Что думают о жизни в Москве девушки с Северного Кавказа

15 апреля в Москве состоится финал конкурса «Мисс Россия». На этот раз, в отличие от прошлых лет, участие в нем не примет ни одна из представительниц Северного Кавказа. Девушек легко понять: в прошлом году 21-летнюю Альбину Ильдарову из Дагестана земляки буквально «заклевали» в соцсетях за фото в купальнике, сделанные для официального сайта конкурса, а некоторые и вовсе писали в комментариях, что «таких дочерей нужно заживо закопать».

В попытке разобраться, насколько отличаются русский и кавказский характеры, сложно ли кавказским девушкам почувствовать себя в Москве своими, трудно ли им сохранять здесь традиции и обычаи своего этноса, МОСЛЕНТА поговорила с переехавшими в столицу представительницами несколько северо-кавказских народов.

Черкешенка

Светлана Мамрешева, 28 лет, актриса

В Москву я переехала в 16 лет из маленького города Нарткала в Кабардино-Балкарии. Было страшно — все же тут очень большое пространство и огромное количество людей, так что масштабы всего, что оказалось вокруг, меня реально шокировали. А люди… Я быстро столкнулась с тем, что у моих земляков и москвичей совершенно разные культурные коды, разные традиции.

Впрочем, мне иногда кажется, что в Москве в принципе нет никаких традиций. Есть иерархия, преемственность, а вот традиций — нет: тут каждый живет так, как сам себе придумывает. Здесь нет точек отсчета, зато они есть у меня.

Папа говорил мне с самого детства: «Света, не позорь лицо!» И это для меня стало той верой, которую я несу все те годы, что живу в Москве.

Именно это «не позорь лицо» дает мне уверенность в том, что я не сделаю вещи, которые делать не должна.

Несколько лет назад во время перерыва между репетициями я начала рассказывать режиссеру, что вот, мол, у меня есть сестры Карина и Фатима, а сейчас ко мне пришел Алим. И тут он спрашивает: «Света, откуда у тебя столько черножопых знакомых?» А я ему говорю: «Сережа, я ведь сама такая». И — пауза.

Потом он просил прощения, конечно. Но, знаете, меня это совершенно не задело, потому что у меня внутри есть то, что позволяет мне не вестись на подобные провокации, не реагировать на клише, возникающие в головах у людей из-за недостатка образования...

Я всегда чувствую, что здесь я в гостях. Но при этом стараюсь быть позитивно настроенной и принимать все, что вижу. Это довольно легко, тем более, что, например, мои однокурсники по Щепкинскому училищу всегда относились ко мне и к моей культуре с большим уважением.

Так же было в Школе-студии МХАТ, так случилось в «Гоголь-центре», где я сейчас работаю. Но разница между нами, безусловно, чувствуется.

Взять хотя бы отношения мужчины и женщины. Здесь они строятся совсем не так, как у нас, и, возможно, именно поэтому я до сих пор одна.

Сохранять свои традиции в Москве не просто. Что помогает мне их не растерять? Наверное, некое чувство единения со всеми женщинами моего рода — сестрами, тетями, мамой, бабушкой. Мы постоянно общаемся, хотя все они живут в Нарткале: в Москве, кроме меня, сейчас лишь одна из четырех моих сестер. Скучаю ли? Конечно! Но я не самая показательная кавказская девушка в этом смысле: на всякие посиделки у меня просто нет времени, потому что почти постоянно я нахожусь в театре.

Считается, что для черкешенки быть актрисой — не самый, скажем так, лучший выбор. Но особого осуждения со стороны родных я не чувствую. Наоборот!

Они гордятся, что я редкий для республики человек, работающий в сфере культуры на достаточно высоком профессиональном уровне. Я закончила один из лучших вузов страны, играю в хорошем театре, и это вызывает уважение.

Другое дело, что для них мера моего счастья — не успехи на сцене, а то, когда я выйду замуж и рожу. Мол, время поджимает, у тебя же возраст… Продолжение рода — вот главное предназначение черкесской девушки, уверены они. А потому родственников куда больше интересует это, а не когда у меня случится очередная премьера. И это немного обидно.

