«Маме в наших песнях не нравится мат и богохульства»

Клипы на основные хиты астраханских рэперов Anacondaz собирают в интернете миллионы просмотров. Приближается к этой отметке и свежий ролик на саркастическую песню «Ты знаешь, кто он», написанную к президентским выборам в России нынешнего года. Она войдет в новый альбом группы, релиз которого состоится осенью. Тогда же стартует и масштабный концертный тур волжан по стране. Но прежде коллектив выступит на крупнейшем российском опен-эйре «Нашествие». Корреспондент «Ленты.ру» поговорил с музыкантами Anacondaz Сергеем Сегой Карамушкиным и Артемом Ортемом Хоревым.

«Лента.ру»: К моменту появления Anacondaz в нашем рэпе уже хватало лидеров, возникла своеобразная иерархия. Трудно было вклиниться в эту среду? Какой момент в начале вашей карьеры стал поворотным?

Артем Хорев: Специально мы ничего не придумывали, не строили планов по захвату российской музиндустрии. Просто записали свой первый альбом и в 2009 году выложили его в интернет. Вскоре нас стали активно приглашать на различные мероприятия, мы поехали на первые концерты. Наша аудитория особо не пересекается с аудиториями других рэп-исполнителей — она скорее ближе к рок- и панк-группам. Поэтому, например, мы гораздо чаще выступаем на рок-фестивалях.

Сергей Карамушкин: В 2010-м мы перебрались в Москву, и все следующие альбомы делали уже в столице. Первым переехал Артем ради учебы в магистратуре Вышки, потом подтянулись остальные. Наверное, выскажусь не вполне патриотично по отношению к малой родине, но, если бы мы остались в Астрахани, вряд ли чего-то достигли бы. Возможно, и музыкой бы уже не занимались.

А вдруг бы вас оценила, скажем, астраханская администрация. Вы же там одни такие современные музыканты, вышедшие на федеральный уровень. Получили бы халявную репетиционную базу, студию?

А.Х.: Наши песни, по-моему, отпугивают максимальное количество спонсоров и рекламодателей. А уж администрация города, несмотря на то, что мы, видимо, самая известная группа из Астрахани, вряд ли пожелала бы, чтобы на федеральном уровне Астрахань ассоциировалась с нами (смеется). Хотя мы со своей стороны прикладываем для этого все усилия.

С.К.: Мы стремимся к тому, чтобы снимать классные клипы на свои песни. Это требует бюджета. Зачастую артисты типа нас находят его с помощью продакт-плейсмента и рекламируют в своих видео какой-нибудь бренд, в идеале — не совсем зашкварный. У нас так практически не получается. И с властями, естественно, мы никогда дел никаких не имели.

А.Х.: Как доходит до конкретных переговоров, все сворачивается. Например, предлагают, чтобы мы пили в клипе какую-то определенную водку. Я отказываюсь. Говорю, можете баннер свой в ролике показать, но бухать водяру в кадре — не хочу. Мне это не кажется крутым и оправданным.

С.К.: Или, вот, обращались дистрибьюторы известного энергетического напитка. Просили некоторое время в клипе уделить его употреблению. Мы отказались, а спустя какое-то время вышел ролик другого популярного рэпера, где он без проблем лакал данный напиток. Совершенно не упрекаю его, не считаю, что это однозначно плохо, но наши внутренние принципы не позволяют нам переступать некую черту, равно как рекламировать казино или букмекерские конторы.

Поэтому, как и многие теперь, вы часто опираетесь на краудфандинг?

Средства на запись альбомов у нас есть. Мы пользуемся краундфандингом не столько для заработка, сколько для рекламы альбомов. Новость о старте краудфандинговой кампании является одновременно сообщением о том, что мы начинаем новую работу. Такая информация публикуется многими новостными ресурсами, ее узнает максимальное число наших поклонников, которые подключаются к процессу. На запись предыдущего альбома необходимая сумма собралась менее чем за стуки, хотя мы предполагали, что понадобится несколько месяцев. На этот раз решили обойтись вообще без краудфандинга: к сожалению, нет времени его должным образом организовать.

С вами уже пять лет работает экс-продюсер Noize MC Григорий Зорин. Вы хорошо знакомы и самим Нойзом. Общение с ним как-то на вас повлияло?

А.Х.: Во многом — да. Благодаря Ване (настоящее имя Noize MC — Иван Алексеев — прим. «Ленты.ру») о нас быстрее узнала большая аудитория.

