Поэт Павел Жагун – о работе с Пугачевой, песне для "Корней" и панк-провокации на эстраде

В апреле в Москве прошел Х международный фестиваль "Поэтроника", который с 2008 года объединяет актуальных поэтов, экспериментальных музыкантов и художников России, Европы и Америки. Один из самых интересных арт-фестивалей страны основал Павел Жагун – поэт, композитор, саунд-артист. Песни на его стихи слышал каждый: его тексты легли в основу хитов Аллы Пугачевой, Валерия Леонтьева, групп "Корни", "Моральный кодекс", "Иванушки International" и других российских поп-звезд. Но одновременно с этим Павел Жагун известен как независимый художник, работающий в области электроакустики, индастриала и поставангарда. Корреспондент портала Москва 24 поговорил с поэтом и композитором и узнал детали его необычной творческой биографии. – Как в Советском Союзе, в условиях если не информационной блокады, то малой доступности независимой музыки, вам удавалось узнавать о западной экспериментальной сцене? Ведь про тех же Throbbing Gristle даже на родине мало кто знал. Основными источниками информации в СССР были всевозможные книги и пособия для преподавателей и учащихся вузов. Подобные издания можно было довольно просто обнаружить на полках мало-мальски приличных библиотек во многих творческих учебных заведениях. Эти пособия, как правило, критиковали зарубежные исследовательские художественные практики, художественный и музыкальный академический авангард, именуя любое экспериментальное искусство "формализмом". Для многих здравомыслящих это было движение от обратного. Все знали о Кейдже, Фелдмане и Штокхаузене, да и в СССР в то время уже были советские Эдисон Денисов, София Губайдулина, Альфред Шнитке. Я любил посещать концерты академического композитора-авангардиста Валентина Сильвестрова в начале 1970-х. Мне нравилась энергия, которая возникала на подобного рода мероприятиях. В то время чем больше что-то критиковали культурные функционеры, тем больший интерес вызывало это художественное явление. Все эти алгоритмы существования были абсолютно привычными. Наверное, именно тогда нам стало понятно, что политика не имеет ничего общего с реальной жизнью. – Одновременно с работой в "Рецитале" (аккомпанирующем ансамбле Аллы Пугачевой) вы начали заниматься музавангардом. Из-за такой своего рода двойной жизни не возникало внутреннего диссонанса? Работа сессионным музыкантом не имеет ничего общего с сочинением и записью своей собственной музыки. Разница такая же, как между чтецом чужих стихов и сочинителем своих. Профессиональный исполнитель-инструменталист обязан уметь читать ноты любой сложности, в любом стиле и жанре, и делать это на профессиональном уровне в студии, в прямом эфире, на ответственных концертах и прочее. У каждого музыканта-профессионала свой рейтинг. Показателем уровня и востребованности музыканта являлись наиболее престижные и высокооплачиваемые вакансии. А также коллективы, гастролирующие за рубежом. Для меня таким местом работы, после десятка других, стал "Рецитал". Подобная работа мне казалась куда интереснее, чем всю жизнь просидеть в оперной оркестровой яме. Также для меня был важен уровень качества аппаратуры, с которой предстоит работать. Стоит ли говорить, что в "Рецитале" был самая лучшая аппаратура в СССР, которую можно было себе только представить. В дополнение народная артистка, пригласив меня в свой коллектив, предоставила новую трехкомнатную квартиру и московскую прописку. Любой оркестровый исполнительский опыт для действующего композитора всегда оказывается весьма полезен: так ты исследуешь устройство музыки изнутри. Однако следует понимать, что исполнение и сочинение музыки – это две абсолютно различные формы деятельности. Я никогда не испытывал никакого диссонанса как исполнитель и сочинитель. Я просто всегда знал, что как композитор хочу и буду всегда делать только то, что еще никто до меня даже не пытался. А иначе зачем. – Когда интересующиеся современной литературой читатели узнают, что вы автор текстов невероятного множества песен, они не верят. Аналогично – с теми, кто слышал написанные вами песни, но не читал ваших "серьезных" книг. Как вы переключаетесь между "ремесленником" и "художником" и переключаетесь ли вообще? Я часто говорю в своих интервью, что тексты моих песен – это не поэзия, это драматургия в чистом виде, просто использующая поэтические приемы. Когда я пишу песенный текст, я пишу не стихи – я пишу монологи для определенных персонажей с индивидуальным набором человеческих качеств и черт. Со своей лексикой, психофизикой и ментальностью. Также пытаюсь, чтобы тексты полностью соответствовали герою фонетически. В начале 1980-х я задумал написать провокативный концептуальный цикл текстов под названием "Эстрадные песни восточных славян" с эпиграфом из Аркадия Северного: "Вы хочете песен, их есть у меня". Все мои эстрадные персонажи используют "внешние языки", их тексты – это наиболее употребляемые речевые клише, новомодные словечки, известные народные пословицы, поговорки, расхожие