Но, что бы ни случилось и из-за чего бы я ни переживала, я всегда буду гордиться тем, что я черкешенка. Я горжусь своим народом, нашим национальным костюмом, нашим отношением к старикам... В наших деревнях до сих пор есть обычай, что, когда младший сын женится, он все равно остается с родителями. И его жена следит за ними до их последних дней.

Это — жертвенность, но ведь все мы когда-нибудь станем старыми и немощными, будем нехорошо пахнуть и можем потерять разум, а такая жертвенность дает уверенность, что и нас никто не бросит умирать в одиночестве. Это здорово! И это то, чему многим стоило бы у нас поучиться.

Чеченка

Хеда Хасмагомадова, 31 год, врач

Назвать себя московским старожилом я могу — я тут с осени 2015 года, а до этого где только ни была: несколько последних лет жила в Грозном, училась в Краснодаре, поступала в ординатуру в Ростове. В Москве я сейчас работаю как раз ординатором.

Легко ли мне дался переезд сюда? Нет, очень тяжело, потому что за несколько месяцев до этого я надела хиджаб — не по чьему-то настоянию, а по собственной воле. И мне было невероятно страшно! Но, с другой стороны, отказываться от возможности стать в Москве врачом было бы, согласитесь, очевидной глупостью.

Чего я боялась? В первую очередь, какого-то негативного к себе отношения, того, что буду чувствовать здесь себя ущемленной. Да и родственники за меня постоянно переживали. Поначалу я жила у них, и они всячески отговаривали меня от них съезжать и отделяться. Но…

Ничего ужасного со мной так и не случилось. Но в Москве мне очень не хватает общения. У нас в Чечне все же более душевно, а здесь все держат дистанцию.

За два года у меня тут появилась только одна подружка. А родные… С ними я не сказать, чтобы шибко общаюсь — так, встречаемся по выходным и все.

Забавно: поначалу мне мое столичное одиночество даже нравилось — в Грозном все же от постоянного внимания всех родственников к твоей персоне устаешь достаточно сильно. А тут — все, нет никакого контроля! Но со временем эта свобода перестала вызывать какие-то эмоции.

Да, я могу теперь позволить себе сходить на последний сеанс в кино или остаться ночевать у друзей, но устраивать какой-то праздник непослушания мне даже в голову не приходит.

Наверное, дело все же не в свободе, а в воспитании, которое у чеченок и русских девочек-москвичек, конечно, очень отличается. Нас воспитывают в большой строгости, не дай бог совершить шаг вправо или влево.

Возможно, именно поэтому наши девушки не курят, куда более скромно одеваются. В этом нет ничего от религии — это идет от простого уважения к старшим, к окружающим. Хотелось бы, чтобы это переняли и москвички.

В каждой девочке должна быть какая-то загадка — не только в ее характере, но и во внешности. А значит, зачем тогда, к примеру, выставлять на всеобщее обозрение свое тело, зачем ходить по подиуму в купальниках и по улицам в юбках, едва прикрывающих попу?

Впрочем, я не понимаю даже того, зачем в Москве влюбленные люди на глазах у всех целуются и обнимаются. В Грозном бы такое и в голову никому не пришло! Почему? А вдруг увидят старшие! Поэтому даже муж с женой стараются на людях друг от друга немного дистанцироваться.

Все знают, что они живут вместе, что у них общая постель, но любая интимность может проявляться только за закрытыми дверями.

Увы, Москва не позволяет соблюдать многие из наших традиций.

Понятно, что перед тем, как устроить любой праздник, нужно узнать, не мешаешь ли ты соседям. Но тут, как бы ты не старался, все равно будешь вызывать раздражение.

В каких бы хороших отношениях ты ни был с людьми, они всегда ворчат, что у нас много гостей, что у нас шумно. Не знаю… Может, нас просто боятся? Даже мой хиджаб поначалу вызывал у соседей весьма острую реакцию. Потом привыкли. Или, может, это я их своей харизмой взяла?

Я улыбчивая, светленькая, светлоглазая… Впрочем, из-за хиджаба до сих пор переживает даже моя мама.

