«Силу даёт свобода». Николай Коляда о том, как не надо ставить спектакли

В Краснодаре ожидается важное событие – из Екатеринбурга на гастроли к нам приезжает главный независимый театр страны. Его создатель – Николай Коляда, один из самых известных театральных деятелей Российской Федерации – дал «АиФ-Юг» эксклюзивное интервью. Драматург, режиссёр, педагог, театральный художник, редактор и издатель рассказал о разнице между театром бедным и убогим, а также о том, почему Краснодарский край – «такой образ рая на земле». «Приходится бить палкой» Вера Сердечная, «АиФ-Юг»: Николай Владимирович, зачем сегодня люди ходят в театр? Николай Коляда: Я не буду говорить вам, что театр – это трибуна. Нет. Я думаю, что люди приходят в театр после тяжелой работы, прежде всего для того, чтобы отдохнуть. Помню, мы как-то с Ахеджаковой репетировали, я ставил «Селестину» Фернандо де Рохаса, и говорю: «Лия, может, не надо вот этого, ведь будут все ржать?». Она повернулась ко мне и сказала: «Коль, а что плохого? Так много вокруг ерунды, глупости и беды... ». Абсолютно согласен. Но это не значит, что должна быть исключительно ржака. Где-то обязательно нужно уколоть в сердце. Надо аккуратно этот укол ставить. Чтобы человек задумался: а чего я смеялся? Я всегда выхожу перед началом и говорю публике: отдыхайте, веселитесь, а в конце приготовьте платочки, будете плакать. Спектакль идёт – зрители хохочут. Какие слёзы? Не верят мне. А потом я смотрю на поклоне – сидят с платочками. - Ваш театр стал образцом для создания десятков частных театров по всей России. Можете ли вы сформулировать какие-то правила жизни частного театра? - Мне невероятно приятно, что вы задали такой вопрос. Действительно, открываются частные театры – центры современной драматургии – и просят: пришлите свой устав. Я присылаю, не жалко! Что же касается советов... Совет простой: не верь, не бойся, не проси. Не верьте театральным критикам, друзьям, врагам – только себе, только своему вкусу. Делайте для себя, а не для других! Не бойтесь начальников, чиновников. Открывайте дверь с ноги и требуйте! Говорите: наш театр работает для молодежи, мы будем заниматься воспитанием вкуса. Власти обязаны помогать, должны пойти навстречу. Хотя... Вот я говорю: не проси; а сам вечно с протянутой рукой. Пусть так. Понимаете, можно быть бедным. Вот мы бедные, несчастные, но не убогие – вот это важно, это принципиально! И зритель ходит к нам, мы на днях в 181-й раз играли «Гамлета». (Где мы его только не играли, и в театре «Одеон» в Париже... ). В Екатеринбурге отличная театральная публика. Кто бы ни приехал, восхищается: какой у вас зритель! Даже в соседних городах зритель другой, более закрытый, зажатый, недоверчивый. Я думаю, отчасти это наша заслуга. Важно приучать публику к новому театральному языку, чтобы она понимала больше, расширяла горизонт привычного. Чтобы не ждала Шекспира в бархатных штанишках; чтобы считывала метафоры. Не надо бояться экспериментов. Делайте необычные спектакли и всё получится. - Вы как-то написали список пунктов, как не надо писать пьесу. А как не надо ставить спектакль? - Нельзя, чтобы в финале выходил маленький ребенок со свечой под музыку Свиридова. Нельзя играть спектакли про Пушкина со свечами, кринолинами и цилиндром. Наше искусство – путь по лезвию ножа. Чуть в сторону – и сваливаешься пошлость. Если у режиссера чуть-чуть не хватает вкуса, спектакль сразу провисает, это отвратительно. Это магическое «чуть-чуть» в нашем деле всегда видно. Вкус - главное для режиссера. А он появляется, если много читаешь. Что читать? Великую русскую литературу. Пушкин, Гоголь, Чехов, Горький, Шолохов – любого из них. Без великой литературы вкус никогда не образуется. Я вот провожу