Особое назначение

Первое событие 44-го Фестиваля русской музыки имени М. П. Мусоргского и Н. А. Римского-Корсакова в Пскове прошло без музыки. Это было открытие фотовыставки «Земля особого назначения» московского фотографа Анны Данилочкиной. Оно состоялось в театральной галерее «Цех». Вопросов по поводу того, какое отношение эта выставка имеет к фестивалю русской музыки, не возникло – потому что это и так было очевидно. Русский дух. Русские просторы. Русские надежда и тоска. «Земля особого назначения» - это Соловки, на которые Анна Данилочкина ездила раз пять или шесть.«Охраняет нас милый конвой»На этом фестивале раньше бывало так, что русская музыка на время уходила в тень Россини или Моцарта. Обосновывалось это тем, что раз исполнители – русские, значит и музыка становится русской. На этот раз обосновывать ничего не пришлось. В программе первого дня значились Сергей Прокофьев и Пётр Чайковский, а в программе второго – Николай Римский-Корсаков и Модест Мусоргский. Латвийская группа Dagamba, закрывавшая фестиваль, - особый случай. Впрочем, в её репертуаре имелись не только композиции Rammstein, ABBA и U2, но и русская часть, состоящая из отрывков произведений Прокофьева, Рахманинова, Бородина… Но прежде – о «Земле особого назначения».«Россию только так и надо показывать», - произнёс один из посетителей выставки, припомнив фотографии Бориса Скобельцына. Действительно, несколько пейзажных чёрно-белых фотографий Анны Данилочкиной напоминали то, что делал несколько десятилетий назад Скобельцын. И дело здесь не в храмах, водных просторах и скупом северном пейзаже. Сколько угодно сейчас фотографий на схожую тему, на которых на первом плане позолота, броские краски. В общем, глянец и гламур.Монастырский причал, 2003 год, (ручная чёрно-белая оптическая печать). Анна Данилочкина.На фотографиях Анны Данилочкиной признаки времени убраны. Осталось только пространство – туманное, загадочное, отчасти потустороннее. Если сравнить с музыкой, то сходная с этими музыка должна быть аутентичной. Никаких красивостей и внешнего эффекта.Никуда не денешься от того, что Соловецкие острова это не только старинный монастырь, но и в прошлом концлагерь. Очевидных признаков времени на фотографиях Анны Данилочкикой вроде бы нет, но мы же всё равно знаем – что происходило на этой земле в двадцатые-тридцатые годы прошлого века. Там был СЛОН (Соловецкий лагерь особого назначения). Соловецкую монастырскую тюрьму открыли ещё при Петре I – в 1718 году, но при большевиках тюремщики развернулись вовсю губительную мощь.Вид на монастырь со стороны Святого озера, 2003 год (ручная чёрно-белая оптическая печать). Анна Данилочкина.Первых советских заключённых на Соловки отправили в 1923 году. Через год там уже сидело почти 500 политзаключённых, не считая уголовников. Кто только там не сидел. В том числе и люди, имеющие отношение к музыкальному театру. «Соблюдая кодекс трудовой, // Охраняет нас милый конвой, // И гоняет с зари до зари // Нас с высокой Секирной горы...» Это отрывок из песни «Соловецкие огоньки», которой заканчивалось представление, поставленное заключёнными на Соловках. Секирная гора –самое страшное на Соловках место. Там находился карцер для штрафников.Спектакль «Соловецкое обозрение» поставил на Соловках бывший актёр театра Таирова заключённый Борис Глубоковский. Слова к музыкальному спектаклю он написал, положив их на музыку оперетты «Жрица огня» Валентина Валентинова. Заключённые пели: «И от нежной, душистой трески // Соловчане не знают тоски... // Когда-нибудь снежной зимой // Мы сберёмся весёлой толпой, // И начнут вспоминать старики // Соловки, Соловки, Соловки…» Сейчас бы это назвали сатирой, если не издевательством. А как иначе расценить выражение «милый конвой»? Но тогда жестокое, но недалёкое лагерное начальство, похоже, восприняло спетое со сцены всерьёз, не уловив едкую иронию.Белое море. Анна Данилочкина.