«Выходишь на Новый Арбат, а там мультфильмы показывают»
Жизнь Арбата 60-х-70-х сильно отличалась от сегодняшней. До 1986 года там было двустороннее движение, по улице ходил троллейбус. Осенью Арбат засыпало листвой, а зимой укрывало снегом, и улицу в советские годы чистили неохотно и редко. Жители знали друг друга в лицо и при встрече здоровались, потому что так или иначе были знакомы — через друзей, одноклассников или их родителей. К выставке «Москва без окраин. Арбат» Музей Москвы опросил десятки старожилов района. «Мослента» публикует воспоминания одного из них — фотографа Алексея Конина.
«Пронзительные звуки и разноцветные всполохи»
Дедушка с бабушкой получили отдельную двухкомнатную квартиру в доме 6 на улице Вахтангова в 1946-м году. Сейчас это Большой Николопесковский переулок.
Раньше на месте нашего дома стояла церковь Святого Николая. Не очень красивая, но, на мой взгляд, немножко отличавшаяся от других. Вообще, на Арбате было много церквей, посвященных святому Николаю, что очень греет мою душу. Этот святой считается покровителем путешественников, моряков и, как говорят некоторые, даже пьяниц.
Женская консультация была на Молчановке. И мама через строящийся Новый Арбат ползала туда сначала со мной в животе, а потом уже с коляской. Впоследствии, когда там пустили движение, ей тяжело было спускаться в подземный переход, и милиционеры останавливали машины, чтобы перетащить меня в коляске на ту сторону Нового Арбата. Сейчас представить себе это сложно, а тогда такое было. Это все можно увидеть на снимках замечательного фотографа Александра Потресова.
Наш подъезд выходил прямо на вход в музей Скрябина. Судя по всему, я застал его последнюю дочь. Скрябин, как известно, был не только чудесным композитором, но еще и изобрел цветомузыку. По ночам с нижнего этажа музея раздавались какие-то жуткие звуки — музыкой их назвать было сложно, такие довольно резкие, громкие, долгие, пронзительные — и разноцветные всполохи. Я, тогда еще совсем юный, спал лицом к окну. Оно было большое, конструктивистское, с частым переплетом, и за ним все блистало, сверкало желтым, фиолетовым. Бабушка говорила, что это скрябинская дочка.
Я потом полюбил этот музей. После его реставрации от цветомузыкальной машины осталась только деревянная плашка, где-то полметра, на которой были дореволюционные металлические выключатели, лампочки и больше ничего. Все остальное куда-то кануло, растворилось.
«Школа имени Поленова»
Учился я в 12-й спецшколе, так она в мои времена называлась, сейчас еще две цифры прибавили, теперь у нее номер 1231. Она находится прямо рядом с церковью, которая у Поленова на картине «Московский дворик». В этой же школе учились мой папа и моя первая теща.
Школа была французской, поэтому у нас учились дети из франкоязычных стран, в основном африканских. В нашем классе было несколько таких детей, и даже из какой-то итальянской семьи были ребята. Школа была привилегированной, с нами учились и дети высокопоставленных советских чиновников, и их внуки. Нас с соседскими ребятами туда взяли, потому что детей, живущих в центре, положено было отдавать в одну из центральных школ. Меня каким-то чудом взяли сразу во второй класс, и так я там доучился со всеми нашими ребятами до самого конца.
Не помню, почему и когда она стала имени Поленова. Может, когда его внучатый племянник ушел с флота и решил сделать в Поленовской усадьбе музей? При советской власти усадьба сначала была домом отдыха Большого театра, потом как-то стала хиреть, и там нужна была рабочая сила.
По преданию, он ходил по поленовским местам в Москве, зашел в нашу школу, рассказал о своей беде. Учителя воодушевились идеей такой новой жизни, и с той поры ученики старших классов ездили в Поленово работать.
Девчонки водили экскурсии, парням доставались хозяйственные работы. Не знаю, сколько десятилетий это длилось. Я закончил школу в 1982-м, но мы еще долго продолжали туда ездить, даже в 1990-х. Уже дети были у нас.
