Дороти Дей: святая для избранных
Журналистка, анархистка и общественная деятельница, Дороти Дей была одной из основательниц «Движения католических рабочих» – влиятельной христианской организации, которая заботится о бездомных, провозглашает принцип отказа от насилия и призывает к простой общинной жизни. Католическая церковь удостоила Дороти статусом Слуги Божьей, но и без официальных титулов многие называют ее современной святой.
Чтобы понять святых — этих излучающих свет, необычных людей, рядом с которыми все остальные выглядят дешево и ничтожно, можно сравнить их с современными физиками. В ходе своих исследований они пришли к однозначному выводу о том, что реальность — это далеко не всегда именно та вещь, место или человек, о которых мы думаем или которых себе представляем.
Им удалось познать ежедневную мелочную суету и погрузиться в основы существования. Помимо всего прочего, они увидели, что мир внутри пуст и освещается лучами божественной любви, что первое должно быть последним, а последнее первым и что святость заключается в том, чтобы жить в согласии с этими элементарными истинами.
Дороти Дей определенно была святой. И ей остается, потому что даже после своей смерти в 1980 году в возрасте 83 лет она до сих пор воспринимается людьми как живой образец святости и непогрешимости, а пример, который она подала американскому и мировому обществу, сегодня выглядит еще более актуальным и провокационным, чем когда бы то ни было.
Дей всегда заботилась о людях, особенно бедняках, особенно тех, которых она с долей иронии называла «недостойными бедняками» и уделяла огромное внимание служению их интересам. То, что церковь определяет как милость и благотворительность (накормить голодного, навестить больного, приютить бездомного и т.д.), для нее было не просто проявлениями высокой морали и нравственности или формулами альтруизма, а принципами физического существования, такими же неизбежными, как первый закон термодинамики. Раздень ее догола, забудь всю историю ее жизни и биографию, и что останется? Кости и любовь к человечеству. Вот оно — наследие Дороти Дей, и оно бесконечно.
Тем не менее, ее история и биография, оказывается, очень интересны, особенно в пересказе ее собственной внучки, Кейт Хэннеси, автора книги «Дороти Дей: мир спасет красота». Краткая хронология событий и духовного развития героини: богемная жизнь, радикализм, материнство, католицизм, а затем жизнь, миссия, жертвенность и активная гражданская позиция, — ее образы постоянно меняются.
Юная Дороти работает репортером в Гринвич-Виллидже начала XX века, — «холодная и расчетливая, в твидовом костюме, пьет ржаной виски со льдом и ничем не отличается от других себе подобных». Она проводит время со своим другом, выдающимся драматургом Юджином О'Нилом в баре под названием «Дьявольская дыра». О'Нил со свойственной ему «язвительностью» и «присущей интонациям монотонностью» читает одно из своих любимых стихотворений — «Гончую небес» Фрэнсиса Томпсона. В ответ Дороти поет песню «Фрэнки и Джонни».
Молодая Дороти лежит в темноте на койке в исправительно-трудовой колонии в Виржинии, она попала сюда после голодной забастовки, ее арестовали, избили и подвергли наказанию за участие в пикете суфражисток («Я не понимала, что происходит вокруг, — писала она о том времени в своих мемуарах «Долгое одиночество», — Я не считала себя радикалом или протестующей … Мне вдруг стала понятна вся тщетность моей теперешней жизни, поэтому я не могла плакать, просто лежала там и страдала»).
Вот Дороти в Чикаго. На дворе 1922 года, позади остались аборт, неудавшееся замужество, две попытки суицида и влюбленность в агрессивного альфа-самца, газетчика, Лайонела Мойса.
Теперь перенесемся в декабрь 1932 года на Восточную 15-ю улицу. В дверь ее дома стучится уличный философ, Питер Морин, который «не здоровался и не прощался и при каждом своем появлении продолжал разговор ровно с того места, где закончил в прошлый раз». Он сказал Дороти, что искал ее.
