Опасные встречи и выход из тени: какой была и куда ушла эпоха ДК им. Горбунова

Обозреватель портала Москва 24 Алексей Певчев поговорил с непосредственными свидетелями того, как жила и куда ушла легендарная "Горбушка". Сейчас уже не многие помнят, что с конца 1980-х по 2010 год в легендарной "Горбушке" проходили, пожалуй, самые интересные концерты, а с 1987-го по 2000 год работал рынок радиоаппаратуры, позже переехавший в помещение завода "Рубин", неподалеку от метро "Багратионовская". Этот рынок закончит свою работу в следующем году. Два этих события показались обозревателю портала Москва 24 Алексею Певчеву прекрасным поводом вспомнить, как в ДК имени Горбунова появились первые люди, напрямую связанные с музыкой, и что из этого получилось. О том, как все было, рассказали первый председатель Клуба филофонистов Александр Тихов, глава "Отделения "Выход" Олег Коврига и директор музыкального магазина "Трансильвания" Борис Симонов, в прошлом коллекционеры пластинок (или, как их тогда называли, "дискоболы") и непосредственные свидетели того, как жила и куда ушла легендарная "Горбушка". – Рассказ о том, почему возник феномен "Горбушки", наверное, стоит начать с того, почему вообще возникла необходимость для подобного рода встреч. С чего все начиналось? Олег Коврига: Сейчас уже мало кто помнит, как все происходило в советское время. Например, я сижу в метро на своем пластмассовом сером портфеле. Ко мне подходит милиционер и в достаточно грубой форме говорит: "Встаньте!" – "Почему?" – "Потому что нельзя сидеть в московском метро на портфеле". – "Почему?" – "Нельзя". Так же было и с нашей любимой музыкой. Мы закон не нарушали, но мы были вне закона. Мы каждый день встречались на "Октябрьской-Кольцевой" в тупике. К кому-то попадает новая пластинка – и сразу она попадает ко всем друганам. У нас был очень высокий коэффициент полезного действия. В 1977 году у меня появлялось по три новых пластинки в день. В основном, конечно, это был мусор, но среди него было и "золото". Периодически приходили милиционеры, нас брали и вели наверх в милицейскую каморку. Там капитан милиции начинал учить нас жить: "Советский человек должен слушать русскую музыку, а не всякую там еврейскую!" Но мы тоже были не совсем ягнята. Мой друг Олег Андрюшин в ответ на это спросил: "Товарищ капитан, а как вы думаете, что бы на ваши слова сказал Владимир Ильич Ленин?" Капитан даже поперхнулся. Понял, что можно нарваться по партийной линии, потому что пролетарский интернационализм-то никто не отменял. Немного прополоскал нам мозги, и мы ушли без потерь. Борис Симонов: У меня в детстве был уникальный двор на Таганке. У всех ребят, имена которых я помню до сих пор, всегда были фирменные пластинки. Интересно, что впервые песню The Beatles – I Want to Hold Your Hand я услышал во дворе, несмотря на то что до этого жил и в Норвегии, где работали мои родители. Моя первая собственная пластинка – битловская, вышедшая на французском лейбле Odeon. Там было четыре вещи: Words Of Love, Eight Days a Week, I’ll follow the sun и No Reply. Потом уже были The Scorpions, но не немецкие, а нормальные – английские, Hello Josephine. Так что музыку я с детства любил и первые дискотеки лет в семь-восемь проводил: выставлял патефон во дворе, а потом проигрыватель. На постоянное место встреч, все эти толкучки, я не ходил, так как боялся подвести родителей: среди тех, кто коллекционировал пластинки, было немало как любителей, так и "нелюбителей" советской власти. А в 1987-м, в разгар перестройки, виниловые пластинки как-то перестали интересовать людей, и деятельность, которую я проводил на дому, не выезжая ни на какие толкучки в метро и парках, пришла в упадок. Александр Тихов: Мою первую пластинку мне притащил из школы ближайший друг. Это был альбом Rubber Soul группы The Beatles, и это