Дон Жуан в джинсах, Джульетта в кедах. Костюмер театра – о тайнах профессии

Казалось бы, костюмер в театре - человек незаменимый, именно он отвечает за выпуск артиста на сцену. Но научиться этой профессии нельзя: каких-то специальных курсов нет, и «корочку» соответствующую нигде не дают, можно только перенять опыт у другого, более опытного работника. Впрочем, сами костюмеры при­знаются, что они в театре не работают, а служат. А как этому научишь? По крайней мере, так объясняет свои полвека за кулисами костюмер Театра драмы имени Горького Лидия Васьковская. Театр начинается с вешалки Юлия Панфиловская, «АиФ на Дону»: Лидия Владимировна, вы пришли в театр в 19 лет, а через два года будет уже полвека, как проработали в нём. Целая жизнь! Лидия Васьковская: Так театр и стал моей жизнью, я себя без него уже не представляю, и муж мой здесь работал, и дочка росла. У нас служил один артист, буквально горел на сцене, ждал пенсию, как спасение. А потом признавался, что уже через месяц отдыха стал так тосковать. Причём, ходить как обычный зритель на представления от тоже не мог, хотя его приглашали на каждую премьеру. Страдал до самой смерти. Я вообще-то мечтала работать на железной дороге, но здоровье подкачало. Узнала, что требуется помощник бутафора, решила попробовать. И всё, закулисье затянуло. Больше 40 лет мастерила лёгкие гири, муляжи фруктов, замки из фанеры. В ход шло всё, от старых тряпочек и газет до натурального шёлка и бархата. Помню, ещё в 1971-м году, когда ставили спектакль «Наследство», для антуража понадобилась хрустальная посуда. А где её возьмёшь? Страшный дефицит! И вот мы вырезали её из жести, да так ювелирно получилось, что одну вазочку я потом притащила домой. Отец как увидел, сначала даже не понял, что фальшивка. Говорит, дочь, ты как таким богатством разжилась? Потом долго смеялся, когда понял, что к чему. Были и очень сложные заказы. Например, «День Победы среди войны» разворачивался по сценарию в Летнем саду Петербурга. Режиссёр потребовал, чтобы скульптуры были, как настоящие. Пришлось лепить 12 античных фигур в полный рост! Зато декорации получились потрясающие. В некоторых спектаклях публика начинала аплодировать, стоило только подняться занавесу, ещё до появления артистов, так впечатлялась убранством сцены. До сих пор вспоминаю такие моменты и мурашки по коже. Но с возрастом стало сложнее заниматься бутафорией, пришлось уйти к костюмерам, сначала да­же горевала, а потом обвыклась и теперь уже все мысли о том, что на этот раз придумает художник по костюмам. - А вот сколько на один спектакль требуется костюмов? - Зависит, конечно, от сложности постановки. Например, наш знаменитый «Тихий Дон» получился масштабным со всех сторон. Более трудной, более невероятной работы, чем перевод этого романа на язык театра, трудно себе представить, и костюмы сыграли в нём большую роль. Мы их только гладили перед премьерой три дня. А на гастролях всё это богатство еле умещалось в пять больших ящиков. На плечиках висели отутюженные старинные рубашки, сарафаны, казачьи свадебные наряды. Ещё «Цыган» получился достаточно сложным, расцвеченным необыкновенными костюмами (для спектакля их создано больше ста!). Целое дело было его «собрать». Каждому артисту, выступающему впервые, необходимо подготовить костюм: если есть подходящий - подогнать его по фигуре, если нет - сшить новый. Заветам Станиславского следуют не только актёры. Стараемся, чтобы зритель верил как талантливой игре, так и костюмам. Хотя сегодня на Дон Жуана могут надеть джинсы, а на Джульетту кеды, и такие наряды тоже нужно уметь подбирать. А сам образ дорабатывается уже на артисте. И чтобы во время спектакля зрители увидели его во всём его великолепии, мы, костюмеры, наводим лоск. Каждая рюшечка крахмалится и отглаживается. Жизнь закулисья - Зато во время представления можно дух перевести. - Какой там! Пока идёт спектакль, мы стоим за кулисами с нитками и иголками наготове. Во-первых, меняются костюмы по несколько раз, иногда артиста нужно полностью переодеть за минуту. А во-вторых, то молния у кого-нибудь разойдётся, то платье по швам треснет, то пуговица отлетит. И попробуй не дать артисту в этот момент ниточку прикусить. Они же все суеверные, боятся, что память «зашьём». - А правда, что не только суеверные, но и капризные? - Разные, конечно, бывают. Но я заметила, что чем талантливее человек, тем он проще. Взять Михаила Ильича Бушнова, светлая ему память. Какой актёрище был, режиссёр, но при этом такой внимательный. Понимал, что звёзды светят не сами по себе, им в этом помогают десятки людей. Хотя и капризы редко возникают на пустом месте. Артисты перед премьерой как натянутые струны, нервничают, могут резкое что-то сказать. Но мы не обижаемся, наоборот, стараемся оградить от ненужных переживаний, подбодрить, и хвалим, хвалим, хвалим. Их же хлебом не корми, только купай в обожании. А бывает и просто надо помолчать, дать выговориться человеку. Трагедии и драмы разворачиваются не только на сцене. До сих пор помню Танечку Ливанову, первую жену знаменитого артиста Игоря Ливанова. Он привёз её в Ростов-на-Дону из Ленинграда сразу после свадьбы, свидетелем на которой, кстати, был Михаил Боярский. От этой пары глаз было не оторвать, молодые, красивые, влюблённые. В 1987-м году Таня с маленькой дочкой поехали проведать родных, а возвращаясь, попали в страшную аварию под Каменском-Шахтин­ским. В их поезд, стоявший у платформы, из-за ошибки диспетчера врезался грузовой состав. Игоря, потерявшего в одночасье семью, было не узнать. И если бы не театр, кто знает, справился бы он сам с горем. - Эти стены лечат? - Да, причём всех: и артистов, и зрителей, и всех тех, кто работает за кулисами. Люди же именно за этим сюда идут, хотя проще купить, допустим, билет в ки­но. На любом спектакле меж­ду зрительным залом и театральным людом возникает некое обоюдное притяжение - как вольтова дуга, происходит «химия», случается взаимное творчество. Бывает же, что актёр не сразу затягивает в сюжет, а зритель своим желанием помогает ему, подпитывает. А бывает и наоборот. Я сама, когда смотрю нашу «Матерь человеческую» по Закруткину, всегда плачу, не могу остановиться, поднимается внутри такая боль. Там по сюжету история молодой женщины, единственной уцелевшей в селе после разорения фашистами, а у меня перед глазами стоят родные, погибшие от голода в блокаде Ленинграда. Их давным-давно уже как нет, остались только фотографии, но вот что-то тянется. И театр помогает всё это бережно поднять наружу, посмотреть в глаза собственным страхам, горестям и тем самым лечит душу. А в кино, даже самом замечательном, между героями и зрителями всё равно остаётся стеклянная стена, которую не пробить.