«Республика погибла — настало царство разбойников!» – произнес в тот день Максимилиан Робеспьер.

Вскоре политический деятель был объявлен вне закона и приговорен к смертной казни. Революция продолжала пожирать своих детей.

Политика Максимилиана Робеспьера начала вызывать недовольство среди его прежних соратников. В первую очередь это было связано с тем, что многие якобинцы боялись оказаться в тюрьме или и вовсе сложить головы на плахе. Более того, у некоторых рыльце действительно было в пушку: в Конвенте не обходилось без коррупции и злоупотребления должностными полномочиями. Особенно атмосфера накалилась после выступления Робеспьера 8 термидора (26 июля). Оно выдалось крайне экспрессивным. Из речи политика с необходимостью следовало, что он знает о готовящемся заговоре и что все те, кто предал революционные идеалы, будут соответствующим образом наказаны.

«Скажем, следовательно, что против свободы общества существует заговор; что своей силой он обязан преступной коалиции, интригующей в самом Конвенте; что эта коалиция имеет сообщников в Комитете общественной безопасности и во всех бюро этого Комитета, где они господствуют; что враги республики противопоставили этот Комитет Комитету общественного спасения и таким образом установили два правительства; что в этот заговор входят члены Комитета общественного спасения; что созданная таким образом коалиция стремится погубить патриотов и родину. Как исцелить это зло? Наказать изменников, обновить все бюро Комитета общественной безопасности, очистить этот Комитет и подчинить его Комитету общественного спасения; очистить и самый Комитет общественного спасения, установить единство правительства под верховной властью Национального конвента, являющегося центром и судьей, и таким образом под давлением национальной власти сокрушить все клики и воздвигнуть на их развалинах мощь справедливости и свободы: таковы принципы», — провозгласил Робеспьер во время своего выступления, которому суждено было стать последним.

Однако никаких имен, паролей и явок «Неподкупный» — такое прозвище закрепилось за Робеспьером — не назвал. И это напугало заговорщиков еще больше: никто не знал, кому именно нужно ждать немилости со стороны лидера. Тогда Жан-Батист Каррье, Бертран Барер, Жак Никола Бийо-Варенн и другие противники политики Робеспьера решили действовать по принципу «лучшая защита — это нападение».

Следующее заседание Конвента, происходившее днем позднее, ознаменовалось арестом Робеспьера и его соратников, среди которых были Жорж Кутон, Филипп Франсуа Жозеф Леба, Луи Антуан Сен-Жюст. Но все оказалось не так-то просто: против этого решения выступила Парижская коммуна. Так как полиция находилась в ее подчинении, то тюремщики встретили Робеспьера не с распростертыми объятиями, а с закрытыми дверями. Арестованных пришлось транспортировать в мэрию. Вскоре их объявили вне закона, что сигнализировало о возможной казни без суда и следствия.

Войска, собравшиеся на площади перед мэрией, так и не попытались освободить арестованных — у них не было четких инструкций и лидеров, способных правильно распределить ресурсы. Поэтому солдаты Конвента сумели войти в зал заседаний, даже не применяя силу. В результате вооруженного столкновения Робеспьер был ранен — пуля раздробила ему челюсть. Леба, решив, что лидер погиб, покончил с собой. Огюстен Робеспьер, младший брат политика, выпрыгнул из окна и сломал ногу.

Робеспьера и его сторонников — их было 22 человека — привезли в Комитет общественной безопасности. На следующий день, 10 термидора, их доставили в тюрьму Консьержери. Буквально спустя несколько часов состоялось последнее перемещение арестованных: их транспортировали к месту казни. «Неподкупный» и его сторонники были гильотинированы. «Все произошло на площади Революции в течение полутора часов, и, хотя я находился на расстоянии около ста ярдов от места казни, кровь казнённых струилась к моим ногам», — вспоминал современник.