Воры, ставшие сыщиками
В фильмах и криминальных сериалах частенько можно увидеть, как отпетые уголовники раскаиваются, винятся во всех смертных грехах и, встав на сторону закона, начинают ловить и изобличать бывших коллег по ремеслу. Однако жизнь исторических персонажей, сделавших подобный шаг, показывает, что в реальности всё происходит далеко не так благостно.
Бывшие преступники, перешедшие на сторону закона, заканчивали свою жизнь не в почете и не в больших чинах. В конце земного срока их ждала каторга, или как минимум, всеобщее презрение за разбитые женские судьбы. Такая судьба ждала экс-воров, где бы они ни жили – в Москве или в Париже.
Крестьянский сын Иван Осипов родился в 1718 году в деревне Ярославской губернии. Будущий Каин сызмальства отличался умом и сообразительностью. В 13 лет его отправили в Москву, на двор к купцу Филатьеву, хозяину его родной деревни. Там Ванька начал лихо подворовывать, но быстро попался и был жестоко избит. Такое воспитание ему не понравилось, и Осипов от Филатьева сбежал.
Послонявшись по Москве, нашел пристанище под Большим Каменным мостом, где квартировалась шайка бывшего матроса Петра Смирного по прозвищу Камчатка. Тут способный мальчик овладел воровской наукой всерьез и начал быстро подниматься по криминальной лестнице.
Однако вскоре карьера преступника оказалась под угрозой: на базаре Ваньку узнали дворовые люди Филатьева, схватили и привели к хозяину. Для начала парня посадили на цепь, чтобы, дождавшись темноты, запороть его насмерть. Но Ванька не стал дожидаться вечера. Он заорал: «Слово и дело государево!». Кричавших эти кодовые слова было положено сей же час тащить в Тайную канцелярию и строго допрашивать.
Ванькины вопли услыхали на улице, прибежали солдаты и увели его куда положено. Там Осипов и показал, что купец Филатьев со своими дворовыми людьми совершили государственное преступление — убили служивого человека, а тело его спрятали в старом колодце. В указанном Ванькой месте действительно нашли труп солдата.
Неизвестно, кто убил жертву: Филатьев или сам Осипов с дружками-бандитами. Но на каторгу попал именно купец со своей дворней, а доносчик оказался на свободе.
Это приключение укрепило Ванькин авторитет и, несмотря на юные лета, шайка выбрала его атаманом. Новый вожак свозил банду на волжские гастроли. Они побезобразничали на нижегородской ярмарке и несколько месяцев сотрудничали с разбойничьей шайкой знаменитого Михайлы Зари.
В конце 1741 года в московский сыскной приказ явился 23-летний юноша, и, понурив голову, заявил, что он раскаявшийся вор и готов оказать властям всемерную помощь по поимке своих коллег. Руководивший сыскным приказом князь Кропоткин поддался обаянию Ваньки и поверил в чудо его преображения, а поэтому выделил в его распоряжение команду солдат. За одну ночь по указаниям Осипова в Москве поймали тридцать грабителей.
Аресты продолжились, и отчеты московского сыскного приказа в столицу стали напоминать победные реляции. Иван Осипов получил от начальства полное доверие и неограниченные полномочия, а от воровского мира — кличку «Каин».
То, что аресты по доносам Ваньки старательно обходили стороной его собственную шайку, поначалу никто не знал. Зато многие заметили, как стремительно начало расти личное благосостояние официального «Доносителя сыскного приказа». Осипов построил себе богатый дом в Зарядье, обставил его импортной мебелью и украсил картинами. Одним из первых в Москве он завел себе диковинный бильярд.
Обрастать бытом было на что. Осипов вымогал взятки, крышевал иностранных купцов, забирал себе часть конфиската. Став выгодным женихом, Ванька надумал жениться, а когда приглянувшаяся ему соседская девушка заартачилась — состряпал на неё донос и пригрозил дыбой. После этого соседка безропотно пошла под венец.
Преступность в Москве сократилась, но не исчезла. Лишившаяся конкурентов Ванькина шайка под руководством Камчатки развернулась вовсю. Часть каиновского богатства составляла доля от разбоев его бывших подельников.
Осенью 1749 года в Москву для обеспечения безопасности готовящегося визита императрицы прибыл генерал-полицмейстер Алексей Татищев. У него, бывшего денщика Петра I, был свой способ борьбы с преступностью: он очень любил выжигать осужденным на лбу и щеках клеймо «ВОР», и даже сам изготовил приспособление для этого. Если в редких случаях в последствии доказывалась невиновность клейменого, Татищев не смущался — перед словом «ВОР» он милостиво выжигал частицу «НЕ», и выпускал оправданного на волю.