образы эстрадной лирики и прочая советская песенная атрибутика. Все это во многом перекликается с событиями и героями любимого мной отечественного черно-белого кино и их многочисленными советскими песнями. Такая своеобразная подчеркнуто советская эстетика, знакомая с детства, и легла в основу корпуса этих текстов, который, впрочем, продолжает до сих пор успешно пополняться. Увлекательное оказалось дело. Так концептуальный стеб, замешанный на панк-провокации, проник на эстраду. Все, кто хорошо меня знают, прекрасно понимают, что это – скрытая ирония. Те же, кто узнают об этом впервые, очень часто не на шутку расстраиваются. Именно это мне и интересно. Парадоксальность во всех ее проявлениях – наиболее увлекательное явление. Что же касается, собственно говоря, современной академической поэзии, то здесь мы имеем дело, наоборот, с "внутренними языками" – современному автору над ними необходимо специально работать, создавать авторского себя и "свой язык" из ничего. Пишущему сегодня необходимо генерировать что-то личное, внутреннее, ни на что не похожее. Здесь нет никаких готовых алгоритмов, никаких языковых клише и прочих литературных лекал, никаких уже существующих речевых форм. Эта работа с клише и антиклише всегда была для меня интересным экспериментом с массовым сознанием. Мне нравится любая работа со словом и звуком. Это по-настоящему увлекает. – В "Википедии" ваша дискография начинается с 1984 года, но на "Дискогсе" мне не удалось найти записи тех лет на физических носителях. Сохранились ли артефакты самого раннего вашего периода экспериментального творчества? Хотя бы в оцифрованном виде? На моем сайте можно обнаружить все мои звуковые эксперименты в хронологическом порядке. – Не могу не спросить про самую известную песню группы "Корни" – "Ты узнаешь ее", которая стала чуть ли не главной культурной интервенцией в массовое сознание тех лет. Над песней смеялись все, кому не лень, но она все равно стала национальным хитом. Вы как-то рефлексировали в то время по поводу этого двоякого состояния? Композитором этого трека была использована часть текста, написанного мной еще в восьмом классе. Тогда это было просто стихотворение, называлось "Малина и Хлоя", и имело вполне конкретное юношеское посвящение. В этом тексте умышленно были использованы непривычные для неподготовленного слушателя метафоры, обращающие на себя внимание необычные образы. Получилось что-то напоминающее брызги холодной воды в лицо. Они-то и сработали, как потом говорили известные критики. Трек несколько лет продержался в топе. Видео: YouTube/Matvey Music – Поэтические тексты вы пишете с самого юного возраста, но первую книгу стихов "Радиолярии" опубликовали в 2007 году, уже будучи совсем зрелым автором. Почему вы выдержали настолько долгую паузу перед стартом? Я всегда избегал любых поэтических публикаций. В годы моей юности лучшие поэты были или совсем запрещены или вовсе не опубликованы. У нас дома всегда хранились самиздатские, отпечатанные на машинке под копирку отдельные стихотворения Осипа Мандельштама, Алексея Крученых, Велимира Хлебникова, братьев Бурлюков и Даниила Хармса, некоторые романы Михаила Булгакова. Осознавая всю бессмысленность советской литературной возни, я дал себе слово еще в юности писать только "в стол". Никогда ничего не издавать. Именно таким нехитрым способом можно было исследовать все, что хочешь. Все равно никто не увидит. Однако ближе к 50 годам издателям удалось все-таки уговорить меня что-то опубликовать, хотя бы издать свои давно написанные книги и отдельные тексты. – Фестиваль "Поэтроника", как мне кажется, стал светлой эпитафией по эпохе "поколения 30-летних" – последнему массовому и при этом интересному явлению в русской литературе. Можете опровергнуть этот тезис? "Поэтроника" это то, чего не хватало всегда лично мне самому. Я невероятно рад, что это кому-то оказалось тоже необходимо. Последний фестиваль был замечательным. Спасибо дорогим друзьям и коллегам. Видео: YouTube/elvira zhagun – Организаторы альтернативных арт-фестивалей, с которыми мне доводилось общаться, сетуют на пресыщенность московской публики и наперебой говорят о том, с каким незамутненным интересом их встречает региональная публика. Нет планов устроить выездную "Поэтронику", скажем, во Владикавказе, Белгороде или Сыктывкаре? Принципиально наш фестиваль некоммерческий, но любые перемещения по стране, как мы знаем, требуют дополнительных средств. Связывать "Поэтронику" с финансами и различными институциями пока нет никакого желания. Структура перформанса слишком свободна для фунционеров и институциональной цензуры. На своих перформансах мы ждем хорошо подготовленного к современному искусству слушателя и зрителя. Также на наших мероприятиях всегда есть и будет место для просто интересующихся новыми тенденциями искусства людей с открытым сознанием. – Какую музыкальную композицию вы бы послушали, если бы знали, что для вас она станет последней? Пусть это будет "Вокализ" Сергея Рахманинова в исполнении Тимофея Докшицера.