Лариса Голубкина: "Если бы мы с Андреем играли вместе – очень быстро разругались бы и развелись"
Лариса Ивановна, "Заплатки" трудно отнести к определенному жанру. Это не традиционный творческий вечер, но и не спектакль. Что же это? Разговор со зрителем по душам. О том, о чем человек обычно говорит только своей подушке. Мне важен не жанр, а суть. Вначале, конечно, была мысль, чтобы хороший драматург написал пьесу. Мой друг – режиссер Гарольд Стрелков пригласил Родиона Белецкого. Мы встречались, подолгу беседовали, но в итоге у него получилась не пьеса, а… "роман". И тогда мы решили – пусть будет живой диалог актрисы и драматурга, который каждый раз может складываться по-разному. Это не репертуарный спектакль, я буду играть его ровно столько, сколько буду чувствовать потребность разобраться в собственной жизни. Сцена из спектакля "Заплатки". Фото: Театр Армии Что заставило Вас взяться за это рискованное занятие? Актёры всё время кого-то изображают, говорят чужой текст. Мне захотелось побыть самой собой. Ведь все эти ток-шоу о якобы "личной жизни" звёзд – сплошная выдумка. Там всё неправда. Даже реальные страсти-мордасти подаются под каким-то вывернутым углом. Искренность там и не ночевала. Я самокопанием занимаюсь всю жизнь и считаю, что делать это надо до самой смерти: это помогает восстановлению собственного характера. Я до сих пор не уверена, что занимаюсь своим делом… И это говорит актриса, отдавшая театру, кино и эстраде больше полувека?! Если быть точным – 56 лет. И все эти годы я себя спрашиваю – туда я попала или не туда? При том, что актрисой я хотела быть с детства. Жили мы в Лефортово. Каждую весну, как только просыхали лужи, во двор выносили патефон. Чей он был – никто не помнил. Общий. Кто-то устраивался на скамейке, кто-то сразу начинал танцевать. И я мечтала, что когда выросту, буду вот так же танцевать с Пашкой Воронцовым, волейбольной гордостью нашего двора. А однажды патефон сломался – кто-то слишком сильно крутанул ручку. Все огорчились, а я закричала, что буду петь для всех сама, потому что все песни знаю наизусть. Побежала домой, надела самое красивое платьице – дядя, военный летчик, привёз мне его из Германии, дело было сразу после войны – и влезла на табурет, с которого уже сняли патефон. И было мне тогда лет пять. Послевоенное детство было суровым, но это была самая счастливая пора моей жизни. Сцена из спектакля "Заплатки". Фото: Театр Армии Папа Ваши артистические наклонности не слишком одобрял? Он был военным, человеком строгим. Против музыкальной школы не возражал, но считал, что артистка – это не профессия. Думаю, что больше всего ему не нравились "вольные нравы", царившие в этой среде, но мне он, конечно, этого тогда не говорил. В музыкальное училище я поступила тайком от него. Мы с мамой скрывали это, сколько могли. Я его побаивалась и даже, для отвода глаз записалась на подготовительные курсы биофака МГУ. Если бы не стали актрисой, пошли бы в биологи? Возможно. С 5 класса у меня, единственной в школе, был дома живой уголок – какие-то крыски с красными хвостиками, потом кролики, морские свинки. Я сама за ними ухаживала. Мне хотелось лечить зверей. Я уже потом поняла, что врачу без артистизма нельзя, ведь он должен вызывать доверие у пациентов. Но после музыкального училища Вы отправились не в МГУ, а в ГИТИС... Потому, что там был факультет музыкального театра. Природа не обидела меня ни слухом, ни голосом. Моим педагогом была знаменитая оперная певица Мария Петровна Максакова. Она очень меня любила, но после первого курса я сказала, что хочу уйти из института. Папа продолжал сердиться, моя уверенность в себе таяла на глазах. "Заплатки" - комплексы, которые я собираю всю жизнь. И началось это в детстве, не без папиной помощи. Мария Петровна меня уговорила повременить с уходом, и тут мне как раз дали главную роль в "Гусарской балладе". Кадр из фильма "Гусарская баллада". Фото: 1tv.com Трудно было студентке на площадке с такими мастерами? Каково это было – петь в кадре с самой Шмыгой? Ко мне все очень тепло относились, помогали, как могли. С Татьяной Ивановной мы пели в одной сцене, но всё-таки в разных кадрах. Она была одной из лучших опереточных актрис за всю историю этого жанра в нашей стране. Я ведь не пошла в оперетту из-за голоса. У меня он низковат, пришлось бы петь характерных героинь, а то и возрастных. А мне не хотелось. Но больше всего меня раздражало, что артисты в оперетте говорят одним голосом, а поют другим. Мне наша оперетта даже в лучшие ее годы казалась насквозь фальшивой и какой-то примитивной. А опера? Тут я сама сдрейфила: мне казалось, что я плохо пою. Не хватает диапазона. Си бемоль наверху не так чисто звучит. В оперном театре это обязательно заметят, а в драматическом – нет. И потом – в оперной арии важна музыка, текст может быть откровенно примитивным, а мне всё время хотелось, чтобы текст и музыка были равноправны, соединены глубоким смыслом, как в романсе. Из-за этого, я кстати, получила четвёрку по мастерству только потому, что на экзамене не смогла спеть строчку "я навеки тебе отдалась". Постеснялась. Сцена из спектакля "Заплатки". Фото: Театр Армии После "Гусарской баллады" Вас пригласили в театр армии на спектакль по той же пьесе – "Давным-давно". И я, наивная, думала, что