Основатель Hercules and Love Affair о соцсетях и моде
Расспросить диджея, продюсера и фэшн-фрика Энди Батлера, когда-то основавшего суперколоритную группу Hercules and Love Affair, а сейчас выпускающего собственные эдиты, о связи музыки и стиля мы поручили музыканту Кириллу Сергееву аkа Kito Jempere неспроста — оба известные бодипозитивисты и не прочь продемонстрировать торс во время сета в «Кузне».
Энди: Мы что, будем говорить о моде?!
Кирилл: Я так не умею! (Смеется.) Будем про все! Важно ли, например, артисту усиливать музыкальное впечатление внешними атрибутами?
Энди: Перед выходом на сцену я всегда думаю, как выглядеть подходящим, уместным, соответствовать тем песням, которые я недавно создал. Я ненавижу использовать костюмы, мне вообще не нравится идея костюма — это слишком театрально. Я следую собственному стилю, который позволяет мне оставаться самим собой, но передавать мои чувства, мое настроение. Но я уважаю художников, таких как Грейс Джонс, кто действительно возвел в своих выступлениях моду в культ и в каком-то роде умножил музыкальный посыл с помощью одежды.
Kирилл: Скажи, но ведь некоторые группы — это результат объединения по субкультурному принципу: сначала все носят определенные вещи, слушают определенный стиль музыки, а потом становятся Ramones и ребятами из панк-Мекки CBGB?
Энди: Я недавно смотрел их видео на YouTube, потому что просто очарован их феноменом. Ramones действительно концептуальны, то есть были задуманы. Джоуи создал их запоминающийся фирменный стиль, по сути определивший весь панк, и это была блестящая идея. Косухи и драные джинсы — для того времени это был отлично продуманный прорыв. Мы ведь дикие визуалы и первое, что воспринимаем, — картинка. Мальчишкой мне запомнился образ Front 242 с их потрясающими солнечными очками, бритыми головами и куртками — было сразу понятно, что они крутые. Нереально выглядел Майкл Хатченс из INXS. И каждый из них, по сути, придумал сценическую униформу. Но когда я привлекаю кого-то для сотрудничества, на первом месте музыка, а только потом внешний вид.
Kирилл: Я вдруг сообразил, насколько мощно концертная униформа влияет на звук. Guns N’ Roses — все в кожаных штанах, увешанные цепями — просто пишутся в студии! Сид Вишес из Sex Pistols играл бас-партии просто потому, что его гитара болталась настолько низко, что он не мог играть другие. То есть мелодии рождаются как продолжение тела, именно тело влияет на звукоизвлечение!
Энди: Конечно! Адепты техно нарядились в черные балахоны, потому что это удобно. Я же люблю чудаков с более ярким дресс-кодом, нежели у техно-готов. Меня беспокоит то, что люди из-за нехватки воображения постоянно подстраиваются. Я не фанат коллективного мышления. Мне нравится, когда вместе собираются личности.
Kирилл: Но есть и такие, кто сделал индивидуальный стиль массовым, — группа Nirvana и гранж, например.
Энди: Это потому, что, надевая дедушкину фланель и не заботясь о прическе, Курт Кобейн делал что хотел. Причина того, что гранж стал модным, — реакция на его честность и новаторство. Музыку и моду действительно не так просто отделить: грубость в музыке и образе, гладкость или сложность музыки и образа появились на одном драйве. Классные артисты фокусируются на своей работе, не придумывают, а проживают — и эта искренность в конечном итоге и оказывает влияние на моду.
Kирилл: Но был Майкл Джексон — большой продюсерский суперпродукт, как комиксы «Марвел» или DC. Я слышал, что его носки всегда были в цвет рубашки.
Энди: Когда уровень настолько высокий, над сценическим образом трудится целый штат. Все контролируется: правильная стрижка, актуальные луки.
Kирилл: Но сейчас наступила эра базовых вещей? В нью-йоркском метро ты можешь встретить парней в сером пальто и белой футболке, и один из них может быть техно-продюсером, а другой — миллиардером.
Энди: Парадокс, что в эпоху Интернета не хватает времени, чтоб развиваться. Мы все живем на масс-маркете и поп-продукте: Zara, H&M, Рианна, Бейонсе. Но ведь одежда — сложная система сигналов: украшения, прически и мейкап посылают сообщения, являются маркерами, по которым люди определяют друг друга. Я мечтаю, что в один прекрасный день дети перестанут пользоваться айфонами и от виртуальной жизни вернутся к реальной. Мой бельгийский друг-дизайнер недавно вместо показа сделал очень маленькую презентацию, где модели демонстрировали одежду исключительно избранным частным клиентам. Возвращается модель «медленной моды» против «ускоренной». Песни для первого альбома я писал шесть лет, про следующие просто молчу. Это реально сложно. Я даже не могу представить ритм работы модельера. Четыре-пять коллекций в год? Я не понимаю, откуда они берут столько идей.
Kирилл: Я думаю, для большинства коллекция что-то вроде эскиза, она не целый альбом, а подобна песне или даже части трека — развитая специфическая идея или сочетание цветов.
Энди: Вероятно! Я, кстати, научился шить и мечтаю этим заниматься, если у меня появится время. Я делал отличные аксессуары! И это отличная возможность вести небольшой надежный бизнес, как и писать отличную музыку для маленькой группы.
Kирилл: А где ты находишь довольно авангардную одежду для своих выступлений?
Энди: Одно время я писал для модных журналов как музыкальный обозреватель. И у меня осталось множество друзей из индустрии: фотографы, модели, дизайнеры. До выхода первого альбома я часто диджеил на модных вечеринках — был по-настоящему вовлечен в процесс. Меня и сейчас одевают начинающие модельеры, от одежды которых я действительно в восторге, она резонирует со мной. А от работы со стилистами я никогда не получал удовольствия: они давят, заставляя надевать то, что ты не чувствуешь своим.
Kирилл: Мне кажется, будущее — это когда мы будем делать себе инновационную одежду на 3D-принтере. Мы ведь до сих пор везде используем старые модели, просто смешивая и комбинируя их. А ты что загадываешь на будущее?
Энди: Мне бы хотелось, чтобы дети больше думали о том, что нравится лично им, а не о том, что бы понравилось другим. Без давления и чужих установок. Мы живем в такое время, что из-за соцсетей я знаю слишком много о жизни знакомых. Пятнадцать лет назад я не подозревал, чем они заняты воскресным днем, а сейчас знаю, хотя совсем этого не хочу.