«Свет горит, значит, там еще работают»
На свидания с первой женой, моей одноклассницей, я ходил в скверик около школы. Там теперь памятник Пушкину стоит, а в долгие годы правления Брежнева его там не было. И при папе, и при мне он назывался «Пятачок».
Это были очень милые времена, они казались добрыми. В соседней церкви был «Союзмультфильм», и там работал Юрий Борисович Норштейн, с которым мне потом повезло познакомиться. А потом здание вернули церкви, и даже кто-то из наших ребят, из нашей школы, пошел туда служить. То ли дьяконом, то ли звонарем.
Сбоку от нее особняк — Спасо-хаус. Это особняк купца Второва, который в советские годы отдали под резиденцию американских послов.
При мне она всегда там была. Рядом, в доме 13, напротив мэрии, жили семьи дедов моего школьного друга. Его дедушки были близнецами и занимали большую арбатскую квартиру. Окна комнаты друга выходили как раз на зады этой усадьбы. В мезонине было полукруглое окно, которое по ночам светилось. И когда по вечерам мы с приятелем готовились к экзаменам (иногда требовалась его помощь, потому что он был значительно сильнее в химии и в физике), мы временами смотрели на окошко: свет горит, значит, там еще работают.
«И машины по Арбату ездили»
До 1986 года старый Арбат был двусторонней улицей, там ходил 39-й троллейбус. Он шел по Кутузовскому, выходил на Дорогомиловку, через Смоленскую и оказывался на Арбате. У ресторана «Прага» разворачивался и шел обратно.
По Новому Арбату ходила «двойка» — второй троллейбус. Были еще узкие тротуары, так что двум людям было трудно разойтись.
И машины по Арбату ездили, но их было не так много. Улицу не очень хорошо чистили от снега. В Москве вообще тогда плохо улицы чистили. И у машин не было зимней резины, вообще не было такого понятия.
Помню, на Арбате мне очень нравилось осенью, потому что все там было засыпано листьями. А зимой было много снега.
Домом с рыцарями у нас назывался «Дом с магазином "Самоцветы"», потому что внизу тогда был ювелирный, в котором продавались украшения с какими-то каменьями. Кажется, в то время дом еще был жилой. Через ворота мы с мальчишками, с одноклассниками, пробирались во внутренний двор. Там были грузчики, которые что-то таскали. Есть документальный фильм «Дом с рыцарями», его сняли уже в 1990-е годы, про жильцов этого дома.
«В такой большой коммуналке оказался в первый раз»
Вы знаете Серебряный переулок на Арбате? Это через один от улицы Вахтангова, когда вы проходите в сторону Арбатской площади. На углу стоит большой старый арбатский дом, там внизу сейчас какой-то крупный магазин, а раньше это был филиал «Детского мира». Петька Пашков жил как раз в этом доме, у них была большая коммунальная квартира. Не знаю, сколько там жили семей, но в такой большой коммуналке я оказался в первый раз.
Я пришел первый к нему на день рождения, и его мама сказала: «Петь, ну поставь Леше Чайковского». И Петя поставил Чайковского. А было мне лет 12 тогда. Для меня, конечно, это был шок. Не знаю, слушает ли Петька теперь Чайковского, он стал одним из лучших экскурсоводов, водит экскурсии по Москве, по музеям.
«На стене дома был большой экран из лампочек»
Везде в Москве было темно, потому что были какие-то белесые фонари, которые освещали только себя, свет даже до их подножия не доходил. Ярко освещенных витрин не было, не было никакой рекламы, и Москва была очень темная, наверное, даже мрачная. Только на Новый год на Новом Арбате в этих «книжках», если в сторону Кремля смотреть, по правую руку, зажигались буквы «СССР».
Очень вкусное мороженое было в Новоарбатском гастрономе, его там делали и там же пекли для него вафельные стаканчики.
Стоило оно 20 копеек, я больше всего любил крем-брюле.