Кумычка

Саида Берковская, 21 год, студентка

Папа мой родом из Кизилюртовского района Дагестана, но до 18 лет я жила вместе с родителями в Махачкале, а уже оттуда приехала в Москву и поступила во Всероссийский государственный университет юстиции. О Москве я мечтала со школы, потому что понимала — только здесь можно получить хорошее образование, однако сразу после школы мне пришлось поступить в Государственный дагестанский университет: так хотели папа с мамой. Я ходила туда целый год, а потом все же настояла на своем.

Тяжело ли было родителям? Думаю, да. Но они понимали, что я уезжаю не для того, чтобы поменять город и избавиться от их контроля, а ради знаний и будущей карьеры. Да и остальные родственники отнеслись к моему отъезду достаточно спокойно: все понимали, если в Махачкале у тебя за спиной нет сильного клана, имеющего большие связи в данной профессии, на работу тебе не устроиться.

Через год я закончу институт. Хочу поступить в магистратуру, а, кроме того, я уже прошла конкурс и получила приглашение на работу в Министерство юстиции. Так что моя жизнь в Москве продолжается!

Жить здесь совершенно не сложно, а вот Махачкале мне все время чего-то не хватало.

Чего? Схожесть Москвы и Махачкалы, как мне кажется, заключается в том, что эти города очень суетливы, только у меня на родине эта суета какая-то хаотичная, а здесь все работает как часы. Наверное, мне как раз и не доставало этой суетливой размеренности, а еще — простоты.

Менталитет кумыков такой же, как у всех представителей Кавказа — у нас всем все нужно, всех все интересует, а потому тебе все время приходится жить, подстраиваясь под общественное мнение. В Москве же я смогла позволить себе быть чуть более светской, чуть более свободной от условностей. При том, что уклад моей жизни в Москве не поменялся абсолютно – я так же одеваюсь, так же встречаюсь с друзьями и подругами — здесь мне намного легче дышится.

Я считаю, что в любом городе мы должны стараться сохранять свои корни.

Язык? Знаете, получилось смешно: я свой кумыкский очень здорово подтянула именно в Москве, потому что стараюсь здесь побольше общаться со своими земляками. Зато с чем тут возникают постоянные проблемы, так это с продуктами. Сама я, честно говоря, готовить не очень люблю, потому что у меня мама — повар, который все делает куда вкуснее меня. Но я знаю, что, увы, хорошее мясо в Москве купить крайней сложно — за свежим приходится ездить в халяльные магазины, а сушеное и колбасу нам и вовсе привозят родственники из дома.

Традиционная ли у нас семья? Отец моей мамы был евреем, выросшим в кумыкской семье — от него мне досталась фамилия. Мой папа — стопроцентный кумык. Не сказать, что мы живем полностью по традиционному укладу, но язык знаем все, стараемся соблюдать наши обряды — предсвадебные, свадебные, похоронные, многие другие...

Я знаю, что когда соберусь замуж, выйду если не за кумыка, то обязательно за мусульманина. Я считаю это правильным, потому что у мужа и жены не должно быть разногласий по религиозным вопросам. Вот мой дядя, например, женился на русской, так она приняла ислам. При этом я, клянусь, одинаково хорошо отношусь ко всем.

Когда я только собиралась переезжать в Москву, думала, что здесь меня может многое шокировать, но ничего такого не случилось. Впрочем, некоторое время, нужное, чтобы привыкнуть к тому, что творится вокруг, мне понадобилось. К примеру, мне было сложно принять то, что здесь называют «свободными отношениями».

Я не осуждаю, нет, потому что как я могу осуждать, если в данном обществе это стало нормой, если здесь люди удивляются, как можно иначе.

Но я не понимаю, почему мужчина и женщина не могут подождать до свадьбы…

Или вот этот конкурс красоты «Мисс Россия». Для меня, как для кумычки, совершенно неприемлемо дефиле в купальниках: в нашем обществе всегда пропагандируется скромная одежда, да и вообще женская скромность. Конечно, мы тоже можем раздеться — но только на пляже, а конкурс-то показывается на всю страну!

В общем, мое мнение таково: хочешь ходить в купальнике на всех телеканалах, ходи, но только не как представительница своего мусульманского народа, иначе ты создаешь о нем неправильное впечатление. Ведь по каждому из нас судят обо всей национальности.