занятия со студентами-драматургами, спрашиваю, что читают. Какие-то объедки, огрызки, бредятину! Мы сейчас стали писать инсценировки. Даю студенту «Кондуит и Швамбранию», он приходит, пораженный: это гениальная книга! А я ему: «Илья, сколько тебе лет-то? Ты что, в детстве её не читал?». Нет! Беляева, Майн Рида... никто из них не читал. Получается, чукча не читатель, чукча писатель? Но это только в анекдоте... Приходится бить палкой, воспитывать. Одна встала, две сели - Кто в театральном процессе полезный, а кто бесполезный? Знаю, часто говорят о бесполезности критиков... - Бесполезных профессий нет, есть люди, которые мастерством не владеют. Есть хорошие критики, которые могут разобрать спектакль с уважением к тому, как он делался. Вот помню, как-то Ольга Галахова написала рецензию на нашего «Короля Лира», я там играю. Разнесла в пух и прах, камня на камне не оставила – но уважительно и грамотно. Критик – особая профессия. Не нужно жалеть убогих, не нужно всех хвалить. Нужно уметь разобрать спектакль по косточкам: что не сложилось? Что не произошло? Я вот люблю главного редактора «Петербургского театрального журнала» Марину Дмитревскую, хоть с ней и не согласен часто. Ругаемся – но люблю; у нее все искренне и грамотно, и журнал у нее удивительный. Еще ведь важно театр любить. Бывают критики, которые театр терпеть не могут. Встречаются бездарные завлиты. Кабинет завлита часто становится местом, где сплетничают, дружат против кого-то, пишут подметные письма. Но бывают и прекрасные завлиты – когда человек ищет новые пьесы, развивает театр. Помню, как Дина Шварц, завлит Товстоногова, в 1987 году мне, никому не известному драматургу, прислала открытку: «Георгий Александрович прочитал вашу пьесу «Корабль дураков». Какое внимание к начинающим авторам! Бывает актер – всю жизнь в театре, до седых волос, а работает ужасно. Да и режиссеры... Помню, Виктюк мне говорил об одном спектакле: «Да какая там режиссура! Одна встала, две сели». Есть режиссеры, которые думают, что их работа – это сказать, кому пойти направо, а кому налево. А в режиссуре самое важное – твоё слово. Тебе есть что сказать, ты говоришь что-то каждой сценой. Нужно, чтобы твой голос звучал для каждого зрителя. Звучал через этих алкашей, проституток – как там еще актеров ругают? Чтобы раз – и они из этой грязи вырывались и долетали до космоса. И зритель с ними. - Недавно вы писали в фейсбуке о том, что хотели повторить в новой постановке сцену из вашего легендарного спектакля «Ромео и Джульетта». И не вышло. Почему, театр меняется? - Не знаю, как театр. Человек меняется! Спектаклю «Ромео и Джульетта» – 18 лет, а мне все казалось – как вчера. Бывает, нам кажется, что двадцати последних лет – как не бывало. Что человек, которого ты когда-то любил, сейчас войдет в двери – и будет все как прежде! Он входит – а это уже дедушка или бабушка. И думаешь: лучше бы все осталось в памяти, как старые фотографии. Словами Гоголя: невозвратимо все, что ни есть на свете. Пусть прошлое остаётся в прошлом. А к настоящему нам всем нужно относиться бережнее, ценить его. Буквально неделю назад мы говорили по телефону с Ниной Дорошиной, хохотали, планы строили. А сегодня я узнал, что ее не стало. Как же так? Если бы я знал... Сказал бы ей что-то другое... От того же дерева - В Краснодаре ставили пьесы ваших учениц, Ярославы Пулинович и Светланы Баженовой, а в Новороссийске – вашу пьесу «Венский стул». В Краснодаре Яков Сергеевич Жарский защитил диссертацию под названием «Пьесы Николая Коляды: документальность как прием». Но спектакли «Коляда-театра» приезжают на Кубань впервые. Как удалось это организовать – в наше сложное время, когда гастроли устроить очень непросто? - У меня же под крышей