30 лет счастья. Знаменитый Театр Афанасьева отметил юбилей

Театру Афанасьева принадлежит рекорд по количеству профессиональных премий «Парадиз» в номинации «Лучший спектакль сезона» – 12 наград. Годом рождения театра считается 1988-й, когда был сыгран первый спектакль в репертуаре театра «Вечер французской комедии». С тех пор бессменный руководитель коллектива, выпускник Щукинского училища, режиссёр Сергей Афанасьев поставил более 100 спектаклей. После завершения юбилейных торжеств Сергей Афанасьев дал интервью нашему корреспонденту. Театр как ледокол Юрий Татаренко, «АиФ-Новосибирск»: За 30 лет работы в Новосибирске наверняка были спектакли, которые вас порадовали? Сергей Афанасьев: За столько лет много чего было – интересного и не очень. Афанасьев-зритель – признаться, я очень слаб в этой теме. Тем более если речь о Новосибирске. Побаиваюсь смотреть не свои премьеры. Было несколько крупных разочарований. После неудачных спектаклей я всегда заболеваю – на нервной почве. Вот выпустили премьеру – молва идёт, в Сети масса восторженных отзывов. Приходишь в театр – а спектакль не про тебя, уровень ниже плинтуса. Это очень тяжёлые ощущения. Может, я просто старею? Во всяком случае у меня наступил такой жизненный период, когда многое становится предсказуемо. Не хотелось бы никого обижать... Но то, что не безупречно, не впечатляет! И, как мне кажется, я не один такой – с высокими требованиями к спектаклям. – То есть у вас как в анекдоте: чукча не читатель, чукча – писатель? – Режиссёры крайне редко обсуждают работу коллег. А если ты ещё и дружишь с кем-то, лучше не смотреть его работу, чтобы не испортить отношения. Меня совершенно потряс театр «Грань» из Новокуйбышевска. Недавно на фестивале «Молодые театры России» в Омске довелось посмотреть спектакль Дениса Бокурадзе «Корабль дураков» – удивительно тонкое, смешное и в то же время очень трогательное действо. Прекрасная работа артистов и режиссёра, никогда не отделяю их друг от друга. – Ваше творческое кредо? – В отечественном театре сегодня большой интерес к современной драматургии. Классику же зачастую ставят в немыслимо авангардных решениях. Наш театр нацелен на поддержание традиций, хотя эксперименты нам отнюдь не чужды. На наши спектакли может прийти семья – три поколения. И никому не будет стыдно за то, что происходит на сцене! У нас нет ни мата, ни насилия, ни потакания низменным инстинктам. Жаль, что некоторые режиссёры именно на этом и строят свои творческие программы. Мне не нравится, когда в театр привносят улицу. Подобные вещи не очищают нас. Я считаю, что театр – это праздник. А улица на сцене – неуважение к публике. – Ещё один тренд отечественного театра – мультимедиа... – К использованию техники и других спецэффектов я отношусь нормально. Просто всё должно быть в меру. Главным на сцене должен оставаться артист. А помочь ему можно чем угодно – и светом, и музыкой, и дымом. Но порой всё это используется с единственной целью – скрыть актёрскую бездарность. Убеждён: авангард в русском театре – временное явление. Инновации на сцене были всегда – но без игнорирования традиции. То, что происходит в театральном мире сейчас... назову это по-ленински – «детская болезнь левизны». Ничего умнее, ценнее, интереснее, богаче, чем русский психологический театр, ещё не придумано. У меня нет никакой агрессии к либералам от искусства. Русский театр – как ледокол. Он идёт, пробивая себе путь во льдах, и всё ему нипочём. Толстой – не отстой! – Что бы вы сказали школьнику, заявившему: «Я «Ревизора» прочёл – зачем мне идти на спектакль»? – Я бы ответил: «Не спеши судить. В 14 лет невозможно понять «Войну и мир». Проще сказать: «Толстой – отстой!» Но придёт время, и ты поймёшь: классика даёт