«Это место назвали русской Венецией»
В России очень мало шиитских мечетей. Одна из них находится в Астрахани — в ней собираются переехавшие из Азербайджана талыши, потомки иранцев, которые после распада СССР решили остаться в дельте Волги или приехали сюда позже. В стенах мечети время они проводят в молитве, а в кафе рядом с ней — в разговорах о предках и родине, о политике и жизни, о войнах и мире. Фоторедактор «Ленты.ру» Дмитрий Ермаков побывал в необычной мечети и выслушал ее прихожан.
Чай после намаза
Тротуар местами ремонтируется, местами отсутствует. За парадными фасадами десятка новостроек и отреставрированным корпусом медуниверситета начинается типичная Астрахань, порой напоминающая трущобы из романов Орхана Памука. Мимо проходят африканские и пакистанские студенты-медики — здесь самая интернациональная улица города, Бакинская. Посреди дворов с некогда красивыми, но полуразбитыми домами стоит мечеть — она называется тоже Бакы (Баку). Как утверждают некоторые источники в интернете, это единственный шиитский храм на территории России. Не совсем так: еще несколько есть в Дербенте, который когда-то был территорией Персии с ее преимущественно шиитским населением.
Астрахань под персидской властью никогда не была. Однако парадокс: большинство собравшихся — потомки жителей Персидского шахства. Живут они здесь, правда, из-за перипетий уже другой истории — советской. Постоянные прихожане мечети — талыши — родом из азербайджанской Ленкорани, этнические иранцы. Впрочем, и другие переселенцы из Азербайджана тоже сюда ходят.
Акустика идеальна, ведь мечеть строилась в начале прошлого века: слышен каждый скрип половицы под ковром и шепот прихожан. Голос муллы Самира взмывает под купол мечети, все замолкают и опускаются на колени.
Самир — человек скромный. Хотя и выигрывал в Баку конкурс лучших чтецов (то есть по сути певцов) Корана. Закончив молитву, он как всегда улыбается. «В Ленкорани сейчас еще лето», — говорит он. На вопросы о родине отвечает коротко, но с теплом.
Мужчины встают с колен, убирают в карманы мобильные телефоны, складывают на специальные полки турбат — твердокаменные пластинки прессованной глины с места гибели имама Хусейна, внука Пророка. Хусейн — одна из ключевых фигур для шиитов.
Прежний шиитский храм в Астрахани, построенный когда-то персами, сейчас в руинах. Персидскую мечеть шиитской общине тогда отдать не смогли, потому что на нее якобы претендовал Иран. Поэтому верующим пришлось искать другие варианты. В начале нулевых община добилась, чтобы администрация города выделила ей здание. Передали полуразрушенную татарскую мечеть, которую после восстановления и переименовали в Бакы.
Сейчас граждан Ирана в городе мало, но есть много азербайджанцев-шиитов. Старшие попали сюда при СССР, а после его распада решили остаться — заработки были выше, чем на родине.
«В советские времена здесь находилась специальная комендатура. Для поселенцев, осужденных, да, но за мелкие преступления. Дорожные аварии, торговые сделки. Это одна категория азербайджанцев, которые сюда переехали, — рассказывает Тимур, один из старших прихожан. — Другие — по линии морской промышленности. В общем, или море, или тюрьма».
В обычный день в Бакы приходят 10-15 человек, чаще всего только мужчины. На пятничный намаз — в два раза больше, и тоже мужчины. На праздники — несколько десятков, много женщин и детей.
Этот четверг — обычный. Впрочем, «свои» часто остаются и после вечерней молитвы. Это не только служители, но и помогающие храму верующие, их друзья, родственники. Для них Бакы — не только святое место, но и некий клуб джентльменов, площадка для общения и решения рабочих вопросов. В принципе, прийти может любой, независимо от национальности и вероисповедания.
«Не надо путать религию с политикой»
Летом посиделки «за жизнь» проходят прямо во дворе. Осенью — в самой мечети или в соседнем доме. Чайник уже кипит, мужчины раскладывают по тарелкам талышские блюда: курицу с мангала, соусы и закуски из грецкого ореха, рис с непременным шафраном, свежие и маринованные овощи, хлеб из тандыра — магазинный здесь не признается. И, конечно, чай — с пахлавой, домашним талышским печеньем или просто астраханскими конфетами из «Пятерочки».
«Почему так много азербайджанцев в городе? В 90-х годах, сам знаешь, война [в Карабахе] началась, а СССР развалился, все инфраструктуры были травмированы, — поясняет один из местных. — Во времена Ленина так задумали, что ни одна республика не могла без другой жить. Одни запчасти, скажем, делали в Грузии, другие — в Ташкенте, третьи — в Баку. Ты представляешь, сколько фабрик закрылось с распадом? Сначала мы убежали за границу, за заморскими красивыми вещами. Но в итоге поехали в Россию».
