Человек, который построил мавзолей

Мавзолей Ленина на Красной площади.

Фото: Caro / Sorge / Globallookpress.com

Император сделал его академиком и наградил несколькими орденами, а советское правительство отметило четырьмя сталинскими премиями.

Его колоссальное наследие разнообразно географически и стилистически, но в каждой его постройке виден талант и вкус. А еще он создал музей архитектуры, который теперь носит его имя. Имя академика Алексея Викторовича Щусева.

Конокрад из Кишинева

Щусев родился в Кишиневе, в небогатой дворянской семье. Его отец имел ранг надворного советника и занимал пост попечителя богоугодных заведений, но денег едва хватало, чтобы достойно содержать большую семью — у Щусевых было четверо сыновей. Тем не менее, на дополнительное образование средств не жалели. Но счастливое детство для Алексея и его братьев кончилось очень рано — когда ему было шестнадцать, заболел и умер их отец, а вскоре скончалась и мать.

К этому времени Алексей уже твердо знал, что он станет архитектором. Это была осознанная мечта, к реализации которой он шел с самого детства: чертил, рисовал, изучал памятники и архитектурные шедевры прошлого. Кстати, за свои рисунки он получал многочисленные награды и похвальные листы.

Наследства хватило, чтобы поехать в Санкт-Петербург и поступить в Академию художеств, где он учился в мастерской архитекторов Григория Ивановича Котова и Леонтия Николаевича Бенуа. Одновременно юноша стал посещать живописные классы Ильи Ефимовича Репина и Архипа Ивановича Куинджи.

В студенческой среде его прозвали «конокрадом». Алексей слыл сорвиголовой, неплохо играл на гитаре и был душой компании, а поскольку приехал он с юга, напрашивалось сравнение с цыганом. Ну а раз цыган – значит, конокрад. Хотя в воровстве он вроде бы замечен не был, да и обликом на представителя древнего кочевого народа совершенно не походил. А вот решительности ему действительно было не занимать.

Так в 1895 году, узнав из газет о смерти генерала Д. П. Шубина-Поздеева, он по собственной инициативе нарисовал эскиз изящной часовенки с шатром в качестве надгробия и пришел с ним к вдове. Никаких рекомендаций и уж тем более, громкого имени у 22 летнего бедного студента, естественно, не было. Это выглядит удивительно, но проект понравился и часовенку возвели на кладбище Александро-Невской лавры.

А еще во время учебы Щусев в составе археологической экспедиции работал в Средней Азии. Несколько лет он занимался обмерами древнейших памятников Самарканда Гур-Эмир (мавзолей Тамерлана) и Биби-Ханым (соборная мечеть), которые произвели на молодого архитектора огромное впечатление. Восточные мотивы впоследствии будут регулярно всплывать в его работах.

Закончив Академию с большой золотой медалью, Щусев получил право за государственный счет отправиться в творческую командировку за границу. За два года он успел побывать в Вене, Триесте, Венеции и других городах Италии, потом пересек море и посетил Тунис, затем снова жил в Италии, Франции, Англии, Бельгии.

Переполненный впечатлениями в 1899 году он вернулся на берега Невы и…оказался без работы и средств к существованию. В подмастерья к маститым архитекторам он идти не желал, поскольку боялся потерять индивидуальность и навсегда остаться на вторых ролях, а пробиться в конкурентную компанию самостоятельных зодчих молодому человеку без связей было почти невозможно. Честолюбие и независимость, которые были определяющими чертами характера Щусева, еще не раз будут создавать ему трудности.

Сорок сороков русского модерна

Помог учитель Алексея – Григорий Котов, который подбросил ему первый небольшой церковный заказ. За ним последовал следующий, и пошло-поехало. Довольно скоро Щусев стал едва ли не самым востребованным церковным зодчим и официальным архитектором Святейшего Синода.

Он придумал новый, совершенно непривычный иконостас для Успенского собора Киево-Печерской лавры, построил около трех десятков церквей, в том числе, храм Сергия Радонежского на Куликовом поле, Троицкий собор в Почаевской лавре, храмы в итальянских Сан-Ремо и Бари.