ответы на очень многие вопросы». Пьеса Чехова «Три сестры» не сводится к хронике жизни одной семьи. Увы, сегодня в школах не учат читать пьесы, разбирать их тонкости. А сострадать сёстрам Прозоровым можно только в театре. Поэтому – добро пожаловать на спектакль. А наша задача – не замутить замысел драматурга, не выстроить сценический ребус, не утопить зрителя в болоте режиссёрского самовыражения. Не стоит забывать: классик потому и классик, что оказался умнее своего поколения. – А как при этом не превратить классическую постановку в музей? – Надо быть живым человеком. И видеть в пьесе живых людей. Если ты не в состоянии их разглядеть, тебе не стоит заниматься этой профессией. Весь этот театральный авангард идёт от профессиональной неоснащённости и беспомощности, от неумения через актёра выразить мысль. Наладить творческий контакт актёра с режиссёром – хлопотно. Проще расставить артистов как мебель на сцене, включить неон, пустить дым – и дело в шляпе! – Вы погружены в театральные реалии. А замечаете ли жизнь вокруг? – Мы живём в удивительной стране. К примеру, есть закон о запрете мата на сцене, который сплошь и рядом нарушается, – не понимаю этого. Ну не нравится тебе этот закон – добейся его отмены! Но если правила существуют, их нужно соблюдать. Я всегда был законопослушным. Государство – моя личностная ценность. – У вас практически нет спектаклей по прозе – почему? – Я не учился инсценировать прозу, не умею писать пьесы. Есть мнение, что прозу легко перенести на сцену – достаточно ввести в спектакль человека, читающего описания пейзажей и состояний героев. Но это не будет театром! В лучшем случае получится чтение текста по ролям. Неси свой крест – К слову, о кино. Вы уже сняли два фильма, «Идиотка» (2009) и «Стерва» (1992). Давайте помечтаем – о приглашении на «Мосфильм» и большом бюджете... – Я написал три синопсиса: «Второе пришествие» – на библейскую тему, приключенческий боевик «Золото Алтая» и мелодраму «Je t aime, Patrick!» («Я люблю тебя, Патрик!») Девушка рассталась с сибирским олигархом и уехала жить во Францию. А через некоторое время брошенному приходит смс с номера его бывшей: «Я люблю тебя, Патрик!» Олигарх срочно вылетает, находит свою любимую в момент разборок с Патриком... Но хеппи-энда в этой истории нет! – Есть ли фильмы последних лет, что оставили яркие впечатления? – Меня просто перепахал фильм Бориса Хлебникова «Аритмия», чего со мной не было с советских времён. В картине прекрасный актёрский дуэт Александра Яценко с Ириной Горбачёвой. Отличный финал с разгоном пробки, который воспринимается как отсылка к Чехову – неси свой крест и веруй. У Хлебникова получилась многослойная история. Главный герой любит жену, любит людей – и идёт на нарушения инструкций, чтобы спасти жизнь больного. Это же донкихотство в высоком смысле слова. – 12 ваших спектаклей отмечены премией «Парадиз» в номинации «Лучшая режиссура». Вам не скучно в Новосибирске? – Ставлю спектакли не ради премий. Исторический факт: «Ханума» спасла жизнь человеку. Эту историю мне рассказала зрительница после поклонов. У неё была жуткая депрессия, она всерьёз задумалась о суициде. Подруга уговорила её сходить в театр. Женщина посмотрела спектакль, и жизнь ей вновь показалась прекрасной, имеющей смысл. Думаю, ради одного этого случая стоило заниматься режиссурой. – Что в коллективе первым делом нужно выжигать калёным железом? – Ложь, фальшь и бездарность. Я как-то давно объявил труппе: если между артистами возникнет конфликт, уходят оба. Рад, что таких случаев ещё не было. – Юбилейный вечер театра назывался «30 лет счастья». Поразительное мироощущение! – Нужно понимать, что счастье не падает с неба. Его создают ежедневно. Это большой труд. Юрий Татаренко