Почему выставка Петрова-Водкина в Русском музее – самая важная в этом сезоне?

Юбилейная ретроспектива Кузьмы Петрова-Водкина (140 лет!) в Русском музее открывается уже 24 мая и просто обречена на успех — художник одинаково понятен любителям и традиционной живописи, и радикального модерна.

Карьера одного из самых самобытных и «диких» русских модернистов — пример не русской, а скорее американской мечты о self-made man: сын сапожника вырвался из поволжских низов на вершины современного ему искусства. Начал 15 летний Кузьма как ученик иконописцев — эти технические и эстетические принципы так и останутся в его беспокойном творчестве порой отчетливыми, а местами едва проглядывающими элементами.

В 1900-х, отучившись в классе Валентина Серова в Московском художественном училище, молодой Петров-Водкин совершает традиционный для живописца того времени вояж на несколько лет по Европе. Посетив Францию, Италию и даже Северную Африку, он проникается идеями символистов, очаровывается тонкостью работ Матисса, всерьез воспринимает «аналитический метод» Поля Сезанна. Влияние европейских мод начала века ярче всего проявляется в гротескной, «антибуржуазной», написанной в темных тонах серии «Театр».

В 1911 году он вступает в модное эстетское объединение «Мир искусства», а годом позже напишет свое программное произведение — «Купание красного коня» — апофеоз символизма и вместе с тем полотно глубоко русское и бунтарское. «Гимном Аполлону» и «взрывом чудовищного смятения» назвал картину искусствовед и художник Александр Бенуа. Хрупкий обнаженный юноша, взнуздавший исполинского алого коня, — источник огромного количества интерпретаций: от прямолинейно фрейдистских версий до трактовок в духе текстов современного культуролога Александра Эткинда, усмотревшего в грандиозной символике солидарность с преследуемыми апокалиптическими сектами, хлыстами и скопцами — многие из которых поддержат пожар обеих русских революций.

В отличие от многих современников, Петров-Водкин никогда не изображал зло, отвратительную сторону существования, удручающую дисгармонию. Он всегда оставался певцом утопии — будь то эсхатологической или социальной. Впрочем, как считают исследователи, для художника апокалипсис и революция не были чем-то разным. В этом смысле он своеобразный Андрей Платонов в живописи. Пример этого синтеза — картина «1918 год в Петрограде», которую очень скоро стали называть не иначе как «Петроградской Мадонной». Хаос, голод и насилие первого советского года он выразил надмирным образом матери, кормящей младенца, — тысячелетний иконописный лик выписан на фоне совершенно по-импрессионистски окрашенных петроградских зданий, на которых обыватели читают декреты новой власти.

Даже в очевидно ангажированных, угодных большевистской диктатуре картинах он не допускает прямолинейности или пропагандистской плакатности. В картине «1919 год. Тревога» в центре сюжета — семья молодого рабочего, застывшая в тревожном страхе перед надвигающимися на город белогвардейцами. Но яркое цветовое решение, отступление перед прямой перспективой «остраняют» эту картину, превращая тревогу в чувство почти экзистенциальное, а не сиюминутное.

Со второй половины 1920-х, когда чиновники от искусства начали наступление на русский авангард, Петров-Водкин ушел в сценографию и преподавание. Художник оформлял «Дневник Сатаны» по Леониду Андрееву и «Женитьбу Фигаро» Бомарше в Ленинградском театре драмы (бывшей и будущей Александринке). И даже был избран в начале 1930-х председателем местного отделения Союза художников СССР, недавно созданного на обломках всего и вся. Утопист и эрудит, самоучка и оригинал пережил большой террор невредимым и в почете умер в страшном 1939-м.

Выставка «К.С.Петров-Водкин. К 140-летию со дня рождения» с 24 мая по 20 августа

Текст: Артем Лангенбург

Фото: архивы пресс-служб