В лагерной оперетте пелось: «Чем же не курорт?» Хотя бы тем не курорт, что на курортах обычно люди от голода не умирают (на Соловках умерло около 8 тысяч человек). И тем более на курортах не совершают массовых расстрелов.«Рассчитывают, что публика наша нетребовательна, что она примет всё»Во время закрытия 44-го Фестиваля русской музыки было сказано, что 45-й фестиваль вновь пройдёт в марте, то есть в том самом месяце, когда Мусоргский и Римский-Корсаков родились. Так что есть основание думать, что зрителей в 2019 году в филармонию придёт много, а не как в этот раз. Первые два концерта проходили при полупустом зале, и только группа Dagamba собрала почти полный зал. В антрактах активно обсуждалось – почему так произошло? Виновато ли начало дачного сезона? К общему мнению не пришли, но в любом случае понятно, что в марте на один и тот же оркестр с тем же самым дирижёром псковская публика ходит с большей охотой, чем в апреле.Музыкальную часть 44-й фестиваля открыли сюитой «Ромео и Джульетта» Сергея Прокофьева в исполнении симфонического оркестра Псковской областной филармонии (дирижёр Николай Хондзинский). «Ромео и Джульетта» Прокофьева - одно из самых популярных сочинений ХХ века (и балет, и сюита). Даже на нынешнем трёхдневном фестивале эта музыка со сцены Большого концертного зала звучала дважды – в исполнении псковского оркестра и в исполнении группы Dagamba. Но в конце тридцатых годов, когда она была сочинена, «Ромео и Джульетту» в СССР встретили с недоумением. В Большом театре сочли музыку нетанцевальной, как и в Ленинградском хореографическом училище. Впервые балет поставили в Чехословакии – в Брно.В Советском Союзе во второй половине тридцатых годов к новаторству в балете относились с подозрением – особенно после публикации 6 февраля 1936 года в газете «Правда» статьи «Балетная фальшь». В ней «прорабатывали» балетную музыку Шостаковича, но удар был нанесён по всем отечественным композиторам-новаторам. В главной партийной газете было сказано: «Авторы балета - и постановщики, и композитор, - по-видимому, рассчитывают, что публика наша нетребовательна, что она примет всё, что ей состряпают проворные и бесцеремонные люди». Прокофьев, как раз сочинявший в это время «Ромео и Джульетту», понял, что тоже может пасть жертвой кампании. Особенно учитывая, что в балетном либретто в шекспировский сюжет были внесены изменения. «Причины, толкнувшие нас на это варварство, - вспоминал Прокофьев, - были чисто хореографические: живые люди могут танцевать, умирающие не станцуют лёжа».Но дело было не только в сюжетных изменениях. «Правда» замахнулась на балет как таковой, указав на нежелательную балетную условность. В газете говорилось, что балету «всего труднее переломить традиции условности, привитые вкусами дореволюционной публики. Самая старая из этих традиций - кукольное, фальшивое отношение к жизни. В балете, построенном на этих традициях, действуют не люди, а куклы. Их страсти - кукольные страсти». Вопрос был поставлен ребром: нужны ли «кукольные страсти» советской сцене?В 2018 году советской сцены нет, а музыка Прокофьева продолжает звучать во всевозможных аранжировках.«Я был дилетант, я ничего не знал»После антракта псковский филармонический оркестр исполнил Симфонию № 4 Петра Чайковского. Когда автор её сочинял, свою «Ромео и Джульетту» он уже написал. Казалось бы, Чайковский был тогда знаменит и успешен. Но мрачные мысли его одолевали всё равно.Чайковский объяснял внутреннюю логику своей Симфонии №4 так: если тебе плохо и в жизни нет радости, то «смотри на других людей, веселись чужим весельем». Здесь самое главное кроется в слове «чужой». Музыкально это выражается в цитате разудалой русской народной песни «Во поле береза стояла», которую Чайковский использует в 4-й части. Быть на чужом празднике жизни – дело, вроде бы, неблагодарное. Однако с выводом «жить всё-таки можно», сделанным Чайковским, спорить почему-то не хочется.