На стене дома, у переулка, который выходит на Новый Арбат около бывшего роддома имени Грауэрмана, был большой экран из лампочек, и на нем показывали мультфильмы. Мы с бабушкой ходили гулять, покупали мороженое, и там показывали «Ну, погоди», или еще что-то жизнеутверждающее.
В кинотеатр «Художественный» я ходил редко. Помню, в середине 1970-х там стояли какие-то пальмы, была сцена, и иногда перед сеансами играли музыканты, и пела какая-то женщина. Я к этому не прислушивался, никаких эмоций у меня это не вызывало.
Мы ходили в «Октябрь», который был на Новом Арбате. В «Октябре» самые яркие воспоминания о фильме — это, как ни странно, «Табор уходит в небо». Мы ходили с бабушкой летом и днем, людей было мало, в кинотеатре было прохладно, там тоже продавалось мороженое. А на балконе оказался цыганский табор, и они начали петь вместе с фильмом. До сих пор тот сеанс вспоминаю.
В доме, который описан в «Детях Арбата» Рыбакова, был маленький кинотеатр «Наука и знание»: вход с улицы, а выход во двор. Там мы с ребятами смотрели «Шербурские зонтики», «Бег» и «Двое в городе» с Аленом Делоном и Жаном Габеном. Черно-белый фильм, совершенно замечательный.
«Не знаю, можно ли назвать это словом "братство"»
В старых школах квартира директора находилась в том же здании. У нас актовый зал был на втором этаже, под ним — маленькая библиотека. А раньше в ее помещении была квартира директора.
«Нет ничего более московского». Как живется в сталинской высотке на Красных Воротах
Учителя жили с нами по соседству. В первом подъезде моего дома жила учительница, которая занималась продленкой.
Она дожила до очень преклонных лет, ей было уже сильно за 90, и один из моих одноклассников, Митя, ее опекал. Учителей мы знали с детства, они видели, как мы из детей превратились в больших дядек. И по-прежнему идешь по улице, и слышишь: «Алеша, здравствуй!»
Я однажды уже из Питера приехал в Москву, какая-то официальная встреча была, поэтому я в костюме, в пиджаке, красивый, элегантный еду. Проезжаю метро «Смоленская», двери закрываются, и вдруг крик: «Алеша!», — я вздрагиваю, думаю: «Может, не мне». «Конин!», — оборачиваюсь, а это Антонина Степановна. Прозвище у нее было Колесница, она была завучем по французскому языку. Влиятельная личность в нашей школе, очень яркая женщина, совершенно незабываемая. Она тоже много лет прожила.
Всю свою жизнь, я помню, она меня встречала, и здесь тоже. Мы никогда как-то близко с ней не общались, но тут так чудесно поговорили, пока ехали в метро. Даже вышли на какой-то станции, стояли-болтали.
Со многими одноклассниками мы продолжаем общаться, дружить, но прежнего единства, к сожалению, уже нет. Хотя вечер встреч в школе в последнюю субботу января — очень долгое время это был святой день. Все дела не то что откладывались — они не планировались, потому что в этот день приходили все.
Приходили люди из очень давних выпусков. Нас забавляло, когда мы приходили на наши первые вечера встреч, или дежурили, как старшеклассники, и видели людей, которые казались стариками. Совершенно невозможно было себе представить, что когда-то мы будем ходить на эти вечера встреч, так же неся на себе отпечаток сочувственных взглядов.
Не знаю, можно ли назвать это словом «братство», но тем не менее была причастность к этим местам. Когда встречаешь человека, касаешься его из раза в раз, это накладывает отпечаток.
Так, из раза в раз встречаясь с одноклассниками, мы видели родителей, дедушек, и бабушек своих друзей, которые продолжали жить на Арбате. Многие лица были знакомы.
В какой-то момент понимаешь, что человек исчез. Появился: ну, жив курилка. Потом бац, нет. Значит, уже, наверное, все, нет его.
Подробнее о выставке «Москва без окраин. Арбат» можно узнать на сайте Музея Москвы.