В сыскном приказе у Каина было всё схвачено, но Татищева он коррумпировать просто не успел. Получив кляузу на Осипова, генерал-полицмейстер приказал схватить его и подвергнуть пытке. Крики про «слово и дело» не помогли — Татищев подчинялся напрямую Елизавете и сам был высшей следственной инстанцией. На дыбе Осипов признался во всём.
Разбор персонального дела Каина специально созданная особая комиссия вела четыре года. В 1755 году крестьянина Ивана Осипова приговорили к четвертованию. Но Сенат смягчил наказание. Ваньке-Каину вырвали ноздри и, заклеймив, сослали на вечную каторгу сначала в прибалтийский Рогервик, а затем в Сибирь, где его следы затерялись.
Лубочные книжки о Ваньке-Каине и особенно его поддельная автобиография (сам Осипов был неграмотным) имели в XVIII-XIX веках бешеный успех. В народной памяти вор, доносчик и стяжатель превратился в настоящего Робина Гуда — песенный и сказочный Ванька грабил богатых и раздавал всё бедным. Правда, прозвище Ванька-Каин навсегда осталось ругательным.
Имя Видок тоже стало нарицательным, означающим доносчика и стукача. Французский аналог Ивана Осипова на полвека младше. Практически все сведения о молодости Эжена Франсуа Видока известны только по его «Запискам», написанным, правда, не им, а «литературным негром» и изданным огромным тиражом в 1828 году.
Вряд ли эти воспоминания имеют много общего с действительностью. Трудно представить, чтобы сын аррасского булочника в 14 лет убил на дуэли боевого французского офицера, а через год давал уроки фехтования в австрийской армии, да с таким успехом, что к пацану выстраивалась очередь.
Видок утверждал, что был страшно удачлив в любви, а в тюрьмы попадал исключительно из-за интриг ревнивых мужей. Из всех, даже самых страшных тюрем Франции он умудрялся сбежать — рядом с ним всегда случайно оказывались кем-то забытые одежды то стражника, то монахини, то тюремного чиновника.
С несколько унылым однообразием Видок описывал, как он облачался в найденные костюмы, гримировался и спокойно покидал места заключения. Бежал он обычно до ближайшей юбки, под которой его и находили преследователи. Беглеца вновь отправляли в тюрьму, где его уже ждал в очередной раз забытый кем-то костюм, и цикл повторялся снова… В «Записках» этот донельзя беллетризированный круговорот побегов и поимок эпизоде на пятом начинает навевать на читателя скуку.
Ни о каких своих преступлениях более тяжелых, чем дуэли и побеги, Видок не пишет. Однако они, судя по всему, за душой у него были. Только дуэлями не заработаешь авторитет в криминальной среде. А именно благодаря этому авторитету Видок в 1809 году стал удачливым полицейским агентом.
Он сам, как и Иван Осипов предложил свои услуги полиции, но был удачливее, чем Ванька-Каин. Провозгласив, что «преступника может поймать только бывший преступник», Видок сформировал бригаду из 20 раскаявшихся уголовников, и начал трясти криминальный мир Парижа.
В его «Записках» борьба с преступностью выглядит как авантюрный роман с элементами буффонады. Видок расписывал, как он переодевался слугой, водовозом, угольщиком, мусорщиком, опять-таки тщательно гримировался, гулял по притонам, втирался в доверие к бандитам, а чуть позже арестовывал их целыми шайками.
«Мемуарист» гордо упомянул, что парижане называли его «Королем риска» и «Оборотнем», но, скорее всего, он сам себе эти прозвища и придумал. Похоже, Видок всю жизнь мечтал о сцене, но сублимировал мечту в сыскное дело.
В 1811 году в парижской полиции была сформирована особая бригада «Сюрте» («Безопасность»), главой которой назначили Видока. 16 лет бригада довольно успешно боролась с парижской преступностью, но в 1827 году Видок ушел в отставку. Он еще пару раз возвращался на государственную службу, но не надолго. Главным его делом стало первое в мире частное сыскное агентство.
Своих клиентов Видок брал на абонементное обслуживание. Банкиры и коммерсанты платили ему чисто символические 20 франков в год, пока ничего не происходило. И щедро покрывали расходы бюро, пока оно улаживало их неприятности.
В случае раскрытия преступления Видоку полагалась солидная премия. Поначалу дела бюро шли крайне успешно, но через 10 лет по Парижу поползли слухи, что за некоторыми ограблениями клиентов Видока стоит сам сыщик. Количество желающих нанять «Короля риска» резко убавилось, и Видок разорился.
Последние годы бывший «Оборотень» жил на скромную пенсию, но пользовался бешеным успехом у женщин, причем молодых и симпатичных. Причина этой мужской притягательности выяснилась через неделю после его смерти, когда сразу все подружки Видока явились на вскрытие завещания.
Как оказалось, каждую из них покойный обещал сделать единственной наследницей своего огромного состояния. Разочарованными оказались все — после себя Эжен Франсуа Видок не оставил почти ничего.