XII Международная летняя школа СТД: встречи с мастеpами
С чего началось Ваше увлечение театром? Как у многих – с драмкружка при Доме пионеров. Было это в Ташкенте. У нас там собралась замечательная компания. Мне вообще всю жизнь везло с компаниями. Это, мне кажется, залог реализации любых творческих способностей – чтобы рядом были единомышленники. Я знаю многих очень талантливых людей, которые исчезли из профессии потому, что были одиноки. Объединяйтесь. Компания не должна быть большой – три-четыре человека, и вы не пропадёте. Сегодня – и мне очень тревожно за наших студентов, вообще, за молодых – наступило время одиночек, а в одиночку прорваться очень трудно. Так вот этот компанейский дух нам прививала наш педагог – её, к сожалению, уже нет в живых – Ольга Карловна Фиала. Это она определила всю мою дальнейшую жизнь. Ольга Карловна относилась к нам, как к своим детям, собственных у неё не было. Она была удивительным человеком – прошла всю войну и всю жизнь потом воевала за справедливость. Абсолютная была идеалистка. Может, в память о ней я и сам пошёл в педагогику. Если бы мне, когда я учился в Школе-студии, кто-нибудь сказал, что я стану ректором – я решил бы, что этот человек сумасшедший. Кстати, я в первый раз провалился, и родители мне тогда сказали: хочешь – поступай через год, но иди-ка ты поработай сначала. И что, Вы вот так взяли и пошли на завод? Именно! Есть такое клише: "завод – это школа жизни". Но в моё время так оно и было. На 84-м ремонтном авиазаводе в городе Ташкенте работали потрясающие люди. Я, между прочим, слесарь 3 разряда. Разобрать токарный станок могу до сих пор. Собрать – уже вряд ли. Фото: prosvetcult.ru Чему самому главному Вас научили Ваши педагоги? О, педагоги у меня были гениальные. Софья Станиславовна Пилявская – ученица Станиславского, вы её знаете по роли тётушки Костика из "Покровских ворот". Кира Николаевна Головко, которая шутила: Немирович-Данченко за мной ещё ухаживал, а живого Станиславского я только в гробу видела. Виктор Карлович Монюков из первого выпуска Школы-студии МХАТ. Он поступал в 1943 году – перелом в войне уже наступил, но до победы было ещё очень далеко. И, тем не менее, студентам давали отсрочку от призыва на фронт. Вот какое отношение было к культуре! О том, чему они меня научили можно тома написать. Одно я знаю точно – школа должна быть консервативной. То есть я должен выучить вас так, чтобы вы могли работать с Анатолием Васильевым и с Юрием Бутусовым, с Костей Богомоловым и с Миндаугасом Карбаускисом. Я не должен готовить вас под одну гребёнку. Конечно, есть так сказать "авторские курсы" таких мастеров, как Пётр Наумович Фоменко или Сергей Женовач, которые со своими учениками создавали какое-то невероятное пространство. Но исключение только подтверждает правило – сегодня актёр должен быть универсалом. Значит, все амплуа умерли? Абсолютно и безвозвратно. Никаких тебе героев-героинь, травести и характерных. И произошло это не сегодня, и даже не вчера. Всё началось ещё в 80-х. Евгений Павлович Леонов, блестящий характерный артист, играл в Ленкоме Иванова. А Сан Саныч Калягин во МХАТе – Ленина в спектакле "Так победим". Я каждый раз приходил за кулисы, чтобы послушать его финальный монолог. Мне важен был не текст – интонации: в те времена так Ленин со сцены говорить не мог. Ефремову долго запрещали брать Калягина на роль вождя мирового пролетариата, ведь он же играл в фильме "Здравствуйте, я ваша тётя!" и только авторитетом своим Олег Николаевич додавил это назначение. Это раньше могли говорить об актёрах или спектаклях: вот это мхатовская школа, а это – вахтанговская, вот тут школа представления, а тут – переживания. Сегодня деление простое – хороший спектакль или плохой. И это, по-вашему, хорошо? Это данность. Давайте не будем забывать, что все – и Таиров, и Мейерхольд, и Вахтангов, и Михаил Чехов – все вышли из Станиславского. Мы к столетию МХТ такое "генеалогическое древо" сделали. Так вот, даже Гротовский – корнями в Станиславском. Вахтанговская школа подразумевала, что актёр, найдя и запомнив точный рисунок роли, должен уметь воспроизводить его снова и снова, пользуясь техническими приёмами. Мхатовская же, следуя за Станиславским, требовала, чтобы актёр на каждом спектакле вызывал в себе те эмоции, которые позволили ему проникнуть в суть роли. Но зритель и понятия не имеет, какими правилами руководствуется актёр на сцене. Ему важно, чтобы он был убедителен, а как он этого достигает на публике, по большому счёту, всё равно. Вы не только ректор Школы-студии, но и руководите Домом актёра. Зачем Вам это нужно? Дом актёра даже в нынешние времена всеобщего разобщения остаётся для нас домом. Сколько в его стенах проявилось талантов – не сосчитать! Здесь обретали свой первый приют студия "Человек", мастерские Петра Фоменко и Сергея Женовача. В минувшем году нашему Дому исполнилось 80 лет. Мы затеяли ремонт. В этом здании раньше размещалось министерство культуры. Театрального зала там не было, мы под него приспособили обычный замшело-чиновничий конференц-зал. А нам хотелось, чтобы это была современная театральная площадка. Нужны были средства. Я за ними отправился к Алишеру Усманову. Переговоры