Щусев реконструировал собор Василия в Овруче (Житомирская область), построенный в XII веке и лежавший в руинах. Считается, что это был первый пример настоящей исторической реставрации. Здесь зодчему помог навык археологических работ и обмеров, полученный в годы учебы. Кстати, именно за эту работу Щусев получил звание академика и орден Анны 2-й степени.

«Реставрация этого древнейшего храма … представляет совершенно исключительный интерес, как по приемам, впервые в этой области примененным, так и по тем научным данным, которые явились в результате раскопок и строгих обмеров, предшествовавших началу самих строительных работ.

Реставратор поставил себе целью включить существовавшие развалины стен в тот храм, который должен был явиться после реставрации, при этом в новые стены ему удалось включить не только остатки стоявших ещё древних стен, но все те конструктивные части их — арки, карнизы, и даже отдельные группы кирпича, которые были найдены в земле иногда на значительной глубине».

Академик И. Э. Грабарь «История русского искусства» 1910 год. Том первый.

Но вершиной церковного творчества Щусева все же стоит признать Марфо-Мариинскую обитель, которую и сейчас можно увидеть на Ордынке. Это первая серьезная работа зодчего в Москве и история ее создания заслуживает отдельного рассказа.

Обитель основала Елизавета Федоровна — вдова московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича, погибшего в феврале 1905 года от брошенной революционером Каляевым бомбы. Она продала все свои драгоценности, на вырученные деньги выкупила участок земли с садом и основала там женскую обитель милосердия.

При поступлении в нее сестры давали обед целомудрия, послушания и нестяжательства, но по истечении какого-то срока могли свободно вернуться к мирской жизни — это отличало обитель от монастыря. В обители были созданы больница для малоимущих, амбулатория, аптека, где часть лекарств выдавалась бесплатно, детский приют, бесплатная столовая и ещё множество учреждений.

Естественно, обители был нужен достаточно вместительный храм, трапезная и еще ряд зданий, проектирование которых и было доверено Алексею Щусеву. Протекцию ему составил близкий друг зодчего, художник Михаил Нестеров, ставший соавтором проекта.

Хотя в полном смысле слова совместной эту работу назвать трудно: первый взял на себя строительную часть, а второй — декоративное оформление внутреннего убранства. Стоит отметить, что Щусев никогда не работал в соавторстве: «Соавтор — это архитектурная жена, его нужно любить и с ним советоваться».

Щусев свою задачу решил в присущем ему стиле, который потом стали называть новорусским. Можно сказать, что это модерн, основанный на традициях древнерусского зодчества. Национальное культурное наследие, рассмотренное через призму современного искусства. Все детали с которыми экспериментировал Щусев имеют некий прототип в древнерусском зодчестве — новгородском, киевском, владимирском. При этом скомпонованы они так, что создают совершенно новый, неожиданный облик.

Собственно, это был фирменный стиль Щусева, который прослеживается и в остальных работах. Особенно наглядно в церкви на Куликовом поле. И везде мастеру удавалось добиваться удивительного баланса и гармонии старого и нового. С одной стороны, он чрезвычайно бережно относился к старине, с другой, создавал очень современные и необычные здания.

Логическим продолжением и развитием этого стиля стало проектирование и строительство Казанского вокзала в Москве. К 1913 году Щусеву стало тесно в рамках церковного зодчества, и он рвался к другим темам. Тут подоспел конкурс на возведение нового вокзала, который он и выиграл, кстати, в творческой борьбе с самим Федором Шехтелем.

Идеологически эта работа вполне характерная для Шусева, но рамки ее шире, поскольку мастер решил совместить традиции татарской и русской культур. Правая башня вокзала (если стоять к нему лицом), напоминает о знаменитой башне Сююмбике Казанского кремля. А левая башня и элементы декора отсылают уже к кремлю московскому. Вокзал как бы соединяет традиции двух городов, создавая единое целое.

К сожалению, полностью оценить первоначальный замысел автора можно лишь по макету.