Второй день фестиваля посвятили музыке композиторов, чьим именем назван фестиваль. В ожидании концерта оркестра Санкт-Петербургской консерватории им. Н. А. Римского-Корсакова под управлением Алексея Васильева люди в зале обсуждали задник на сцене и афишу фестиваля. Не все поняли, что это такое. Самые ироничные говорили, что это похоже на обшарпанную стену областной филармонии, выходящую на Детский парк. В действительности, в основу художник взял стену церкви во имя иконы Божией Матери «Одигитрия» на подворье Псково-Печерского монастыря – с изразцами птиц. С восточными мотивами сюиты «Шахеразада» Римского-Корсакова эти птицы очень хорошо сочетались.Николай Хондзинский на открытии 44-го Фестиваля русской музыки имени М. П. Мусоргского и Н. А. Римского-Корсакова в Пскове. 20 апреля 2018. Фото: Андрей Кокшаров.«Шахеразада» тоже одно из самых популярных произведений, которое с готовностью используют не только академические, но и рок, и поп-музыканты, и джазмены. У Сергея Прокофьева тоже есть «Фантазия на тему Шахерезады».В мемуарах Николая Римского-Корсакова то и дело встречаются записи: «На лето мы переехали в знакомую и милую Вечашу», «лето 1898 года в милой Beчаше протекло быстро за сочинением „Царской невесты“», «к началу лета, которое мы вознамерились провести по-прежнему в Вечаше…», «ещё до переезда в Вечашу, нанятую нами опять на лето, я уже принялся за действие»... Это надо иметь виду, если вы вдруг оказались в Плюсском районе Псковской области, где находится мемориальный музей-усадьба Н. А. Римского-Корсакова Вечаша.В справочниках пишут, что композитор Римский-Корсаков умер в Лужском уезде Санкт-Петербургской губернии, в усадьбе Любенск. Но эта та же самая усадьба Любенск, что находится в Псковской области – в ста с небольшим километрах от Пскова. Просто внутренние границы в нашей стране за прошедший век многократно менялись.Псковская тема возникла в творчестве Римского-Корсакова задолго до того, как он часто стал наведываться в наши края, а потом сюда переехал жить. Первый вариант оперы «Псковитянка» сочинялся тогда, когда Римского-Корсакова можно было называть многое повидавшим морским офицером и начинающим композитором. Он уже обошёл под парусами полмира. Музыка в жизни Римского-Корсакова долгое время существовала как развлечение (походы в оперу в портовых городах, музицирование в кают-компании). В Лондоне Римский-Корсаков купил небольшой гармонифлют (похожий на прямоугольный ящик клавишный духовой музыкальный инструмент), на котором играл для «развлечения своего и товарищей».Если бы жизнь сложилась иначе, то мы могли бы знать Римского-Корсакова как известного путешественника или военно-морского офицера. Был бы он, как старший брат, вице-адмиралом… Однако первые главы его мемуаров всё равно остались бы теми же: поступление в Морской кадетский корпус и всё что с этим связано. Нравы в подобных учреждениях мало чем отличались от нашего времени. «Между товарищами развито было так называемое старикашество, - описывал произошедшее будущий автор «Шахерезады», «Золотого петушка» и «Царской невесты». - Старый, засидевшийся долго в одном классе, воспитанник первенствовал, главенствовал, называясь старикашкой, обижал слабых, а иногда даже равных по силе, заставляя себе служить, и т. п.». Один из восемнадцатилетних «старикашек» заставлял товарищей чистить себе сапоги, брал деньги и булки, плевал в лицо и т.д.»Римский-Корсаков в итоге выбрал совсем не морской путь, а стал композитором (нравы в культурной среде не менее жестоки, чем в среде морских кадетов). «Я был дилетант, я ничего не знал, - рассказывал он позднее. - Я был молод и самонадеян, самонадеянность мою поощряли, и я пошёл в консерваторию. Действительно, я, автор „Садко“, „Антара“ и „Псковитянки“, сочинений, которые были складны и недурно звучали, сочинений, которые одобрялись развитой публикой и многими музыкантами, я, певший что угодно с листа и слышавший всевозможные аккорды, - я ничего не знал...»