Ответственный репортер
26 августа исполняется 117 лет со дня рождения советского деятеля культуры Владимира Млечина (1901–1970), дедушки известного журналиста Леонида Млечина. В 1928–1930 годах он был сотрудником «Вечерней Москвы» — ответственным секретарем, затем редактором отдела. В домашнем архиве Млечиных сохранились любопытные материалы об истории нашей газеты. Эта статья входит в цикл, посвященный 95-летию нашей газеты, — оно будет отмечаться 6 декабря этого года. Первые люди века. Так один современник Владимира Млечина назвал его ровесников — и Владимиру Михайловичу определение понравилось. Родившийся в самом начале двадцатого столетия, Млечин успел поучаствовать в создании новой истории страны. В 18 лет вступил в Красную армию, в 19 был комиссаром на Южном фронте, брал Крым. В 1924 году окончил Московское высшее техническое училище. А потом попал в журналистику характерным для эпохи образом. В 1925 году решением ЦК партии его в числе двухсот коммунистов направили работать в Брянскую область, а на месте распределили не на завод (как просил молодой инженер), а в отдел печати губкома. Потом Владимир Михайлович стал редактором газеты «Брянский рабочий». В 1926 году он вернулся в столицу, стал заместителем главного редактора издательства «Молодая гвардия». А в феврале 1928 года перешел в «Вечерку». Бомба над театром В сентябре 1930 года Владимир Млечин ушел в Репертком — Комитет по контролю над зрелищами и репертуаром в составе Главного управления литературы и искусств. Стал заместителем начальника, а с 1933 года — начальником. Сотрудники комитета курировали все постановки московских театров — отсматривали их на прогонах, давали указания. Даже эстрадный номер не мог выйти без их санкции. На этом посту Владимир Михайлович нажил много врагов — тем более что он, как любой человек, проявлял субъективность. Например, он был против постановки Театра сатиры по комедии Михаила Булгакова «Иван Васильевич» (по которой сорок лет спустя снимет фильм Леонид Гайдай). Жена Булгакова, Елена Сергеевна, записала в дневнике 20 октября 1935 года, что Млечин «сперва искал в пьесе вредную идею. Не найдя, расстроился от мысли, что в ней никакой идеи нет». «Первым людям века» вообще были свойственны категоричные взгляды на искусство, а подозрение в антисоветском подтексте приводило их в бешенство — ведь новую идеологию они когда-то отстаивали с оружием в руках. Может, жесткость таких, как Млечин, была и в чем-то спасительной — она помогала режиссерам и драматургам подстраиваться под требования весьма суровой эпохи и избегать неприятностей, которые могли быть похуже запрета спектакля. В январе 1941 года Млечин стал директором Театра революции (ныне — Театр имени Маяковского). Спустя полгода началась война, и во время первого же авианалета театр был буквально засыпан бомбами. Директор своими руками тушил пожары и обезвреживал «зажигалки». Владимир Михайлович рвался на фронт: сначала записался в ополчение (его вычеркнули из списка), потом попытался стать военным корреспондентом. — В политуправлении огромный резерв литераторов любой квалификации, — заявил ему Александр Щербаков, первый секретарь московского обкома и горкома партии. — А подбирать руководителя театра сейчас не время. В сентябре 1941 года Театр революции показал первую военную премьеру. А на следующий год первым в стране отказался от государственной дотации. Млечин руководил Театром до 1943 года. Затем он работал заместителем секретаря Союза писателей СССР Александра Фадеева, а в 1944–1945 годах — директором Центрального дома литераторов. После этого Владимир Михайлович от административной деятельности отошел — начались проблемы со здоровьем. Он занялся литературным трудом, писал о книгах и театре, консультировал многих авторов. Остается только пожалеть, что он не оставил полноценных мемуаров о своей работе, в которой два с половиной года в «Вечерке» были пусть и коротким, но наверняка содержательным эпизодом. РЕПЛИКА Я заказывал дедушке статьи для стенгазеты Леонид Млечин, журналист, политический обозреватель: — Мы жили вместе — до самой его смерти (дедушка скончался, когда мне было 13 лет). Мое отношение к жизни, к истории, к профессии им сформировано. Вспоминаю себя совсем маленького, лет семи-восьми. Гуляем, и я его расспрашиваю о революции, о Ленине... Он рассказывает безумно интересно — замечательный дар все объяснить даже столь юному слушателю. Я стенгазету выпускал уже в третьем классе. Заказывал ему статьи. Он утром садился за пишущую машинку. И бесконечно правил текст, подбирая более точные и яркие выражения. Я стоял у него за спиной и видел, как он работает над словом. В конце жизни он готовил воспоминания, как брали Крым в 1920-м. Тогда я осознал, каково писать об истории: его стол был завален научными трудами, он их штудировал с карандашом в руках. Владимир Млечин в записной книжке пометил — в надежде, что внук когда-нибудь прочтет и задумается: «Бог (природа) никого не обходит талантом, а уж человек распоряжается своими дарами по собственному усмотрению. Чаще всего (на 99,9 процента) бестолково и расточительно. Как это растолковать внукам? Ибо нет ничего страшнее сознания зря растраченной жизни». Внук прочитал. Господи, если бывают минуты полного счастья, то я их испытал жарким днем 28 июля 1973 года, когда стоял возле газетного ларька и с волнением смотрел, как продвигается очередь за свежим номером «Вечерней Москвы». Горожане на ходу раскрывали газету. Неужели не обратят внимания на заметку о Мосгорсправке под названием «Помогает 05»? Это была моя первая заметка. Я учился в девятом классе и мечтал стать журналистом. Ну какой у меня мог быть выбор, если с раннего детства жил в журналистском кругу? Я воспитан людьми, которые рассматривали работу как миссию, как возможность помогать людям и влиять на развитие общества. Не устарели ли советы Млечина-старшего? Качества журналисту нужны всегда одни и те же: талант, любовь к тому, что делаешь, сознание своей профессиональной миссии и понимание, что надо дорожить профессиональной репутацией — других ценностей у нас нет. КСТАТИ Во время работы Владимира Млечина в Реперткоме у него были трения с Леонидом Утесовым. Сын Млечина Виктор Владимирович рассказывает, что однажды Горький попал в консерваторию на выступление утесовского джаз-бэнда и возмущенно заявил его отцу: «Вы понимаете, что это искусство желтого дьявола и им не место в Москве?» («городом желтого дьявола» Горький, как известно, называл Нью-Йорк). В угоду «буревестнику» пришлось велеть Утесову гастролировать только в провинции. По другой версии, причиной проблем стал не джазовый, а блатной репертуар Утесова. Однажды на банкете в Кремле летчик Валерий Чкалов попросил Леонида Осиповича исполнить песню «С одесского кичмана». «Мне ее запретил петь товарищ Млечин!» — предупредил артист. И кто-то (вроде бы Ворошилов) ответил: «А товарищ Сталин разрешил!»