меня во всех спектаклях задействовать будут, а я пять лет ждала, чтобы выйти в роли Шурочки на сцену. И накапливала новые "заплатки". На меня в театре через лупу смотрели: петь-то ты можешь, а вот какая ты актриса?! В 67 или 68-м году меня Валентин Плучек пригласил в Театр сатиры на роль Сюзанны в "Безумном дне или Женитьбе Фигаро". Я пришла к худруку нашего театра Андрею Алексеевичу Попову, а он возьми и спроси – тебе там что, больше денег дают? Это сегодня такой вопрос в порядке вещей, а тогда это звучало как огромный упрёк. Я устыдилась и даже не пошла к Валентину Николаевичу объяснять свой отказ. Но и после этого роли на меня не посыпались. И я еще больше стала сомневаться в правильности выбора профессии. Но уйти из драматического театра на эстраду было немыслимо: в Москонцерте на меня смотрели как на драматическую актрису и певицей не считали. Слава, обрушившаяся на Вас после "Гусарской баллады", должна была хоть отчасти компенсировать эти мучения? И да, и нет. Поначалу в моём подъезде на всех восьми этажах – жили мы на последнем – стояли люди в очереди за автографом. И в театр публика шла, чтобы увидеть живую Шурочку. Но пристальное внимание ко мне моих коллег это только усиливало. Хотя, конечно, "Балладу", так же, как потом "Сказку о царе Салтане", где я сыграла Царицу, и эпопею "Освобождение", где у меня была роль медсестры Зои, часто приглашали на международные кинофестивали. Я с ними объездила полмира. Журналисты везде спрашивали, сколько я получаю, есть ли у меня собственная вилла, лошади. И я, как и мои коллеги-актёры, везде бойко врала, что конечно есть. А получала я в театре 69 рублей в месяц. Сцена из спектакля "Заплатки". Фото: Театр Армии Вам везло – за границу выпускали. Да, вы правы. Перед каждой поездкой нам подписывали характеристики о благонадёжности. Однажды меня вызвал к себе генерал, начальник Политического управления – хотел посмотреть, кому это он так часто характеристики подписывает. А я явилась к нему в широченных штанах. Он обомлел, увидев меня, а я улыбнулась и пропела "… и сшиты не по-русски широкие штаны". Была в то время такая популярная песенка о шпионах. От проблем на работе обычный человек отдыхает дома. Для меня это было невозможным, ведь у Андрея была та же профессия. Он всё отдавал сцене. Не могла я, придя домой, жаловаться ему на то, как я устала или как меня не ценят. И Андрей не жаловался никогда. Только однажды он пришёл, сел ужинать и сказал: "Ну, может, хоть рюмочку мне нальёшь?" Оказалось, что в тот день исполнилось 25 лет его службы в Театре сатиры, а его никто не поздравил. Ни стенгазеты, ни цветов, ничего. Кадр из фильма "Трое в лодке, не считая собаки". Фото: chert-poberi.ru Быть и актрисой и женой такого мужа было трудно? Все как у всех – завтраки-обеды-ужины, стирки-уборки. Я себя прекрасно чувствовала на кухне. Любила готовить, принимать гостей, а они у нас бывали часто. Одно знаю точно: жена заслуживает того мужа, какой у нее есть, а муж – такую жену. И чем бы ты ни занималась, что бы из себя ни представляла, уступать должна именно ты: где-то промолчать, где-то помочь, где-то не полезть в бутылку. Жизнь короткая и жалко её тратить на ссоры и размолвки. Иногда думаю, может, надо было быть просто хорошей женой и матерью, и не лезть на сцену со своими комплексами? Родители Андрея тоже ведь были ко мне строги. За два дня до смерти Александра Семёновича они смотрели "Последний пылко влюбленный", где я играла сразу трёх героинь. Когда вернулись домой, папа Андрея подсел к роялю и, что-то наигрывая, произнёс: "Хорошая ты баба, Лариска". И ни слова о том, какая я актриса. Марии Владимировне нравилось, как я пою романсы, но роли в театре не хвалила. Вместе с Мироновым Вы играли только в одном фильме – "Трое в лодке, не считая собаки". Почему так мало? Знаете, это к лучшему. У нас даже в концертах, с которыми мы ездили по стране, не было совместных номеров: отделение я, отделение – он. Если бы были, мы бы сразу переругались и развелись. Выходит, Вы и от него "заплатки" получали? Конечно, я же всё время должна была быть, что называется, на уровне. Но, знаете, от "заплаток" была и польза. Они не дали мне взлететь слишком высоко. Оттуда же падать очень больно. Сцена из спектакля "Заплатки". Фото: Театр Армии Неужели никогда не бывает обидно, что Вы сыграли – и в кино, и в театре – гораздо меньше, чем могли бы? Я ни к кому никаких претензий не имею. Мне дала природа всё, что могла. Но характер у меня не пробивной. Новый 1969 год могла встречать с Брежневым и Косыгиным – пригласили принять участие в закрытом концерте. Я пришла, спела и ушла, а остальные остались. Сами знаете, как полезно "неформальное" общение. Однажды к нам в театр приехал тогдашний министр обороны маршал Гречко. Сидели, разговаривали. К нему подсела одна актриса и стала что-то шептать на ухо. Андрей Андреевич согласно кивал, а потом вдруг спросил у меня, не нужна ли мне машина. Я ответила, что не нужна, потому что у меня нет на неё денег. Я получала тогда 100 рублей в месяц. У той дамы машина потом появилась. А для чего? Чтобы быть круче? От наличия машины таланта у меня не прибавится. Так зря или не зря Вы стали актрисой? Нет у меня ответа. Видимо, от сомнений никогда не избавлюсь. Такой уродилась.