«Я знаю, почему это место назвали русской Венецией! — добавляет Тимур. — Якобы когда Хрущев приезжал сюда, бабка к нему подошла, а он: "Ты астраханка?" — "Да". — "Тогда с тобой ничего не случится, на удочке проживешь". Так и есть, люди так и выживали. Идешь на 17-ю пристань — рыбы и на котел возьмешь, и на сигареты и хлеб хватит. А сейчас сюда москвичи богатые приезжают. Александр Абдулов когда-то был, да вроде и Пугачева — в сторону Мултана роскошные яхты стоят, хоть и небольшие. Ну ты карту посмотри, сколько здесь всего в дельте. Лучше места нету!»
Брат Тимура, когда-то приехавший сюда работать на каспийском флоте, был одним из инициаторов восстановления мечети Бакы.
«Мы на тот момент уже десять лет в России жили. Заезжают друзья, смотрят, как дагестанцы отстраивают мечеть свою. Брат и говорит: нам ведь тоже нужно. И договорились. Там какой-то склад был. Крыши не было, заново делали. Подтянулись все наши, я сам своими руками участвовал в стройке. Кто-то пожертвования приносил. Очень дорого было, но бизнесмены помогли», — рассказывает Тимур.
Имам Бакы Фараим уверен, что восстановление мечети и территории — не просто для красоты и даже не ради причастия к традиции. Храм в его представлении — нечто большее.
«Не надо путать религию с политикой, они должны быть разделены. И с догмой тоже не надо путать веру, — говорит имам. — Красные линии, что в политике, что в быту, должны исходить только из здравого смысла. Иначе человек — как ребенок, сунет руку в огонь и обожжется. Но кто-то должен ему начертить красную линию, чтобы защитить. И те, кто постарше, помудрее, кто верит в Аллаха, — защищают своих».
Фараим рассказывает, как в свое время европейцы отделили религиозное от мирского — и считает это правильным. Он рассуждает, что в Коране первая сура гласит «читай». Имам думает, что Всевышний этим намекал: отныне заканчивается цикл посланий пророков, начинается эпоха научности.
«Если вы пойдете за знаниями, наука покажет вам чудо и еще сильнее укрепит вашу веру, — рассуждает он. — К сожалению, по определенным историческим причинам сейчас мусульманские народы отстали от прогресса, но с точки зрения идеологии в Коране есть прямое указание, что людям нужно идти к научности. Образованный человек, даже если он неверующий, несет пользу для человечества».
Остальные прихожане рассказывают больше про семьи и быт. Кто-то считает, что о Боге рассуждать вслух лучше имаму. Другие не очень хорошо владеют русским. Впрочем, многие уже укоренились здесь: у одного из мужчин сын недавно пошел в российскую армию.
А кто-то из общины отправился воевать в зону спецоперации. В основном — люди с боевым опытом. Говорят, что это началось еще до частичной мобилизации.
Многие ругают Запад и особенно Израиль, с которым у Ирана давно враждебные отношения. Создается впечатление, что у собравшихся скорее проиранские, а не проазербайджанские политические взгляды.
«Богатый человек всегда думает, что раз у него нет нужды, то изменения миру не нужны. Ведь быть сильным — значит, быть богатым. А если ты материально не обеспечен, в обществе твои слова не имеют никакого значения. Но такое общество имеет духовно поверхностный взгляд. — Фараим произносит почти марксистские тезисы, — С этой точки зрения я понимаю, почему западный мир так настроен по отношению к другим народам. На Западе увидели свою удачу, получили технологии и поэтому искренне считают, что непорочны во всем остальном. Остальные люди интересуют их как потенциальные покупатели».
В политическом смысле астраханские талыши предоставлены самим себе: власти Азербайджана и Ирана не оказывают им особенной поддержки. Если и существует помощь от иранских духовных властей, она не афишируется.
И все же от прихожан звучит много критики в адрес сотрясающих Иран протестов, за которыми якобы стоят саудиты, а за ними — США. Неудивительно: осуждать аятоллу, которого шииты признают духовным лидером, в мечети нельзя. Что до Азербайджана, то, по мнению прихожан, суннитов там становится все больше, хотя страна традиционно шиитская. Растет влияние Турции и Израиля, а результат — ослабление связей с Ираном.
Противостояние с суннитами идет еще со времени смерти Мухаммеда. Шииты считают себя гонимыми, поскольку гонимы были потомки Пророка, а только человек из их числа может стать шиитским имамом. «Суннизм — религия власти, а мы в андеграунде», — шутит кто-то из прихожан.
Впрочем, при более доверительном разговоре талыши признают, что в Турции демократии все-таки больше, чем в Иране, а политика Израиля, выходит, продумана и даже мудра. «Ну а что делать, если им приходится выживать в пустыне? В каком-то смысле Израиль тоже в кольце врагов, как и Иран», — говорят они.
Фараим ставит точку в этих разговорах — как человек, выступающий с позиции шиитской клерикальной сферы, он осуждает любые силовые конфликты.
