Ербосын Мельдибеков: "В Ширяевской биеннале есть истинная связь русской культуры и Востока"

"Рассказчик" и машина системы — Расскажите о проекте, который вы будете представлять на Ширяевской биеннале. — Мой проект состоит из нескольких частей. В целом он посвящен кино. То, что будет представлено в Ширяево, называется "Рассказчик". В Казахстане появилась своеобразная традиция — каждый год снимать кино про президента. За несколько лет это превратилось в подобие мексиканского сериала. Сначала были серьезные фильмы, над которыми работали местные режиссеры. Потом стали приглашать российских, снимавших когда-то сериал "Убойная сила". Я исследую эту историю как художник. Может мой проект немного неполиткорректный. Я уважаю нашего президента, считаю его умным человеком, чувствующим время. В своей работе я рассматриваю скорее машину системы, в которой находится президент, машину, очень привычную для Центральной Азии. Я учился в железнодорожной школе-интернате и чаще не смотрел фильмы, а слышал, как их пересказывали старшие ребята. Например, помню "Фантомаса". В пересказе ты представляешь его определенным образом, а когда смотришь фильм оказывается, что он совсем другой. Для своего проекта на Ширяевской биеннале я нанял специального актера-рассказчика. Он будет пересказывать фильмы про президента. В идеале планируется записать 24 часа. — В ваших работах всегда присутствует ирония и сатира. Как ваше искусство воспринимается в Казахстане? — Само собой, в Казахстане мое искусство воспринимается болезненно. При этом в моем творчестве нет места провокации. Это традиция Востока, Азии, когда художник всегда опирается на иронию. Мне важно исследовать политические и исторические процессы. Меня интересует эта машина системы. Я не могу сказать, что президенты Туркменистана или Узбекистана плохие, просто они попадают в машину, которая их уносит куда-то. Связь русской культуры и Востока — По вашим наблюдениям, как меняется российское искусство? Какие изменения произошли на той же Ширяевской биеннале? — В Самаре даже аэропорт стал другим — все меняется. Ширяевская биеннале стала полноценной институцией. Проект не похож на другие. Формат "биеннале" есть везде, даже в Ташкенте, но Ширяево ближе к истинно российской, русской культуре. — В ваших работах много этнического. Есть ли в Ширяевской биеннале местный контекст? Чувствуете ли вы особенность пространства русского села? — Ширяевская биеннале — это про русскую культуру, про Достоевского, про Толстого, про Репина. Многие биеннале превращаются в арт-туризм — приехали, работы повесили и все. Но важен и процесс создания произведений. Именно в это отличительная черта Ширяевской биеннале. Художнику важно пожить здесь, почувствовать пространство и создать что-то свое. Мне это особенно интересно, потому что здесь чувствуется стык двух культур — недалеко от этих мест существовала Золотая Орда. Отголоски этой цивилизации есть и в центральноазиатской культуре, хотим мы этого или нет. В отличие от многих мероприятий, ориентированных на скандинавискую и европейскую тематику, в Ширяевской биеннале есть истинная связь русской культуры и Востока. Пуп Центральной Азии — Вы работаете не только с культурой Казахстана? — Да, в моем искусстве отражаются не только проблемы Казахстана, но и Центральной Азии. У меня есть проекты, связанные с Узбекистаном и Кыргызстаном. Мое искусство состоит из импульсов, я фиксирую цикличность. Например, в Ташкенте есть место, которое я называю — пупом Центральной Азии. Это триста квадратных метров, где стоит памятник, который за 90 лет сменился десять раз. Первый постамент использовали пять раз. Сначала там поставили памятник генерал-губернатору Туркестана Константину Кауфману. Он простоял пять лет, после революция его снесли. Но поскольку постамент был очень хороший, из отличного камня, там поставили другой памятник. Потом второй, третий… Я стараюсь зафиксировать подобные примеры течения времени. В этом году у меня была совместная выставка с Вадимом Фишкиным. Я представлял, как по-разному движется время в пространстве. Показывал место в Ташкенте, где за 90 лет сменилось десять памятников, показывал ситуацию в Афганистане, где в течение 40 лет менялись все мыслимые системы — монархия, республика, марксизм, исламизм, фундаментализм. Если в Европе какие-то процессы занимают столетия, то в Азии это происходит очень быстро. Старые и новые художники — На Десятой Ширяевской биеннале помимо вас будут еще художники из Центральной Азии. Расскажите о них по праву старшего коллеги. — У этих художников нет этнографического и экзотического пафоса. Аятгали Тулеубек из Казахстана сейчас работает в Норвегии. Он исследует центральноазиатскую проблематику, но и отмечает европейские проблемы. Он — новый художник, по-другому смотрит на искусство. Саодат Исмаилова из Узбекистана сейчас живет в Париже. Она работает со старыми узбекскими мифами, переосмысляет их с помощью новых средств. — Вы употребили слово "новый художник". Себя вы относите к старой школе? В чем принципиальная разница между старыми и новыми художниками? — Когда я начинал работать был Советский союз, потом его распад. Тогда многие мои работы были связаны с памятниками, так как по образованию я скульптор. Я учился в художественной школе, академии. Этот мой опыт помогает понять, как создаются новые герои, новые памятники. — В Самаре периодически возникают споры о том, в какой форме должны создаваться новые скульптуры и памятники. Преобладают реалистические изображения. Есть ощущение, что это немного возвращает нас к соцреализму. Как вы к этому относитесь? — Я сам много участвовал в различных конкурсах, например на создание памятника президенту в Казахстане. Если в Центральной Азии в этом вопросе есть некоторый перебор, то в России основная слабость — ностальгия. Я часто приезжаю в Россию, и могу сказать, что у вас много художников, которые очень хорошо умеют работать с городским пространством.