Разговоры о вечном: как работают "кафе смерти" в Москве
В России набирают популярность Death Cafе́, или, по-нашему, кафе смерти – места, где за чашкой чая посетители говорят... ну, скажем так, о вечном. Корреспондент «Собеседника» отправилась на такое застолье и выжила.
Death Cafе́ – это не конкретное кафе, а посиделки и разговоры о смерти за чашкой чая. В Москве они проходят в библиотеке имени Некрасова и в центре развития благотворительности и социальной активности «Благосфера» раз в месяц. Попасть может каждый, надо только заранее зарегистрироваться на мероприятие в интернете. О дате и времени проведения встречи участники узнают из группы в соцсети. Платить за разговоры не нужно, но приветствуется, если вы принесете вкусняшки или оставите небольшое пожертвование на нужды Death Cafе́. Кафе смерти – проект социальный.
Первое Death Café «открылось» в 2011 году в Лондоне. Идею разговоров о смерти за чашкой чая придумал британский веб-разработчик Джон Андервуд, который сам умер в прошлом году от лейкоза. С момента «основания» кафе смерти были открыты в 55 странах и состоялось более 7 тысяч чаепитий.
Дурацкие ритуалы
Над столом витает сладкий запах выпечки. Шестнадцать человек пьют чай из бумажных стаканов, поглощают печенье, круассаны и слушают.
– Меня зовут Дарья, и меня беспокоит, как у нас происходит процесс похорон, – говорит блондинка лет 25. – Когда умерла моя подруга, ее хоронили в свадебном платье из самого дешевого материала, накрасили фиолетовой помадой с блестками. Это было ужасно. Она бы не хотела, чтобы ее так хоронили. В ритуальном магазине мои друзья купили ей по две гвоздики, когда дошла очередь до меня, я попросила пять роз и роскошную ленту. Продавщица была в шоке: «Как пять?» – и не хотела продавать цветы, а я знаю, что моя подруга оценила бы. Почему мы должны соблюдать дурацкие ритуалы, которые кто-то непонятно зачем придумал?
Дарья хочет, чтобы на ее похоронах звучала ее любимая музыка, ее одели в любимую одежду и близкие в приятной атмосфере вспомнили, каким человеком она была. Я ловлю себя на мысли, что тоже не в восторге от траурного марша.
– Моя мама курила, – подхватывает беседу ведущая Death Café Катерина Печуричко. – Когда мы с мужем приходим к ее могиле, он всегда вынимает пачку сигарет, берет две и говорит: «Анастасия Петровна, сигарету?» Мама была с чувством юмора.
Все смеются. Но когда берет слово другая Даша, грустная девушка в сером свитере, повисает пауза.
– Мне 21 год, – рассказывает она. – И у меня долго никто не умирал. В 19 лет умер папа. Я до сих пор не могу отойти.
Чтобы пережить потерю и тревожные мысли, Даша пишет диплом о проблемах смерти.
– Это помогает мне с другого ракурса посмотреть на смерть, дистанцироваться от собственных проблем, – замечает она.
«Мама, муха все-таки умерла!»
Онкопсихолог Катерина Печуричко проводит Death Café в Москве уже 2,5 года. За это время кафе смерти благодаря ей открылись в Воронеже и Питере.
– Мы не сборище некромантов и некрофилов, – отвечает она на мой вопрос перед чаепитием, которое сама называет безумным. – Это не тренинг и не психотерапевтическая группа для людей, которые переживают острую фазу горя. У нас нет экспертов, которые знают, как надо правильно говорить о смерти. Каждый может высказаться и быть услышанным. Эта тема очень личная, но разговоры о смерти в семьях вести не принято. Типичная реакция на высказывание бабушки: «Бабуль, о чем ты? Тебе еще внуков растить!» А мысли человека должны найти выход.
Приходят в кафе смерти не бабушки и не дедушки, а люди от 20 до 60 лет. Катерина связывает это с каналом распространения информации о Death Café – через социальные сети – и считает, что было бы неплохо, чтобы кафе смерти были в каждой библиотеке или собесе.
© Андрей Струнин / «Собеседник»В Death Café есть и гости, у которых к смерти профессиональный интерес. На нашу встречу пришли владелец ритуальной конторы в третьем поколении Илья, социолог Маргарита, коуч Сергей и Наталья, автор мемориального проекта.
– Я здесь понимаю, что не зря занимаюсь своим делом, – рассказывает Илья. – В основном я слушаю и морально отдыхаю.
