Как выглядит выступление Кендрика Ламара, главного рэпера на планете
До России совсем немного не доехал исполнитель Кендрик Ламар: один из концертов его европейского тура The DAMN. Tour, посвященного его чрезвычайно успешному альбому DAMN., прошел на площадке Flow Festival в финской столице Хельсинки 12 августа. Егор Беликов побывал на выступлении и рассказывает, что из себя представляет на сцене первый в истории человечества рэпер — лауреат Пулитцеровской премии. Выборг, поздний час, половина первого, жду у вокзала автобус на Хельсинки. Разговорился с бабушкой и дедушкой, которые только что вернулись домой на поезде. Сказал им имя исполнителя, ради которого собираюсь рвануть в другую страну: Кендрик Ламар. Дедушка-филолог явно впервые в жизни слышит это сочетание звуков, но сходу переспрашивает: "Это, наверное, рэп?" Это, наверное, рэп. А может, уже и нет. В случае живого концерта Кендрика Ламара уместнее было бы, наверное, использовать слово "перформанс", и в этом перформансе сам Ламар — уже совсем не его участник, а демиург, стоящий над схваткой. Хельсинки, прохладно, гигантское поле, от края до края заполненное людьми. Позже организаторы Flow Festival сказали, что за три дня фестиваля пришло 84 000 человек. Бóльшая их часть была именно в тот день, когда там выступал Ламар. Многие пришли только ради него. Это крупнейший музыкальный фестиваль в Северной Европе, он гораздо масштабнее, например, Park Live и "Пикника Афиши". Просто в мире сейчас нет никого, сравнимого с Кендриком Ламаром, пусть о нем еще знают не все выборгские филологи. Приблизительное сопоставление: сейчас он как Майкл Джексон в тот самый момент, когда он еще был Майклом Джексоном. Начинается концерт, на сцену выходит он, за ним загорается надпись "pulitzer kenny": Кендрик стал первым в истории рэпером, который получил Пулитцеровскую премию в музыкальной номинации, где до того побеждали только исполнители джаза, а также оперные и балетные либретто. Он первый, о ком в данном контексте можно говорить серьезно: его тексты даже прочитать бывает сложновато, не говоря уже о том, чтобы перевести. Все десятки тысяч человек знают каждую песню Кендрика наизусть. По факту, ему даже не надо их петь. На концерте в Хельсинки он пел долго в смысле продолжительности выступления, но при этом же — мало. Он читает по минимуму: там, где обычным рэперам помогает специальный человек, бэк-вокалист, который повторяет за них последние слова каждой строчки, чтобы звезда успела вдохнуть воздуха, он просто не произносит эти самые последние слова (они записаны сразу на минусе) и дышит себе спокойно. Это тот самый случай, когда решает одно лишь физическое присутствие исполнителя на концерте, и музыка становится неважна. Ее первое время почти не слышно: биты с альбомов DAMN., To Pimp A Butterfly и good kid, m.A.A.d city (у него всего три диска, все — точно в цель, все гениальные или почти гениальные, ни одной ошибки, все в яблочко) звуковик поставил очень тихо, микрофон тоже негромкий и даже, кажется, немного шкалит. У него нет никакой подтанцовки и почти нетспецэффектов на сцене: так, какие-то языки пламени, ничего особенного. Он часто прерывается, и в это время нам показывают странные видео о том, как Ламар в образе героя дурацкого кунг-фу-боевика категории B борется с невнятными врагами. Словом, чисто технически это был плохой концерт. С другой стороны, на сцену Кендрик Ламар выходит в статусе главного рэпера планеты, и всем, в том числе ему, это понятно. Необаятельная биографическая справка: у него 12 (прописью: двенадцать) премий Grammy. Все три альбома — в топах, и критических, и по продажам, и по итогам каждого года. И еще — Пулитцер. Как и у многих рэперов, основа риторики и мифологии Кендрика состоит в том, что он лучше всех, он на вершине мира и добился всего, начиная с самого низа (как читал в свое время другой важный исполнитель в жанре, Дрейк, started from the bottom now we’re here, "Начинали с низов, и вот смотри, где мы сейчас"). И в то же время он слишком умен, чтобы упиваться этим, чтобы превратить триумф в акт унижения всех, кто оказался ниже, в том числе тех, кто стоит под сценой. Он не просит его поддержать, он не просит подпеть, он говорит голосом из преисподней, не терпящим возражений: "Sing". И несколько десятков тысяч человек, перекрикивая один другого, читают сложнейший текст и бьются друг об друга от счастья. Он не просит ему похлопать. Он говорит: "Покричите, поддержите сами себя". И люди срывают глотки. Я срываю глотку. В прекрасном и яростном мире, где от одного человека уже преступно мало чего зависит (и этому во многом посвящены треки Кендрика), парадоксально мудрый 31-летний рэпер стал для своего слушателя неким понятным гарантом: он дает нам смыслы, бескомпромиссно сложные по содержанию, но, при небольшом усердии, вполне дешифруемые. Он, конечно, не пророк, он просто рэпер, и все же в своей несуетливости, молчаливой торжественности он оказывается качественно выше всех прочих, кто формально приписан к его жанру рэпа и хип-хопа. Хотя что это за жанр, право слово: люди чуть мелодично произносят в микрофон то, что хотят сказать миру. Это ли не проповедь? Я поехал в другую страну, чтобы посмотреть, пусть хотя бы через гигантские мониторы, висящие на громадной, словно алтарь готического собора, сцене, как чувствует себя человек, который прямо сейчас стал абсолютным властелином мира, настоящим, а не номинальным. Что ж: он спокоен. Он — как библейский старец, познавший даже не вселенскую мудрость, а то, что сокрыто за ней. И если там, где-то за гранью, ему удается быть с собой в гармонии, значит, и с нами, наверное, все будет хорошо. Damn.