два театра: «Коляда» и ЦСД (центр современной драматургии). И вот из ЦСД пришли ко мне и говорят: мы договорились, поедем в Ростов и в Краснодар, дайте театральный мини-автобус и прицеп. Я спрашиваю, сколько вам ехать-то на юг? Двое суток? А сколько заработаете? А с другой стороны, думаю – они молодые, им эта поездка как выход в другой мир. Пусть едут. Но спектакли у нас достаточно сложные, не знаю, как ваша публика примет. Можно было бы повезти что-то более народное: «Бабу Шанель», «Группу ликования», – эти в любой деревне на ура идут. Это наш «черный хлеб», который нас кормит. Не каждый же день «Бориса Годунова» играть или «Гамлета». - ЦСД привезет несколько спектаклей: моноспектакли Веры Цвиткис и Алисы Кравцовой, «Боюсь стать Колей», «Девушки в любви», «Мне мое солнышко больше не светит», «Мизантроп» и «СашБаш». Какие вы бы советовали посмотреть прежде всего? - Ну, хедлайнер тут – «СашБаш», спектакль о Башлачеве. На нем всегда битком народу. Играют его у нас в зале на сорок мест, а набивается по шестьдесят человек. Я Башлачева знать не знаю, это какое-то другое искусство и другой театр. Но смотрю – залы битком: надо перекреститься локтем, слава богу, что играют и что народ ходит! «Мне мое солнышко больше не светит» – молодежный спектакль. «Наташина мечта» – это моноспектакль Алисы Кравцовой. Как она держит зал, час двадцать – глаз не оторвать. Мы этот спектакль играли и в столицах, и в заграницах – всегда спектакль собирает полные залы. «Боюсь стать Колей», по прекрасной пьесе Вани Андреева – спектакль жутко смешной и очень грустный, как вся наша жизнь. В общем, к вам едут пьесы молодых драматургов, молодые актеры. Это тоже великий русский реалистический театр: росток в сторону, но от того же дерева. Ощущение ребенка - В ваших пьесах иногда фигурируют герои-кубанцы – как жених в пьесе «Уйди-уйди», которого в постановке «Современника» играл Гафт. В этой пьесе постоянно вспоминаемый Краснодарский край напоминает райские кущи. А вы бывали в наших краях? - А Майкоп – это у вас? Рядом? Там я бывал, маленьким. В Майкопе жил мой дядя, Коляда Федор Алексеевич. Самый старший из 11 детей, сестер и братьев моего отца, фронтовик, дослужился до генерал-майора, им вся семья гордилась. Он был начальник госохотинспекции, работал в заповеднике. У него был огромный дом. А я в детстве болел, и меня с дедом отправили в какую-то военную больницу, сердце проверяли, что ли... Понравилось мне в Майкопе: тепло, солнечно, и ветви деревьев свисают над улицей. И осталось впечатление: там тепло, там хорошо. Протяну руку, сорву плоды... Да, такой образ рая на земле, хоть земного рая и не бывает. - Николай Владимирович, вы написали более сотни пьес, создали успешный частный театр, который гастролирует по столицам и заграницам; обучили целое поколение драматургов. Поделитесь секретом, как нужно жить, чтобы не закапывать собственные таланты в землю? И чтобы все успевать? - Не задумывался над этим никогда. Живу, как живется. Я счастлив, что в 2001 году придумал свой театр. Я чувствовал себя свободным до невозможности. И это ощущение свободы – остается, и дает мне такую силу! Ощущение внутреннего ребенка – это самое главное, что должно сохраняться в артисте. Вот была у меня в гостях недавно Людмила Максакова, народная-пренародная. И такая простая. Через слово – матерок. Хохочем с ней, и я жалуюсь: мол, спина болит. А она мне: «Коля, тебе нужно заниматься пилатесом!» Ей 77 лет! Ложится на ковер в моем кабинете, грязный! И начинает заводить ноги за голову. Настолько она не генеральша. А бывают в театре «генералы»: получил звание – Бога за бороду схватил, жизнь удалась!.. А я не думаю, что жизнь удалась. Как можно говорить такое, если она не закончилась?