было, конечно, событие! У него в классе была девочка, которая подманивала мальчиков пластинками, привезенными ей папой. Потом тот же мой друг притащил альбом The Rolling Stones – Big Hits. У парня, который жил двумя этажами выше, были The Doors – L.A. Woman, Iron Butterfly – In A Gadda Da Vida... Я ему говорю: "Дай мне твои пластинки, я их поменяю на что-нибудь, мы послушаем". И он дал. Вот так все и началось в 1972 году. А первый диск, который я купил себе, был The Beatles – Let It Be. Я помню, что достаточно быстро вышел на каких-то людей, у которых было все новье, и альбомы Uriah Heep и Deep Purple у нас появлялись почти сразу, как только они выходили на Западе. Мой первый выезд на толкучку, чтобы поменяться дисками с неизвестными людьми (тогда это было на Новом Арбате), был одновременно удачей и неудачей. Я отдал новенький бутлег Джимми Хендрикса, а взамен получил Slade – Slayed? По музыке – победа! Группа, на тот момент неизвестная в моих кругах, произвела фурор. Все омрачал лишь тот факт, что на песне Gudbye T’Jane была глубокая царапинка, и игла безжалостно прыгала. Я быстро обрастал новыми знакомыми. Новая музыка была нужна практически всем, с кем я общался. Обмен ширился. Через несколько лет у меня было до 10 встреч за вечер. Вообще, надо сказать, что меня бог уберег, что я не записывал за деньги. Люди, которые брали у меня пластинки и писали за деньги, почти все сели, все "двушечку" свою отмотали. – При том, что пластинок было немного, доступ к ним весьма ограничен, да и сам факт обладания ими был явлением сакральным. При этом вас на каждом шагу ожидали неожиданности. Какого они были рода? Олег Коврига: Однажды Саня Тихов позвал меня на толкучку в Малино. Я вообще на такие дикие толкучки особо не ходил: это было малоэффективно и опасно. У меня было две пластинки, от которых мне надо было избавиться. Приезжаем – там облава, милиция. Кто убежал, кого догнали... Я не бежал, и меня привезли в поселковое отделение, отобрали пластинки. Я говорю: вы у меня отбираете пластинки, давайте тогда бумагу составлять, иначе как? Мне в ответ: хочешь – пиши сам. Я беру лист и пишу, что "у меня, Ковриги Олега Владиславовича, конфисковали две пластинки: Лу Рид – The Bells и Джон Лорд – Windows. "Давайте печать поставим". – "Какая тебе нужна печать? Нет у меня никакой печати". – "Как это, в отделении милиции может не быть печати?" Вообще-то могли просто взять и выкинуть меня, но... в этом отделении оказались далеко не самые злые люди. Поняли, что я просто так не уйду. Достали печать. "Куда ее тебе, на лоб поставить?" – "Нет, вот на бумагу". Поставили. Естественно, когда нас забрали, все наши данные записали: кто такой, кем и где работает. Я тогда был инженером в НПО "Пластик". Через несколько дней звоню. Попадаю на того же капитана. "А-а-а! Это ты, инженер? " – "Да". – "Ну мы уже тебе бумагу в партком накатали, так что все нормально". – "Да мне какая разница? Я – беспартийный". – "Ну, когда начнется, поймешь, какая разница". – "А пластинки-то я когда могу забрать?" – "Да приезжай хоть сейчас". Я отпросился с работы. Приезжаю, сидит тот же самый капитан, но как будто уже совершенно другой человек: "Там шкаф. Посмотри, какие твои, и забирай". А шкаф полон конфискованных пластинок! Я бы мог забрать не две, а двадцать. Но карму-то портить не хочется. Потом этот капитан мне говорит: "Понимаешь, мне совершенно не хочется вас ловить. Я бы лучше телевизор посмотрел, в футбол поиграл. Но у меня приказ. И я не могу его не выполнить". В общем, расстались абсолютно по-человечески. Думаю, что, кроме меня, никто за своими пластинками так и не пришел. Боялись ребята. А бывали те, кому было приятно людей унижать. Вот он тебя поймал, взял пластинку, вынул ее, монеткой поцарапал – и все: была у тебя пластинка, и ее уже нет. – То есть создание официального и легального