Аварка

Джамиля Ганиева, 31 год, администратор IT-компании

В Москву из Махачкалы я приехала, в 2007 году, чтобы найти работу. Причем не одна, а вместе с мамой, сестрой и младшим братом.

Это место никогда не было городом моей мечты. Москва напугала меня, еще когда я впервые оказалась в ней как турист в 2000-м. Я тогда сразу подумала, что жить бы здесь не смогла. Однако ж живу тут уже почти 10 лет, хотя до сих пор периодически удивляюсь, как это мне удается.

Москва встретила меня недружелюбно. Работу я нашла через месяц, но начальнице сразу же не понравилась. В итоге она не продлила со мной контракт с формулировкой «ты слишком скромная». До сих пор не понимаю, что она имела в виду, и зачем для работы с документами ей была нужна моя нескромность.

Впрочем, все это были мелочи по сравнению с соседом по подъезду. Он располагался над нами и ровно в пять часов утра начинал чем-то очень тяжелым — ощущение, что гирей — стучать об пол.

Жил он с мамой-пенсионеркой и, по всей видимости, не работал. Представляете, его мама однажды пришла к нам жаловаться, что мы шумим.

А когда я спросила, как мы это делаем, она ответила, что мы постоянно ходим и включаем воду! Потом к нам даже приехала полиция.

Представляю, как это выглядело: старушка-божий одуванчик и семья дагестанцев…

Короче говоря, это был ужасный стресс. И еще — был декабрь. Встаешь — темно, сосед стучит, идешь по этому мраку и мерзлому льду на работу, едешь в метро, возвращаешься с работы — опять темно. Я видела солнце и дневной свет только в короткий обеденный перерыв, когда выходила купить себе что-нибудь поесть. Мне казалось, что я — Дюймовочка, попавшая к Кроту, и что мне нужно было попрощаться с солнцем прежде, чем я уехала в Москву.

Я русскоязычный человек, читавший те же книжки, что и мои русские ровесники. Но в Москве я вдруг обнаружила, что вообще не понимаю людей вокруг! Я совершенно не улавливала интонацию: говорит ли человек, к примеру, с иронией или серьезно, злится или шутит…

Или вот еще: однажды на первой работе коллега попросила меня купить ей пирожок. Стоил он рублей шестнадцать. Я купила. Так она вернула мне эти 16 рублей, чем меня просто шокировала! А коллега с другой работы, когда я пропустила ее по своей карточке в метро, стала отсчитывать мне за это 20 рублей (столько тогда стоил проезд). Мне всегда казалось, что за такое брать деньги как-то неприлично…

Еще мне казалось, что в Москве женщины не уважают мужчин, а мужчины — женщин. Да, в Махачкале женщин тоже не больно уважают, но как-то иначе. Например, материться при девушке, если ты ее хоть во что-то ставишь, у нас не принято, а в Москве в этом будто ничего такого и нет. Что же до мужчин, здесь, мне кажется, каждый взгляд и жест женщины кричит: «Да ты вообще не мужик!».

Впрочем, я не думаю, что москвичам стоило бы чему-то учиться у дагестанцев. Кажется, им и так хорошо. Некоторые из них считают, что кавказцев «кормят лучше», но это — заблуждение.

Переехав в Москву, я была наслышана о страшных скинхедах. И все время ждала, что сейчас они придут и начнут бить меня битой по голове…

Я так и не увидела ни одного из них, но зато оказалось, что взрослый образованный человек может тут считать нормальным употреблять при мне слова типа «хачи», «чурки». И что ему совершенно все равно, что он меня этим оскорбляет. Я думала, воспитанные люди так не делают.

Что значит «сохранять аварские традиции», я не совсем понимаю. Мне кажется, тут скорее надо говорить о том, что принято или не принято в конкретной семье. О том, насколько важно человеку иметь одобрение этой самой семьи, и как сильно семья готова наказать человека за то, что он выбрал что-то свое, не согласовав с ней. Но сама я с таким не сталкивалась — возможно потому, что в моем поведении мало что изменилось после того, как я приехала в Москву. Мне даже говорили, что я московский акцент не приобрела.

