Пропасть, в которую может провалиться и Третьяковка, и главное здание МГУ

В Третьяковскую галерею пришла группа студентов и преподавателей МГУ. Они осматривали и обсуждали картины. За это им были сделаны замечания: первое – во время осмотра, а вслед за тем состоялся неприятный разговор на выходе. Сотрудники музея сообщили, что группы «от 1 до 20» должны уведомлять о своём прибытии заранее и что проводить экскурсии разрешено только лицам, имеющим специал ьный знак Третьяковки. Преподаватели, разумеется, сказали, что экскурсий не проводили, а «обменивались впечатлениями от увиденного». Им, разумеется, не поверили. История выплеснулась в соцсети, потом на страницы федеральных СМИ, дошла до истфака МГУ, и истфак МГУ… принёс «свои извинения Третьяковской галерее за некорректное поведение сотрудников исторического факультета». Если вы думаете, что в подобной ситуации могут оказаться только преподаватели, пришедшие в музей со студентами, – следует сразу уяснить, что это не так. В такой ситуации может оказаться любой, кому есть что сказать в музее и кто, на свою беду, будет услышан сотрудниками музея. Например, вскоре подобная же история произошла с исследователем моды Тимом Ильясовым. Он тоже рассказывал спутникам «про шляпки» в Третьяковке – и тоже был сочтён угрозой. Поскольку славнейший вуз страны явно не считает необходимым указать на этическую извращённость и потенциально большую опасность сложившегося положения – сделаем это за него. Первое и наиболее очевидное: чёткой, мгновенно устанавливаемой границы между платной экскурсией и бесплатным рассказом добровольца не существует. Она может быть выявлена, например, путём опроса слушателей (не всегда), и логично, что люди, которые прямо зарабатывают на музее, не являясь его сотрудниками, что-то должны за это заплатить. Должны, заметим, не сотрудникам – а музею, поскольку они его используют. Музей же при этом не принадлежит ни сотрудникам, ни стороннему гиду. В случае же любого некоммерческого рассказа – в том числе лекции, в том числе волонтёрской экскурсии – претензии музея попросту неприличны. Разговор может мешать другим посетителям? Экскурсия профессионального гида тоже может мешать посетителям. А уж как может мешать стремление гида пройтись по экспозиции быстрей, быстрей, когда у посетителя не остаётся времени задержаться и сосредоточиться! И каково это – повторять одно и то же снова, и снова, и снова… Несколько лет назад гид (вполне компетентный, но спешащий и явно отрабатывающий номер) смазал мои впечатления от посещения пушкинского Лицея. Он не знает этого, солидный дядя в костюме-тройке, но он, со своим хорошо поставленным культурным голосом и заезженными фразами, подпортил исполнение давнего желания, подпортил мне Лицей. Рассказ может не вполне соответствовать правде? Во-первых, легенда – то есть неправда – является частью ореола, который окружает экспонат. Люди платят и за этот ореол тоже. Во-вторых, как мы уже видели выше, сотрудники Третьяковки заставляли замолчать людей вполне компетентных. Более того, в чём-то (в своей узкой специализации) наверняка более компетентных, чем профессиональные гиды, дающие «общий взгляд». И это очень важно: рассказ гида, дающего общее представление об экспозиции, – и рассказ специалиста-историка, или исследователя моды, или, например, врача или строителя с профессионально настроенным зрением – это разные рассказы. Разные! Специалисты расскажут о картине уже, но в чём-то глубже. И вот что с нами пытаются сделать: нас пытаются лишить разнообразия. Нас пытаются лишить глубины. Представьте, что все, кому есть что сказать, в музее будут молчать. Или опасливо шептать соседу на ухо. Представьте, что музеи лишатся самых важных своих посетителей – а именно тех людей, для кого экспонаты важны настолько, что они о них читают и думают. Для человека естественно делиться своими мыслями с другими людьми – и тем более естественно это делать прямо перед тем объектом, который вызвал размышления. Мы смотрим на одно и то же – и пришли специально, чтобы на это посмотреть – мы разговариваем об этом. Что может быть естественнее? Что ещё более важно: только до тех пор, пока люди что-то думают об искусстве, – оно остаётся значительным. Смерть искусства может наступить не только через его прямое уничтожение (в этом случае ещё есть шанс, что оно станет легендой), но и через превращение его в штамповку. В что-то, чем можно прикрыть пятно на обоях. «Налетай, торопись, покупай живопись!» А до тех пор, пока искусство для людей важно – они будут о нём думать. И разговаривать будут. Ей-богу, с точки зрения заботы о посетителях проще и правильнее раздать любителям молча медитировать перед картиной – наушники с шумоподавлением, чем запретить посетителям разговаривать о картинах. В том числе компетентно разговаривать. И если даже преподаватели не «обменивались впечатлениями», а рассказывали о картинах заинтересованным студентам – это можно только одобрить. Ведь они пришли в своё личное время, они заплатили за билеты, чтобы поговорить. О картинах! Значит, эти картины – по-прежнему важны. А иначе зачем бы они висели в Третьяковке? Потому что «так принято»? Вслед за отмиранием смысла ритуала отмирает и ритуал. И вот ещё что следует сказать. «Эффективный менеджмент» музеев – коль скоро он сведён к зарабатыванию денег – неотделим от того, чтобы искусство теряло своё значение. Положение музеев усугубляется тем, что ресурс, на котором им предложено зарабатывать, им не принадлежит. Когда государственные (не частные) лондонские музеи перестали брать плату за вход, в этом был именно такой смысл: мы признаём, что наши экспонаты – не товар, а достояние. Зонтики или шарфики с принтом картин Ван Гога – вот это товар, а сами картины Ван Гога – достояние. Принципиальная разница. Если же вы равно платите за всё (за посмотреть на картину, за рассказать и послушать о картине и за шарфик), то непонятно, где здесь разница между товаром и достоянием. МГУ не должен был сдавать своих сотрудников – даже не потому, что они сотрудники. А потому, что за этим небольшим проколом видна пропасть таких размеров, что туда может провалиться и Третьяковка, и главное здание МГУ. Если зарабатывание денег любой ценой они поставят выше нематериальных смыслов, если возобладает отношение «вот моя делянка, а вот твоя делянка», если в музеях об экспонатах будут рассказывать только «специально подготовленные люди» – так оно и произойдёт.