клуба было единственно возможным решением? Олег Коврига: Конечно! Когда Саня Тихов с Игорем Тонких создали клуб, это была реальная брешь в стене. Это было место, где можно было собраться, принести свои "рекорда" – драгоценности наши дорогие, смысл жизни нашей – и знать, что у тебя их не отнимут и ты не уйдешь ограбленный, униженный и оскорбленный. Это было огромное достижение. Когда я говорю "брешь в стене", я нисколько не преувеличиваю. Александр Тихов: Долгое время мы ездили по Подмосковью, скитались по лесам, все время меняли места, потому что, приехав в то же место второй раз, ты рисковал быть встреченным 15 милиционерами. В основном менялись, ведь интерес был не в деньгах, а в музыке. Новая музыка – где ее взять? Ничего нет, никто ничего не знает, каталогов нет, но тяга есть. Можно было поменяться и "через деньги": продашь за 40, купишь за 45 или наоборот. Но основной интерес был не нажива: был интерес к музыке. Позже мы стали собираться на "Маяковке" у музыкального магазина, и во время очередной облавы все побежали, и я побежал. Кому охота, чтобы твои пластинки забрали? Споткнулся и упал на Долгоруковской улице. Разбил колено и думаю: вот всё, нужно теперь что-то делать. После этого случая я всерьез задумался, как этим заниматься. Должен же быть какой-то выход. Что интересно, до 1982 года существовал такой вялый клубик "Красная звезда". Там с лицензионными пластинками сидели очень странные люди. Но что они там делали, неизвестно. Клуб закрыли сразу после смерти Брежнева. Я пошел в горком ВЛКСМ, просто с улицы пришел и говорю: "Как же так, есть интерес к музыке, есть люди, а вы их что же, в винный магазин толкаете? Не годится! Лучше по выходным пластинка, чем бутылка". В то время как раз в самом разгаре была горбачевская антиалкогольная кампания. Они сначала, конечно, обалдели, смотрели на меня с недоумением, тем более что выглядел я совсем не по-советски. Тем не менее комсомольцы сказали, что все это возможно только при создании общественной организации. Я написал устав общественной организации Клуба филофонистов. Назвал ее "Рекорд". Это название было понятно только посвященным. Они знали, что это название произносится с ударением на первый слог (пластинки в кругу меломанов-"дискоболов", называли "рекорда", от английского record. – Прим. ред.). У всех остальных оно ассоциировалось со спортивными и трудовыми рекордами. Для того чтобы официально зарегистрировать организацию, нужно было найти помещение. И в этом мне очень помог Игорь Тонких. Так Клуб филофонистов оказался в ДК им. С. П. Горбунова. Борис Симонов: Мой дружок Олег Коврига сказал, что открылся клуб, где можно покупать и продавать пластинки, компакт-диски. Но компакт-диски тогда еще были экзотикой, модный дорогой товар, не у всех были проигрыватели, и мало кто обращал внимание на такие кружки. Я пришел в малый зал ДК Горбунова, где и познакомился с Александром Тиховым. Он вместе с Игорем Тонких организовал Московский клуб филофонистов при ДК имени Горбунова. Сашу никогда не интересовало застойное существование. Он придумал клуб, создал его и пошел дальше. Чем-то я им приглянулся – музыкальными вкусами или чем-то еще, не знаю, но председателем клуба решили сделать меня. И до самого своего "ухода в город", до организации магазина "Трансильвания", я здесь провел семь лучших лет своей жизни. Тут была как бы новая семья, новая жизнь, все было законно, легально, открыто, никакого дефицита, особенно если учитывать то, что в разгар советской власти обладание любыми западными пластинками могло при случае инкриминироваться как идеологическая диверсия, что было абсолютной глупостью! Уже в следующей части мы расскажем, как "Рекорд" боролся с рэкетом, идеологическим прессингом и, конечно, о причинах заката целой эпохи "Горбушки". Читайте в ближайшие дни на портале Москва 24.