Если уж и вести речь о каких-то переменах, то они заключаются вот в чем: я, наконец, привыкла к Москве, а она больше не отторгает меня. Я нашла другую работу, других соседей и другую квартиру. И, наверно, перестала сама считать себя новичком, вечно виноватым в том, что «его тут не стояло».

Кубачинка

Залина Кишова, 36 лет, художник

Я, наверное, тот редкий человек, который совершенно не стремился в Москву. Но жизнь распорядилась иначе: в 2000 году я приехала сюда из Хасавюрта и, как оказалось, насовсем. Мне было 20 лет, выглядела я на все 16, и это добавляло немало комичных моментов в мою новую московскую жизнь.

Приехали мы с мужем вдвоем и, как водится в кавказских семьях, он занимался работой, а я обустройством нашего нехитрого быта.

Временами приходилось довольно-таки непросто. Больше всего меня тяготило отсутствие близких рядом — это сейчас все намного проще, есть видео и мобильная связь, а тогда... Зато с того времени у меня осталось увесистая пачка писем. Родные, друзья — мы переписывались, отправляли друг другу фотографии, посылки, в общем, скрашивали это огромное расстояние между нами, как могли.

Скоро будет 17 лет, как я живу в Москве.

Конечно, было много трудностей, не спорю, но ведь и хорошего было достаточно! Зачем помнить о плохом? Смотрим вперед и идем дальше!

Я благодарна этому городу за то, что он приютил нас, дал возможность стать тем, кем мы стали.

Я добилась успеха в своей профессиональной деятельности, обрела здесь близких друзей. Да, пришлось довольно быстро повзрослеть, научиться быть ответственным и решительным человеком. И еще — гораздо более лояльным.

О разности в воспитании уже много всего сказано. Да, есть то, что меня смущает, но я стараюсь принимать людей такими, какие они есть. Не навязываю им свою позицию. Это борьба с ветряными мельницами, разве не так? Я могу только лишь своим поведением или поступками заявить о себе, о своем отношении к происходящему.

Не здороваются? Поздоровайся сам. Кстати, это один из тех странных моментов, которые меня коробят до сих пор.

Смешно и нелепо выглядит человек, который в ответ на дружелюбное приветствие делает отрешенное выражение лица и старается смотреть в другую сторону.

В Москве каждый сам по себе. Отчасти это происходит за счет ритма, загруженности и расстояний в этом городе. Ты скорее позвонишь, чем побежишь на встречу. Что я могу сделать в такой ситуации? А вот что! Я могу быть хозяйкой своего гостеприимного дома, куда всегда можно заглянуть на огонек. Дома, где вкусно накормят и приютят, если это потребуется.

Кстати, о еде! Мои московские подруги, коренные москвички, уже давно и успешно готовят блюда кубачинской кухни. Друзья моего сына с удовольствием закусывают хинкалом и разбираются в разновидностях чуду. А мои дети отмечают Масленицу и угощаются куличами на Пасху.

Так что в моей жизни происходит, скорее, мирное сосуществование культур, нежели наоборот.

Конечно, то, что зависит от меня, я стараюсь делать в рамках наших традиций и воспитания.

Я не люблю, когда люди выпячивают свои принципы и национальные привычки, ведут себя с вызовом — вот, мол, мы такие и у нас так принято! Всегда есть выбор: быть корректным или заявлять о себе громким голосом.

Моя задача сделать так, чтобы мои дети были воспитаны в соответствии с нашими традициями, но при этом чувствовали себя достаточно комфортно в Москве. Это не так сложно, как кажется, но все-таки требует немало терпения и внимания. Уважение к старшим, скромность, воспитанность, взаимовыручка, чувство долга и семьи — это такие основные качества, которые украсят любого человека.

Нам проще было воспитать себя таким образом, потому что мы жили в такой среде, где это окружало нас с раннего детства. В этом городе немного другая ситуация. И нужно постараться не растерять то ценное, что досталась нам от предков. Уважение к старшим, сплоченность семьи — это именно то, чему, пожалуй, стоит поучиться у нашего народа. Это умение не дается легко, но оно необходимо в современном мире.