Но во время дискуссии Илья отрывается от чая. Недавно его маленькая дочь спросила, что случилось с мертвой мухой. Он объяснил, что она заболела и умерла. Жена стала настаивать, что муха уснула.
– Закончилось нашей победой. Дочь бросилась к маме: «Мама, муха все-таки умерла. Папа оторвал ей ноги, и она уже не проснется!» Детям нужно говорить о смерти правду.
Все хохочут, и только социолог Маргарита серьезно замечает, что оторванные мушиные ноги – это садизм.
«Мы обсуждали всё»
На Death Café говорят на разные темы: с какого возраста можно брать ребенка на похороны, какой смертью лучше умереть, есть ли смысл в бессмертии, кто чего боится в смерти, что нас ждет за последней чертой. Самая бьющая – о потере близких. Однажды на встречу пришли супруги, которые рассказали о смерти новорожденного. И нашли отклик. За столом сидели несколько людей, которые пережили потерю детей. А самая сложная – как говорить с родственниками об их уходе.
– Моя мама говорит: «Я не хочу умирать», – рассказывает Татьяна. – Но когда я собираюсь с ней на эту тему поговорить, она уходит, чего-то боится. А для меня важно, как мои родители к этому подготовятся, но я не знаю, как к ним с этими вопросами подступиться.
За столом говорят о важности завещания, чтобы родственники не ссорились над еще не остывшим телом, и вспоминают сундуки, которые бабушки держали на смерть – с платьями и тапочками. Беседа периодически возвращается на старый круг.
– Когда мой отец болел и умирал и я два дня сидела у его кровати, мы играли в игру «Я не умираю», – говорит Галина. – Я не хотела его пугать, и это было так естественно. При этом он давал мне указания на будущее.
Катерина Печуричко восемь лет назад нашла силы сказать умирающей от рака матери, что это конец, и последние два месяца жизни мамы стали самыми счастливыми для семьи.
– Мы обсуждали всё: как мы будем жить без нее, вспоминали старые истории, мама пригласила к себе друзей попрощаться. Это было так по-настоящему, – говорит она.
Разговоры на тему «стоит ли родственнику сообщать о смертельном диагнозе» подогревает присутствие за столом сотрудницы хосписа. Дискуссия постоянно перетекает к теме паллиативной помощи. К смерти, которая рядом, возвращает Юлия. Год назад девушке поставили смертельный диагноз. Близкие не хотели с ней разговаривать о смерти, она пришла в кафе. Юлия смогла излить душу, а спустя несколько месяцев у нее наступила ремиссия.
– Когда стало понятно, что в обозримом будущем я не умру, качество моей жизни сильно упало, – рассказывает она. – Пока я чувствовала себя на финишной прямой, это была большая жизнь с большими смыслами. Сегодня я сюда прихожу, чтобы вернуть это ощущение. Для меня это источник жизни.
По месяцу Юлия живет высоко в горах, куда забираются альпинисты, среди крестов все с той же целью – напомнить себе о бренности. Там она не боится смерти, перспектива стать частью ландшафта ее не пугает. После таких поездок ей еще больше хочется жить.
«Боюсь болезни Альцгеймера»
– А что для вас страх смерти? Вы теоретически верите во врачебную ошибку? – социолог Маргарита постоянно обращается к публике, нарушая плавный ход разговора.
Каждый раз, когда я собираюсь взять слово и рассказать о своих отношениях со смертью, она опережает со своими пространными вопросами. На самом деле заговорить об этом и так непросто. У меня такие разговоры всегда были связаны с чувствами стыда и вины. Помню, как после смерти близкого человека я на автомате обмолвилась об этом на работе, коллеги замолчали и вжали головы в плечи, а мне показалось, что я сижу в кабинете голая...
Через два с половиной часа на столе еще много вкусностей, но пора закругляться.
– Может, не стоит говорить о смерти, оставить эту тему табуированной? – неожиданно предлагает Маргарита. Ей не дают закончить встречу на столь траурной ноте.
– Больше всего я боюсь не онкологии, а болезни Альцгеймера, – признается вдруг сотрудница хосписа.
Мне хочется остаться, но надо бежать – подстегивает страх темных улиц. Из головы не выходит вечерний разговор. Я бы хотела умереть быстро и красиво, как герой Уиллиса, спасти мир или хотя бы забрать с собой парочку террористов. И я хотела бы прийти в странное кафе снова и рассказать не только об этом.