«Понятия "мой" и "чужой" означают, что существуют некие границы, — говорит он. — Но те же карабахские события показывают: не отстали ли мы? Возможно ли, чтобы народы мира жили, не имея границ? Первобытный человек начертал их, как метки, а развитое человечество призывает к иному. Например, ЕС с Шенгенской зоной. А вот США, к сожалению, эти границы строит. Но в шиитской идеологии есть спаситель, Магди: когда он придет, границы уберутся и никому не интересно будет воевать. Сколько ежегодно в мире тратится на содержание армий? Триллионы».
«Прямо над головой пролетали снаряды»
Многие прихожане и гости мечети лично прошли через карабахскую войну, хотя не все хотят об этом говорить. Рамин — не частый посетитель мечети, он много работает. «Впрочем, конечно, нет оправданий тому, кто ходит в мечеть и не читает намаз», — корит себя владелец кафе.
В его заведении часто готовят для праздников, которые проходят в мечети Бакы. Хотя кафе весьма скромное, еда там вкусная. За чашкой чая Рамин вспоминает непростое детство. Родился в азербайджанском Сумгаите, потом c шести до 14 лет жил у бабушки в Физули — в Карабахе.
«В Астрахани переселенцев с Карабаха полно. Ну да, прошло 30 лет, но многие родились там и помнят все это, — рассказывает он. — А в 80-е с армянами мы жили всегда очень дружно. Вообще никаких терок не было! Про турецко-армянский конфликт, геноцид и вражду нам в школе ничего не говорили. Многие преподаватели, первая моя учительница — армяне. Даже крестными (кирве) на обрезание выбирали армян».
Рамин был очень молодым, но понял, что что-то начинается. Чья в этом была вина была — он не знает и судить никого не хочет.
«Армяне начали потихоньку уезжать, а потом вернулись с оружием. Я работал во дворе и постоянно слышал стрельбу в горах, видел дым. Прямо над головой пролетали снаряды, — вспоминает он. — И наш народ тоже побежал. Но, пока мою улицу не разбомбили, я был там. Некоторые старики остались — их скорее всего убили, потому что в те годы я не припомню случаев, когда менялись пленными».
Он вернулся в Сумгаит. А после школы пришлось ехать на заработки в Россию — тяга к этой стране у него была с детства. В советское время из-за закрытых границ люди не могли ездить в Иран или Турцию, хоть дедушка матери Рамина был персом. Бабушка его была зажиточной, поэтому в 80-е годы они часто ездили в Ялту, в Москву и Ленинград.
Рамин приехал в Астрахань в 1996 году. Сначала работал на знаменитом рынке Большие Исады, потом открыл кафе.
«Астрахань стала для меня родным городом, и недалеко до Баку. Еще здесь нет межэтнических конфликтов, — говорит он. — И, кстати, у меня никогда ни с одним армянином их не было. Мой арендатор — армянин. Я ему — Рамин-джан, он мне — Рубик-джан. Нет плохих наций, я не люблю конфликты, я люблю дружить».
У азербайджанской молодежи на его родине — тяга к Западу и Турции, считает Рамин. Но его 17-летняя дочка хочет учиться именно в России.
Будущее прошлое
Посетители мечети — в основном люди такого же простого склада, что и Рамин. Работники и владельцы небольших кафе, строители, водители, рыночные торговцы. Многие — небогатые, неброско одетые, кто-то ездит на старых «Жигулях». Но есть и представители бизнеса, и влиятельные люди. Один из них — директор Азербайджанского делового центра, сопредседатель ряда общественных организаций Вугар Акперов.
«Человек не обязан принимать ислам или шиизм по стране рождения. Он должен выбрать лучшее для себя. Считаю, что шиизм — лучшая религия, я шел к нему 12 лет», — говорит он. До этого Вугар долго изучал и христианство, и иудаизм, и книги суннитов.
Фараим и Самир тоже не замыкаются на догмах. Даже ходят в Успенский собор Астраханского кремля на большие праздники. Фараим считает, что православные и шииты очень близки друг другу по ментальности.
«Я радуюсь, когда вижу человеческое понимание Бога. Русскому человеку так надо, он так считает правильным, — рассуждает он. — Если человек верит в Бога, он милосердный и сопереживающий. А если у человека есть ненависть, значит он неверующий». «Все пути открыты. Хочешь принять ислам? Это легко. Давай я сейчас скажу Фараиму. Но нужно ли это тебе? — рассуждает Тимур. — Общечеловеческие ценности, любовь — вот что важно. Будущее, а не прошлое. И, главное, чтобы ислам тоже не стоял на месте. Все должно раствориться в человеческом понимании мира».
Впрочем, Тимур улыбается и поясняет: его позиция — слегка чудаческая и неканоническая. На экранах телефонов, которые лежат на скатерти, то и дело мелькают лица аятоллы Хаменеи и президента Ирана Раиси. А также кадры с боевыми действиями — непонятно, с Украины, из Сирии или Карабаха. Внутри тепло и гостеприимно, но в глазах талышей много грусти и усталости. Хотя, возможно, причиной тому хмурая осень и долгий рабочий день.