Вокзал начали строить в конце 1913 года, потом разразилась война, революция… По настоянию новых властей проект пришлось дорабатывать и серьезно переделывать, в нем появился вестибюль метро, затем понадобились новые корпуса. Строительство закончилось лишь в 1940-м. Идеи Щусева в целом сохранились, но в чистоте восприятия вокзал, конечно, многое потерял.

Первый архитектор СССР

Для работы над Казанским вокзалом, в 1913 году сорокалетний Щусев переехал Москву и больше ее уже не покидал. Во всяком случае, надолго. Здесь он пережил смутное революционное время и встретил новую эпоху. Коммунистом Щусев не стал, но советскую власть принял довольно спокойно: «С попами договаривался, и с большевиками договорюсь», говорил мастер. В 1922-ом он сменил Шехтеля на посту председателя Московского архитектурного общества. Первым серьезным заданием новых властей стал проект генеральной реконструкции города, который был поручен Щусеву и другому мастеру старой школы Ивану Владиславовичу Жолтовскому.

Впрочем, мастера быстро поняли безнадежность совместного творчества и стали работать отдельно. Проект Щусева, подразумевавший сохранение большинства исторических памятников города, показался недостаточно радикальными и принят не был. В отношениях Щусева и советской власти наступила тревожная пауза.

С именем Щусева связано множество легенд. Одна из них гласит, что когда морозной ночью на 25 января 1924 года на пороге его дома появились суровые люди в военной форме, зодчий решил, что пришли его арестовывать. Но визитеры предложили мэтру взять чертежные инструменты и доставили его в Дом Союзов на Большую Дмитровку.

Там уже собрались все руководители страны, от которых Щусев узнал, что умер Ленин и ему предстоит срочно построить для тела вождя временный мавзолей. Эскиз проекта должен быть готов к утру. Щусев успел. К рассвету он придумал и спроектировал деревянную конструкцию, а потом руководил работами по ее возведению. Несмотря на мороз, через четыре дня и пять ночей к началу траурных мероприятий все было готово.

Весной того же года уже в более спокойной обстановке Щусев нарисовал второй деревянный мавзолей, а потом сделал каменный, стоящий по сей день. Между прочим, памятник всемирного культурного наследия ЮНЕСКО.

Для того, чтобы понять гениальность идеи Щусева, нужно отвлечься от политических пристрастий и личного отношения к умершему вождю.

Алексея Викторовича не спрашивали, нужно ли строить мавзолей и где это лучше делать. Он не мог ничего изменить, и даже отказ от работы не помог бы — его просто передали бы другому зодчему. В итоге, Щусев решил поставленную задачу, причем с наименьшим вредом для облика Красной площади.

Ему удалось, и удовлетворить запросы большевиков, и спасти исторический ансамбль, аккуратно вписав в него новый элемент. Мавзолей ничего не загораживает, не ломает пространство, а наоборот, удерживает его.

Удивительна и идея внутреннего устройства мавзолея. В мировой архитектуре никто не делал ничего подобного. Со времен египетских пирамид и самого царя Мавзола (от которого происходит название), речь шла лишь о гробницах, а Щусеву нужно было сделать одновременно памятник, музей одного экспоната и трибуну для парадов. И ему так логично удалось все совместить, что теперь мы даже не задумываемся, что могло быть как-то иначе.

С этого времени Щусев стал в СССР архитектором номер один. Он получал огромное количество самых важных и интересных заказов, открывал двери в любые кабинеты, мог выбить любые стройматериалы. На него работали несколько архитектурных бригад, сам же он генерировал идеи и руководил процессом. А заодно, стал директором Третьяковской галереи.

В 20-е годы Щусев увлекся конструктивизмом и доказал, что этот новый стиль ему вполне по силам. Лучшее доказательство — дом Наркомзема на Садовом кольце. Он словно принял вызов Ле Корбюзье, построившего неподалеку здание Центросоюза, и ответ великому французу получился очень достойным.