Осетинка

Диана Гогичаева, 24 года, художник по костюмам

Мои папа и мама родились во Владикавказе, как, впрочем, и я. А пять лет назад я перебралась в Москву, чтобы поступить в ГИТИС. Конечно, для мамы это было шоком – уж очень она боялась меня, 19-летнюю, отпускать. Но я больше не могла жить дома!

Находиться в маленьком городе мне, человеку довольно свободолюбивому, было очень сложно: там всем друзьям, соседям и родственникам есть до тебя дело, тебя везде могут увидеть, там ты совершенно не можешь заняться какой-то своей личной жизнью. Приходишь в восемь вечера, а тебе мама сразу: «Что скажут люди?!». Более того, она уже знает, где я гуляла и с кем. В такой обстановке, поверьте мне, дышится очень тяжело…

Понимание того, что я осетинка, пришло ко мне в раннем детстве.

Да, я уверена, что для человека самое главное – не национальность, а то, что у него внутри, но разницу между осетинами и русскими я в Москве почувствовала сразу.

В чем она заключается? В первую очередь, конечно, в понимании свободы. При всей моей открытости, здесь я чувствовала себя достаточно замкнутым человеком — замкнутым в своих мыслях, своих действиях.

Например, у всех моих одногруппников в ГИТИСе к педагогам было достаточно высокомерное отношение. Они все время пытались им что-то доказать, а мне это казалось стыдным. Я лучше промолчу, чем что-то скажу. Еще — если мы, осетинки, сильно злимся, мы никогда этого не покажем, а будем стоять, опустив глазки. Ну и, кроме того, у нас все общаются намеками — никогда человек, даже мужчина, не подойдет к тебе и не скажет все прямо.

С мужчинами, кстати, вообще интересно: во Владикавказе ты можешь три года с кем-то встречаться, ходить в парк, целоваться, а потом раз! — и все, разрыв. Почему? Потому что у нас до свадьбы нельзя заниматься сексом, вместе жить, все сильно скованы, никто никого нормально не знает. Когда ты встречаешься с человеком на улице, ты вся такая красивая, вкусно пахнущая, и он такой ангелочек. А чуть начинается быт — и вылезают проблемы.

У русских в этом плане все намного проще, потому что никто никому не пудрит мозги. Поэтому и разводов тут меньше.

Мой парень — русский, и для мамы это не имеет значения: мы православные, так что у нас одна культура на всех. А вот бабуля переживает.

Говорит: «Что, в Москве осетин нет?». Есть! Но предыдущий молодой человек меня даже со своими родителями не познакомил, и нынешний – сразу представил семье. Я расцениваю это как уважение…

К сожалению, сохранить свои традиции в Москве очень сложно. Приведу пример: у нас осетинские пироги — целый культ. Перед тем, как начать их есть, необходимо произнести молитву, потому что пирог — символ триединства стихий: неба, земли и загробного мира. А русским этого не объяснить, для них это просто еда. Они, когда режут пирог, начинают крутить тарелку, что у нас категорически запрещено, и так далее.

Первый год я очень скучала по Осетии. В Москве мне все казалось таким большим, чужим. Потом я привыкла.

Но своих будущих детей буду воспитывать именно как осетин. У нас можно многому поучиться: отношению к старшим, выдержанности, чувству собственного достоинства и уважению к окружающим.

Однажды я уступила в троллейбусе место женщине. Так она, вместо того, чтобы сказать спасибо, заявила: мол, так и надо — а то понаехали, да еще и сидят тут. Во Владикавказе такого точно бы не случилось.

Впрочем, сейчас уже там меня начинают воспринимать, как чужую, хотя и веду себя, и одеваюсь я весьма скромно. Почему? Я сильно изменилась внутренне и сейчас уже четко понимаю, где действительно осетинские традиции, а где осетинская показуха. Ужасно ведь: люди иногда приходят на похороны или на свадьбы только для того, чтобы поесть, а мужчины, выбирая себе невесту, смотрят на то, что у нее «за спиной».

Сегодня себя чувствую, скорее, москвичкой. Здесь легко каждый день открывать для себя что-то новое, здесь много хороших людей.

Возможно рядом с ними я и сама уже становлюсь немножечко русской. Плохо ли это? Не думаю. Важно только то, хороший ты человек или нет. Ведь правда?