шли долго, а я не получал ни согласия, ни отказа. Наконец, в очередной раз набирая его номер, я в отчаянии, привёл последний аргумент: Алишер Бурхаевич, вы мою маму знали!" А её действительно знало пол-Ташкента. В трубке всё смолкло и я, ободрённый, продолжил: "Помните первый кооперативный дом, в котором все народные артисты жили? Там внизу был буфет, которым заведовала моя мама" И тут я услышал изумлённое: "Соня?!" И сразу следом: "Я дам вам денег". Вот к зиме, надеюсь, мы всё закончим, у нас будет такое театральное пространство, в котором могли бы проявить себя независимые творческие ребята. Каким был Ваш первый режиссёрский опыт? Незабываемым. Во всех смыслах этого слова. Где-то в конце 80-х мы были на гастролях в Париже, со спектаклем "Чинзано", который поставил мой друг Рома Козак. Спектакль с таким названием можно играть только на троих. Третьим был Саша Феклистов. Наша переводчица-креолка предложила сыграть спектакль на Мартинике. Это остров в архипелаге Антильских островов, заморская территория Франции в 3 000 км от метрополии. И там, если хотите знать, на 300 тысяч человек населения восемь муниципальных театров. Маленькие, но – государственные. Так вот, если есть рай на земле, то он – там. Не понимаю, как там люди работают: океан, паруса, яхты, креолки немыслимой красоты и ром. В первый же день мы поставили рекорд: трое на сцене – двое в зале, причём один из них спектакль видел прежде. Зато остальные семь спектаклей прошли с аншлагами. И нас попросили поставить что-то из русской классики. Я решил рискнуть. Предложил "Женитьбу" Гоголя. Они поставили условие – декорации должны уместиться в пять чемоданов, чтобы можно было возить спектакль по ближайшим островам. Валера Фирсов, наш художник с "Чинзано", исхитрился и сделал, как они просили. Потом был кастинг. Актёров там не так много и на "Яичницу" мы исполнителя не нашли. И тут кто-то предложил взять рыбака, обожавшего театр. Пришёл такой огромный креол-богатырь и сказал, что пьесу прочёл и роль мсье Омлета ему очень нравится. И он её действительно сыграл, причём выглядел на фоне профессионалов вполне убедительно. Спектакль получился очень красивый. Но прожил недолго – полгода. Там ведь публики раз-два и обчёлся. Фото: kazino-martiniki.blogspot.ru Станиславский отводил театру примерно два десятилетия. Но государственный театр так просто не закроешь. Что же делать, если он "выдохся"? Общей для всех формулы быть не может. Мне кажется, когда из страны уехал Любимов, Таганку надо было закрыть. Авторский театр – явление уникальное. Возьмём "Мастерскую" Гриши Козлова в Питере или театр "Около" Юры Погребничко. Ушёл из жизни Пётр Наумович, и театр, носящий его имя, стал другим. Не хуже, нет, но это другой театр. А есть театры-институции с огромной историей, такие как Малый, МХТ, Александринка, БДТ. Там смена лидера идёт по другим законам. Вот Сергей Васильевич Женовач принял МХТ. Мы все понимаем, что будет нелегко, но мы же хотим, чтобы театр продолжался. Что мне казалось важным во времена Олега Павловича Табакова – общедоступность. Первое название театра было Московский художественный общедоступный. Основатели имели в виду доступность зрителю. А Табаков понимал это как открытость для разной режиссуры – он считал, что там должны ставить и Богомолов, и Пускепалис, и Гришковец, и Карбаускис, и Шапиро. Каким будет теперь МХТ? Поживём – увидим. Что для Вас является главным в профессии? Интонация. Если ваше ухо не согласно с тем, что вы видите на сцене, вы уйдете со спектакля. То, как говорили 30-40 лет назад, сегодня уже звучит фальшиво. Для меня современная интонация это Женя Гришковец – я играю в четырёх его спектаклях. На мой взгляд, его роднит с Чеховым умение очень просто говорить о важном. А вот интонация наших сериалов – это смерть актёрской профессии. Исключения, вроде Серёжи Урсуляка или Володи Хотиненко, только подтверждают эту грустную истину. Вы чего-нибудь в жизни боитесь? Любому человеку порой становится страшно. Я боюсь за своих детей, за студентов Школы-студии, ведь они тоже мои дети. Мне страшно, что может случиться так, что вы – молодые и талантливые – вдруг начнёте уезжать отсюда, а этого нельзя допустить. Вы нужны здесь! Боюсь, что мы опять начнём жить страхом. Ведь доходит же иногда просто до абсурда. Пример из совсем недавних. У нас в МХТ была проверка и кто-то из проверяющих обнаружил, что огурец, служивший исходящим реквизитом, был куплен в 19.30, а спектакль начинается в 19.00. И сходу выдвинул предположение, что мы им водку после спектакля закусывать будем. А этот разнесчастный овощ нужен был во втором акте, который начинается в 21.00! Мы боимся говорить вышестоящему начальству правду, чтобы нас не уволили. Или даже просто неправильно поняли, ведь неправильно понятый человек уже считается врагом. Мне становится стыдно от того, что люди сегодня так легко сваливаются в неприкрытую, безудержную агрессию, не желая хотя бы выслушать точку зрения, отличную от своей собственной. Я не говорю уже о том, что её можно принять или хотя бы признать за ней право на существование наравне со своей. Впрочем, я оптимист беспробудный и надеюсь, что мои страхи всё-таки окажутся преувеличенными.
