история внутренних демонов, терзающих душу рассказана, у композиторов совсем по-разному. Если Чайковский, избравший лирическим героем "волка-одиночку", говорит о дисгармонии и одиночестве гармоническим языком позднего романтизма, то Шнитке, писавший эту музыку после инсульта, размышляющий о страхе жизни и ужасе смерти, как будто испытывает нас на прочность: Борис Андрианов говорил, что слушатель "должен чувствовать себя так, словно в него впиваются иглы. Звучащие диссонансы должны причинять чуть ли не физическую боль". Это переживание разорванного сознания, подобное прыжку в бездну, всеобъемлюще передал виолончелист Александр Князев. Владимир Юровский. Фото: Евгений Разумный/"Ведомости" И закончим февральский обзор рассказом об еще одном филармоническом Концерте в Большом зале консерватории. Выступал оркестр из Нидерландов – Камерата Концертгебау, то есть камерный ансамбль солистов знаменитого европейского оркестра. Дирижировал Алексей Огринчук, первый гобой в Концертгебау, и было очень жаль, что мы вообще не услышали одного из лучших гобоистов мира: Огринчук только стоял за пультом. Первое отделение было отдано камерной версии "Зигрфрид-идиллии" Вагнера – той самой, что композитор написал для жены Козимы по случаю рождения сына. В трактовке Камераты жанр идиллии предстал в кристально виде: что-то нежнейшее, ласковое и прозрачное по звучанию. Звучание и тембр каждого инструмента проявлялись с максимальной чистотой. Сложнее было согласиться с камерным Малером: современное переложение его грандиозной Первой симфонии для шестнадцати инструментов тоже превратило грандиозный и многозначный замысел композитора в идиллию. Особенно в трактовке Огринчука и Камераты. Их версия красноречиво говорит о высоком качестве игры каждого оркестранта и сбалансированности звучания (за исключением назойливого аккордеона), но гораздо меньше сообщает о контрастной "шоковой терапии" этой симфонии. Все-таки Малер не сказки Венского леса писал.