«Изъять из либретто всякий намек на республиканскую форму правления во Пскове»У Римского-Корсакова был любопытный период в жизни. Он уже сочинил немало известной музыки и стал профессором консерватории, которую позднее назовут в его честь, но в то же время композитор начинает изучать дисциплины, преподаваемые в консерватории – восполняет недостатки домашнего музыкального образования. Когда в мемуарах он пишет: «Я ничего не знал», то здесь не чувствуется кокетства. «В этом я сознаюсь и откровенно свидетельствую об этом перед всеми, - признавался Римский Корсаков. - Я не только не в состоянии был гармонизировать прилично хорал, не писал никогда в жизни ни одного контрапункта, имел самое смутное понятие о строении фуги, но я не знал даже названий увеличенных и уменьшенных интервалов, аккордов, кроме основного трезвучия, доминанты и уменьшенного септаккорда; термины: секстаккорд я квартсекстаккорд мне были неизвестны…». Что же касается своих прежних музыкальных достижений, то, по словам композитора, многого он «достигал инстинктивно и по слуху».При сдаче «Псковитянки» Римский-Корсаков неизбежно столкнулся с цензурой. Тема была слишком скользкая: «Псковская республика», вече… (хотя на самом деле псковское вече ликвидировали задолго до Ивана Грозного). Как написал Римский-Корсаков: «В цензуре объяснили мне, что все изменения должны были клониться к тому, чтобы изъять из либретто всякий намек на республиканскую форму правления во Пскове и переделать второй акт из веча в простой бунт…». Композитор представил либретто оперы в драматическую цензуру. «Цензор Фридберг настаивал на том, чтобы в сцене веча были сделаны некоторые изменения и смягчения в тексте, - вспоминал Римский-Корсаков. - Пришлось покориться. Слова: вече, вольница, степенный посадник и т. п. были заменены словами: сходка, дружина, псковский наместник». В некоторых местах безжалостная рука цензора вычёркивала не отдельные слова, а целые строки из арий, к примеру, были изъяты слова посадничего сына Тучи: «Зазубрилися мечи, Притупились топоры. // Али не на чем точить // Ни мечей, ни топоров?» Очень важные слова.При подготовке оперы «Псковитянка» возникло препятствие ещё более существенное. Цензор Фридберг указал на высочайшее повеление, сделанное прежним императором Николаем I, в котором говорилось, что «царствовавших особ до дома Романовых дозволяется выводить на сцене только в драмах и трагедиях, но отнюдь не в операх». Таким образом, присутствие в опере Ивана Грозного могло погубить «Псковитянку». Римский-Корсаков спросил цензора: «Почему?» и получил ответ: «А вдруг царь запоёт песенку, ну оно и нехорошо…». Чтобы обойти запрет тридцатилетней давности, пришлось «хлопотать путем околесным».В Вечашу Римский-Корсаков стал приезжать с 1894 года. Ему понравились «чудесное большое озеро Песно и огромный старинный сад с вековыми липами, вязами». Это был не просто отдых. Снимая на лето усадьбу Огарёвых, композитор на берегу озера много сочинял («Дом тяжёлой и неуклюжей постройки, но вместительный и удобный. Купанье прекрасное. Ночью луна и звезды чудно отражаются в озере. Птиц множество. Лес поодаль, но прекрасный. Работа спорилась. За лето почти полностью была написана опера «Ночь перед Рождеством»). Под конец жизни Римский-Корсаков купит на другом берегу озера Песно усадьбу Любенск – с большим садом, беседкой под старой липой и домом на высоком берегу. Здесь композитор напишет свою последнюю крамольную оперу «Золотой петушок», а в Вечаше, кроме «Ночи перед Рождеством», сочинялись «Царская невеста», «Садко», «Сказка о царе Салтане», «Сказание о невидимом граде Китеже»… Всего этого хватит ещё на 44 фестиваля русской музыки в Пскове.Что же касается царской цензуры, то запрещено было упоминать не просто топоры и мечи, а топоры и мечи в связке с псковичами. «Государи псковичи! // Собирайтесь на дворы!- Зазубрилися мечи, //Притупились топоры…».Это была опасная смысловая связка.Чтобы оперативно отслеживать самые важные новости в Пскове и России, подписывайтесь на наши группы в «Телеграме», «ВКонтакте», «Твиттере», «Фейсбуке» и «Одноклассниках».