Морин — один из главных героев истории жизни Дороти Дей. Появление Морина знаменует собой резкую перемену в ее жизни, по значимости не сравнимую даже с рождением ее дочери Тамар, внебрачное появление которой в 1926 году послужило толчком к обращению Дороти в католичество.
Он называл себя крестьянином, был на 20 лет старше Дей и родом из Франции. Странный персонаж, что-то вроде интеллектуального жонглера со своими интересными мыслями и идеями, представляющими собой очень странное гибридное порождение радикальных политических взглядов и католических социальных учений, которые он выдавал в виде необычной, сбивчивой песенки (например, он считал, что слово «коммунизм» «украли у церкви».) Чудак, скажете вы. Однако некоторые люди считали его странным и любопытным.
Но не Дей. Своей вдохновленной эксцентричностью Морин указывал ей на границы между сверхъестественным и естественным, а в его неутомимых монологах она слышала для себя программу к действию. Вместе с ним Дей практически моментально основала Движение католических рабочих — организацию, которой она с тех самых пор отдавала все свои физические и душевные силы.
Изначально движение было газетой «Католический рабочий», редактором которой Дей оставалась на протяжении 40 лет, затем появились многочисленные «дома гостеприимства» — в городе и сельской местности, полностью автономные, предназначенные для предоставления приюта и еды тем, кому некуда было пойти. Газета выходит и по сей день, а на территории США действует более 200 домов и общин Движения католических рабочих.
В последнее время стало модно вспоминать о забытых, никому не известных персонажах. В жизни Дороти Дей тоже был такой человек, и он доставлял ей немало хлопот. Его звали г-н Брин, проживая в доме Движения католических рабочих на Мотт Стрит, он проявил себя как агрессивный расист и поджигатель.
Был и другой смутьян — г-н О'Коннелл, который целых 11 мучительных лет прожил в фермерской общине католических рабочих Мэрифарм в Истоне, штат Пенсильвания, безжалостно оговаривая других рабочих, тайно складируя инструменты и в принципе наводя «ужас» (по словам Дей) на всех окружающих.
Дороти Дей испытывала особое уважение к этим «тяжелым» людям, ведь именно с ними ей приходилось облекать все эти абстрактные представления о справедливости и великодушии в реальную, осязаемую форму. Здесь она спускалась с небес на землю.
Любовь к Брину и О'Коннеллу требовала от нее необычайных способностей к отрицанию самой себя. Ежедневное взаимодействие с ними было настоящей нравственной наукой. Насколько ей хватит терпения? В какой момент человек начинает попросту любоваться тем, какой он хороший?
«Эта необходимость подставить вторую щеку, — писала она в своих мемуарах, — поощрение другого человека к тому, чтобы стать вором или убийцей, и все ради того, чтобы мы стали более великодушными. Как это все оскорбительно. В таком случае пусть лучше я буду тем, кто бьет первым, чем безропотной и беспрекословной жертвой».
Смирение и покорность были не свойственны ей. Ее послушание и преданность церкви и бедным людям были полны решимости и настойчивости. И это делало ее цельной личностью. Или частью целого. В своем сборники духовных писаний «Безумная любовь» Дей приводит девиз Индустриальных рабочих мира.
«Старый слоган Индустриальных рабочих мира «Один за всех и все за одного», — пишет она, — это другой способ сказать то, что Апостол Павел сказал почти два тысячелетия назад: «Мы все части друг друга, и когда у одного из нас возникают проблемы со здоровьем, здоровье всего тела становится хуже».
Вот оно — идеальное обобщение, компромисс между хваленым коммунитаризмом и христианскими догмами в стиле Питера Морина. Но это дает нам и ключ к таинственному телу Дороти Дей — Движению католических рабочих во всех его аспектах и проявлениях — и обычному, физическому телу этой загадочной женщины.