На Щусева работал огромный коллектив, создававший славу зодчего, но и он не оставался в долгу. Он выбивал зарплаты и премии, ходатайствовал за обиженных, очень многих спас от репрессий. Щусев не боялся вступаться за разрушаемые памятники, старался отстоять каждую московскую реликвию. Власть это раздражало, но звание строителя мавзолея была надежной эгидой.

«Нельзя украсть пиджак у голого»

В начале тридцатых Щусеву пришлось участвовать в строительстве гостиницы Москва. Именно пришлось. Дело в том, что на закрытом конкурсе победил проект молодых зодчих Леонида Савельева и Освальда Стапрана, кстати, работавших в мастерской № 2, которой руководил Щусев. Проект был решен в духе конструктивизма, но пока готовились к строительству и проводили начальный этап работ, настроения руководства страны резко изменилось.

Конструктивизм был объявлен если не враждебным, то нежелательным, фактически оказавшись под запретом. А в центре Москвы строится грандиозная гостиница для депутатов съезда и зарубежных гостей как раз в этом «буржуазном» стиле. На высшем уровне было решено проект изменить, и поручено это было числившемуся консультантом Щусеву.

Мэтр согласился, но на том условии, что он будет не соавтором молодых архитекторов, а единоличным руководителем проекта.

Дело решалось в кабинете московского руководителя Лазаря Когановича. В итоге, Щусев стал главным, Савельев и Стапран – заместителями.

Фундамент уже был залит, поэтому в плане конструкции ничего не меняли, но все фасады были перелицованы. Стилистически новый облик гостиницы тяготел к неоклассицизму, хотя и с некоторой натяжкой, вполне объяснимой после произошедших перипетий.

Жизнь продолжалась, и Щусев параллельно вел десятки проектов в разных городах. Он придумал застройку набережной Москвы-реки напротив Киевского вокзала, расширил Тверскую (улицу Горького), отодвинув, но сохранив старые дома, разработал проект академического городка на юго-западе столицы. Как обычно, старался заступаться за репрессированных, которых становилось все больше, и этим здорово раздражал власть.

Терпение начальства кончилось летом 1937 года. Сначала в июне на съезде архитекторов мэтр посмел публично поспорить с Вячеславом Молотовым, который в итоге оборвал дискуссию жесткой фразой: «Если вы не согласны с нашими установками, то мы можем выдать вам зарубежную визу!». Это звучало почти как приговор.

А через два месяца в «Правде» появилась разгромная статья, подписанная…архитекторами Савельевым и Стапраном.

«К своей творческой работе Щусев относится нечестно. Он берет на себя одновременно множество всякого рода работ и, так как сам их выполнить не может, фактически прибегает к антрепризе в архитектуре, чего, конечно, не сделает ни один уважающий себя мастер. В целях стяжания большей славы и удовлетворения своих личных интересов Щусев докатился до прямого присвоения чужих проектов, до подлогов….

За личиной крупного советского деятеля скрывается политическая нечистоплотность, гнусное честолюбие и антиморальное поведение …. Мы, беспартийные советские архитекторы, не можем без чувства глубокого возмущения говорить о Щусеве, известном среди архитекторов своими антисоветскими, контрреволюционными настроениями.

Характерно, что ближайшими к нему людьми были темные личности вроде Лузана, Александрова и Шухаева, ныне арестованные органами НКВД…».

«Правда» 30 августа 1937 года. Статья «Жизнь и деятельность архитектора Щусева».

«Нельзя украсть пиджак у голого», сквозь зубы ответил на обвинение в плагиате Щусев. Он попытался найти защиту у профессионального сообщества, но по инициативе парткома Союза Архитекторов СССР был исключен из организации.

Многие коллеги и ученики добровольно или вынужденно присоединились к травле. Припомнили ему и дворянское происхождение, и эмигрировавшего брата, и покровительство «бывшим», и острый язык, и борьбу за сохранение памятников. Лишь В.А.Веснин остался в стороне и произнес библейскую фразу «кто без греха, пусть первым бросит в него камень».

Телефоны руководства страны замолчали. Щусева сняли со всех постов, отобрали мастерскую. Мэтр оказался в вакууме, и ему ничего не оставалось, как снова ждать ареста.