С.К.: В творчестве мы самостоятельны, по этой части Ваня помогал нам разве что только своим примером. Но с промо помог конкретно. Он рассказывал о нас не только зрителям, но и организаторам концертов. Приезжал в очередной город на гастроли и рекомендовал им: через какое-то время можете пригласить сюда Anacondaz.

В русском роке хватает песен, строчки из которых стали фактически крылатыми фразами. Их с ходу процитируют представители нескольких поколений. Отечественный рэп, кажется, еще не обзавелся таким наследием, хотя слов в нем произносится много.

Шлягеры в рэпе тоже есть. Правда, вот так, сразу, мне в голову приходят лишь какие-то босяцкие строчки типа: «Эй, братка, постой. Куда спешишь? Присядь со мной», «Вокруг шум, пусть так, не кипешуй…» Но в них проявляется народность жанра (смеется). Но если хорошенько подумать, то в рэпе можно наковырять стоящих цитат не меньше, чем у «Гражданской обороны».

А ваша фраза из песни «Спаси, но не сохраняй»: «Мы все шире, но мельче» — может стать афоризмом? По-моему, вы довольно точно одним штрихом охарактеризовали суть происходящего сегодня в России.

А.Х.: Может, наверное. Это уже не от нас зависит. Мне, например, нравится, когда вижу людей, у которых набиты татуировки с фразами из наших песен. Афоризм, так скажем, впитался в кожу.

У тебя у самого вытатуирована на руке известная реплика…

«Ты, Маруся, не верь сатане» — это же из песни в «Неуловимых мстителях». А вообще, моя татуировка — это интерпретация работы Паши 183.

Нравится этот фильм? Он же весьма наивный и совсем не из вашего детства?

В нем есть сказочная атмосфера. Понятно, что это гротескная история, но я смотрел ее юным, не чувствуя никакой политической подоплеки.

С.К.: Это позже мы на упоминаемые в нем события и вообще на нашу историю иначе взглянули. Когда до того же «Архипелага ГУЛАГа» доходишь, узнаешь много новой информации: о чекистах, лагерях… А в детстве Гражданская война еще была для нас романтизирована.

А.Х.: Я после таких документальных произведений долго отхожу, психологически восстанавливаюсь. Недавно, перед 9 Мая, прочел подряд книгу о Бабьем Яре и воспоминания о войне Николая Никулина. Сразу праздничные чувства улетучились.

Вам сейчас тридцать. Как вы охарактеризуете свое поколение?

Это первое поколение, переключившееся в школьные годы на интернет. В детстве у нас его еще не было. Мы смотрели мультики по телику, играли в футбол на улице. А чтобы договориться с другом о встрече, надо было зайти к нему домой или хотя бы дозвониться по стационарному домашнему телефону.

С.К.: Это выросшее в 90-х поколение, которого эти самые 90-е коснулись только своей поп-культурой. Наши родители сполна хапнули взрослой «гангстерской» атмосферы того времени, а мы просто смотрели «Терминатора» и играли в Dendy. Для нас это время сейчас воспринимается золотым. Сегодня — совсем другие герои и другая массовая культура.

А на ваши концерты приходят уже зрители помладше? Или в основном ваши сверстники?

С.К.: У нас взрослая думающая аудитория — это видно и по концертам, и по комментариям в интернете. Преимущественно — молодые люди от 18 до 25 лет. Детей и тех, кому за тридцать, немного. Нашего слушателя нельзя учить и поучать: мы даем пищу для ума, фанаты слушают наши песни, понимают, что мы хотим донести, делают свои выводы. Эта игра их забавляет.

Много ли проблем и вопросов вы получили после песни «Мама, я люблю», долгое время считавшейся самой популярной в вашем репертуаре?

А.Х.: Все эти истории с запретами, нападениями каких-то «активистов» связаны с уровнем популярности артиста. Если на тебе можно попиариться — обязательно кто-нибудь этим воспользуется. В тот момент, когда появилась «Мама, я люблю», мы еще находились в статусе «хорошо известных в узких кругах», и если бы тогда нас кто-то облил, допустим, зеленкой, вряд ли бы об этом написали все крупные СМИ. Так что разные твари к нам не приставали.