« … Щусев сумел отвоевать трех человек, которые были в свое время советской властью осуждены и высланы, а он их посадил рядом с собой и стал с ними работать. … Как следствие, мастерская сейчас засорена чуждыми нам людьми. На сегодняшний день мы имеем одного князя, семь дворян, двух выходцев из духовенства, одного торговца, трех личных потомственных граждан, имеются бывшие иностранные подданные, которые работают сейчас над очень ответственными проектами, имеются дети бывших иностранных подданных. … Вчера партгруппа нашей мастерской сделала следующие выводы. Мы считаем, что в свете этих данных пребывание у руководства мастерской невозможно».

(из протокола заседания партгруппы мастерской №2)

«Архитектор Щусев, получивший звание академика в старой России за проектирование строительства церквей … к решению творческих вопросов советской архитектуры подходил поверхностно … Какое имеет право царский академик называться сейчас, при советской власти, академиком …».

(из резолюции партгруппы Всесоюзного и Московского правлений Союза советских архитекторов)

«Стыдно вам, молодые люди!»

Забвение длилось примерно год, а помощь пришла с самой неожиданной стороны. Щусев узнал об аресте дочери своего старого друга художника Нестерова и пошел хлопотать за нее к новому наркому внутренних дел Лаврентию Берия. «У меня над столом всегда висела картинка вашего Казанского вокзала, как мы можем Вам не доверять!» - воскликнул Лаврентий Павлович, который по образованию был техником-архитектором.

А вот как по воспоминаниям самого Щусева происходила реабилитация:

«Однажды вечером в Академии архитектуры собралось несколько человек. Председательствовавший Веснин произнес краткую вступительную речь и предоставил слово одному из двух обвинителей. Выступление было довольно длинным и по своему содержанию мало отличалось от писем, помещенных за год до этого в «Правде». После окончания этой запальчивой речи Веснин достал из ящика стола фотографию и, не выпуская ее из рук, показал сидевшим в некотором отдалении Савельеву и Стапрану и тут же спросил: «Скажите, пожалуйста, что это за здание?» Оба ответили, что это их первоначальный проект гостиницы «Москва». «Стыдно вам, молодые люди!» – воскликнул Веснин и перебросил им фотографию».

На фотографии был санаторий в Мацесте, спроектированный Щусевым еще в 1927 году!

Щусев вернулся в профессию и снова возглавил строительство гостиницы «Москва». Правую сторону (которая ближе к Кремлю) строили уже по его чертежам. Этим и объясняется разница в оформлении двух частей фасада.

Впрочем, бытует и иная версия — легендарная. Якобы, еще в начале строительства Щусев принес вождю на утверждение два варианта фасада, совмещенных на одном чертеже. Но Сталин не разобрался и посредине подписал: «Утверждаю». Менять никто не решился…

Щусеву вернули регалии, мастерскую, проекты. Только в Союзе Архитекторов восстанавливаться он не пожелал. Через год Берия попросил мэтра перестроить здание его ведомства на Лубянке, и зодчий, по понятным причинам, не смог отказаться: «Попросили меня построить застенок, ну я и построил им тюрьму… повеселее». Зато Нестерову отпустили. И многих других, за кого хлопотал Щусев.

Щусев продолжил работать, хотя не исключено, что пережитое стоил ему нескольких лет жизни. Последним ярким творением зодчего в Москве стал вестибюль станции «Комсомольская» на кольцевой линии. Но все же больше он преподавал, занимался теорией и историей архитектуры, создал музей и сам его возглавил. После войны много сил уделил восстановлению городов, в том числе, родного Кишинева.

Но приехать в город детства не успел — на 76-ом году жизни сердце зодчего остановилось.

Наверное, Щусев был самым талантливым архитектором советской эпохи. Ему были подвластны любые стили, в каждом он умел найти гармонию. Значительную часть жизни он потратил на борьбу, но вряд ли в этом стоит винить время — просто Щусев по духу был настоящим бойцом. И покой ему даже не снился.