С.К.: Нас неоднократно просили не играть ее на фестивалях и концертах, и мы придумали использовать дисклеймер. Каждый раз перед исполнением «Мама, я люблю» Артем говорит примерно следующее: «Ребята, группа Anacondaz не принимает наркотики и вам не советует. А следующая песня — просто шутка».

То есть вы все же адаптируетесь к сегодняшним реалиям. Вот Найк Борзов, исполняя свою «Маленькую лошадку», ничего предварительно не пояснял.

С.К.: Да, я помню, что поначалу в радиоротациях она звучала без запикиваний и купюр. Но, возможно, Найк-то в этой песне имел в виду именно то, о чем и пел (смеется). Думаю, в отличие от нас, он не иронизировал над тем, почему людей так влечет все порочное, пагубное.

А.Х.: А вообще, конечно, восприятие моих песен — не моя проблема. Вы можете их слушать или нет. Я не хочу никого наставлять, показывать какие-то ориентиры. И если подростки в них что-то крамольное услышат и воспримут как руководство к действию, что я могу поделать? Пусть родители им объясняют, что такое хорошо и что такое плохо.

А как ваши родители восприняли проект Anacondaz?

С.К.: Моей маме в наших песнях не нравится нецензурная лексика и богохульства. Она может спросить: «Зачем ты здесь матерился? Можно же было обойтись без этого». Мы ведь при родителях в обычной жизни никогда не используем мат, у нас интеллигентные семьи. Но никаких скандалов нет, мама понимает наше творчество и поддерживает меня.

А.Х.: Родители не столько ругают, сколько переживают за нас. Опасаются негативных последствий, которые могут принести нам тексты наших песен. Они ведь тоже в этой стране живут. Видят, какие истории порой случаются с нашими коллегами. Мой папа следит за всем, что с нами происходит. Вот выйдет это интервью, он обязательно его прочтет.

Вам близка та линия, которую сейчас выбрал в творчестве Вася Обломов?

Мы тоже социально активны. У нас есть вещи «Смотри на меня», «Знаешь, кто он» и другие. Но нам принципиально не хочется, чтобы весь репертуар состоял только из таких композиций. А у Васи получается именно так.

С.К.: Мы были недовольны «законом Яровой». И отреагировали на него песней, которая только через год после появления этого закона вышла в нашем альбоме. Никакой шумихи по горячим следам мы не устраивали, клип на нее не снимали. А у Васи — ситуативная история. Сегодня что-то произошло, завтра у него песня по этому поводу. На мой взгляд, такая оперативность влияет на музыкальную составляющую: ему приходится делать все быстро. Он превратился в странного персонажа — этакий рупор, только не очень понятно, какой общественности.

Вот кто меня реально в этом смысле неожиданно впечатлил — это Оксимирон и его антиутопия «Горгород». Можно спорить, насколько значима там литературная составляющая, но с точки зрения авторской свободы все очень круто. Он вообще делает совершенно не то, что от него ожидают, у человека нет ни одного хита в традиционном понимании, но он собирает самые большие концертные площадки.

А Тимати и Фэйс — это хорошо?

С.К.: Сегодня в рэпе есть исполнители, которых любят за то, что мы в юности в этом жанре не принимали. У нас четко разделялись понятия true и «не true»: если ты поешь про материальные ценности, деньги, тачки, телок — это плохая сторона рэпа. Например, 50 Cent был «не true», а какой-нибудь Тупак Шакур — наоборот. Если брать тех, кто на слуху, сейчас есть Кендрик Ламар — глубочайший поэт, серьезный артист, а есть Лил Памп — грубо говоря, тот же Фэйс, только в международном масштабе. И, в отличие от времен нашей юности, сейчас все смешалось, и подобная легкомысленная музыка тоже вдруг стала true. Я смотрю на это как старый ворчун.

Что касается Тимати — он отличный стратег, бизнесмен, но музыка его — отстой. Фэйс вообще за гранью моего понимания. Однако первый делает деньги, второй — для кого-то звучит свежо. И это нельзя не признать.

А.Х.: Да, кого-то Фэйс веселит, меня — нет. Но это нормально. Я просто вырос на другой музыке и в принципе в музыке и в песнях ценю другое. Поэтому такое вообще не слушаю. Но ничего плохого в Фейсе и иже с ним не вижу. Наоборот, чем больше разных исполнителей, тем лучше. А Тимати — не музыкант, а бизнесмен. Может, шиномонтаж я бы с ним открыл, а песню совместную делать неинтересно (смеется).