Загадки дома Булата Окуджавы

Петух кричит протяжно и истерично, хотя, казалось бы, дергаться нынче совершенно не от чего: солнце припекает, лужи блестят, пытающаяся объехать их старенькая «четверка» меланхолично поскрипывает на каждой кочке, а над буреющей землей, сквозь которую пробиваются первые весенние ростки, дергаясь из стороны в сторону, словно деревенский дурачок, порхает бабочка. Идиллия.

Наплевав на полоумного петуха, неопределенно-землистого окраса дворовый пес с дурацкой кличкой Музей крепко спит возле своей будки, всем своим видом показывая, насколько его не волнует и эта весна, и эта бабочка, и даже те, кто приехал в этот день в дом-музей Булата Окуджавы, хотя в этом и заключается его прямая обязанность.

«Сколько ему лет никто и не знает, — пытается оправдать дрыхнущего тунеядца один из работников музей. – Он пришел сюда сам — совсем еще щенком, да так и остался. А теперь стал нашим талисманом».

Тут, впрочем, все, на что и на кого не бросишь взгляд — сплошь талисманы. Вот хотя бы зеленая калитка — распахнутая и слегка поскрипывающая на легком ветру. Вспоминается тут же, пусть на дворе не осень, а весна, конечно, поэтическое:

_Осенний холодок, пирог с грибами,_ _Калитки шорох и остывший чай._

Ну, а как иначе, если эти строки написал Булат Окуджава, и калитка эта его — окуджавовская, а за калиткой — его дом.

Упраздненный театр

За калиткой — тишина, нарушаемая лишь пением птиц.

«Эх, жалко, — вздыхает здешняя экскурсовод Лариса, — такая погода хорошая, а народу почти никого и нет. Хотя, надо сказать, после выхода сериала «Таинственная страсть» ездить к нам стали почаще. Пусть в этом фильме Булат Шалвович совершенно ужасный, картонный, но польза от его показа налицо, так что нам грех жаловаться».

Но местное спокойствие — эта самая настоящая иллюзия, потому как за последние месяцы с домом-музеем Булата Шалвовича произошло много чего странного и неприятного.

Все началось ровно год назад — в середине прошлого апреля Дом-музей Окуджавы был включен в состав Государственного литературного музея, а должность директора мемориального учреждения, которую занимала вдова поэта Ольга Владимировна Арцимович, была сокращена. Так началась новая жизнь и этого места, и всех его обитателей.

«Присоединение Музея Окуджавы к Государственному литературному музею послужит новым стимулом для его развития в составе «музейного кластера» в Переделкине, куда входят дома-музеи Корнея Чуковского и Бориса Пастернака. В результате у музея появится больше возможностей для рекламы и привлечения посетителей, что позволит решить накопившиеся проблемы», — комментировало это решение Министерство культуры.

Все вроде бы логично — у трех домов-музеев будет теперь один директор, что выгодно и с экономической, и с практической точки зрения, но…

Музей Булата Шалвовича возник не на пустом месте. Именно в этом доме Окуджава вместе со своей женой Ольгой Владимировной провел последние десять лет жизни. Здесь он написал семейные хроники «Упраздненный театр», удостоенные Букеровской премии...

«Я подарила стране этот музей, все, что там есть, передано мной, есть дарственная, — рассказывала сразу же после описанных событий Ольга Арцимович. — Я в этом доме ни одной ночи не провела, никогда ничем не попользовалась. Свои деньги добавляла, когда там прорвало трубу. Сколько сил и средств потрачено, чтобы удержать музей!»

Обидевшись невероятно, Ольга Владимировна громко хлопнула дверью музея, здорово переполошив работавших здесь старушек-экскурсоводов, пообещала никогда не переступать его порог, и начала тихую борьбу за восстановление статус-кво.

На днях эта борьба увенчалась если не полным успехом, то вполне удачным компромиссом. В первые дни апреля стало известно: вдова Булата Окуджавы назначена заведующим отделом филиала Литературного музея «Дом-музей Б.Ш. Окуджавы» в подмосковном Переделкине. Более того, по заверениям минкульта, «в будущем музей получит статус самостоятельного учреждения культуры федерального уровня».

Воронье царство

В музее пахнет... Ну, как пахнет в обычном дачном доме. Это — важно, потому что тут же отбивает ощущение, что ты в общественном месте.

Вот тахта, которую сколотил поэт, небрежно покрытая красным пледом. Вот стеллаж, тоже его рук дело: слегка косенький, но трогательный.

Вот колокольчики, к потолку на веревочках прикрепленные. А некоторые — на полке. Один из них, говорят, уже сильно больному Окуджаве подарила соседка Белла. Белла Ахмадулина. Мол, позвонишь в него, я сразу и приду на подмогу. Звонил ли в него поэт, так и осталось загадкой.

Ольга Арцимович, вернувшаяся в Переделкино с гордо поднятой головой, стремительно ходит теперь посреди всего этого добра — вся в делах и заботах.

«Скучать нам не дают! – делится эмоциями с МОСЛЕНТОЙ смотритель Вячеслав. – Представляете, когда Ольга Владимировна уволилась, а дом-музей вошел в состав Литмузея, нам пришлось переделывать инвентарные номера на всех экспонатах, ставить новые штампы. А теперь она вернулась, у нас появился шанс снова стать самостоятельными, это здорово… Но инвентарные номера-то опять переписывать нужно! Видимо, у нас работа никогда не кончится».

Вячеслав — один из относительно новых сотрудников дома-музея. Есть тут, однако, и «аксакалы». Например, Лидия Васильевна Кириллова, уже миллион лет служащая организатором экскурсий. Несмотря на свои восемьдесят лет, она полна сил: позвонила для меня в один из колокольчиков Булата Шалвовича, и тут же за окном, судя по звуку, словно бы что-то упало.

«Это ворона, — объясняет Лидия Васильевна. — Она хромая. Я ее все время подкармливаю. Пусть в здравии живет, да и вы тоже!»

Я желаю здравия в ответ, потому как Лидии Васильевне оно явно очень нужно. Впрочем, здравие тут нужно всему: вздувшимся обоям, треснувшим стенам, покосившейся ограде, задней калитке, забитой цинковым листом, псу Музею, указателю, одна половина которого исчезла в неизвестном направлении, а на другой можно прочитать загадочное — «узей улата джавы», и всему, всему, что еще бросается в глаза.

«Ремонт, судя по всему, нам не светит, — вздыхает Вячеслав — Литературный музей обещал им заняться в следующем году, но теперь-то мы из-под него выходим, так что, наверное, придется со всем справляться своими силами. Ох, Господи…»

Силачами, однако, тут не выглядит никто…

Вместо послесловия

Булат Окуджава получил эту дачу в 1987 году. С тех пор и стал жить в Переделкино, на узенькой улочке Довженко, почти безвылазно.

_Нынче я живу отшельником_ _Меж осинником и ельником,_ _Сын безделья и труда._ _И мои телохранители —_ _Не друзья и не родители —_ _Солнце, воздух и вода._

Это ведь Булат Шалвович как раз про здешние места писал когда-то. Печально: осинник и ельник на месте, как и солнце с воздухом и водой.

Не хранят они только Музей Окуджавы совершенно. Плохие они телохранители. А кто хранит? Да вот — неутомимая Ольга Владимировна, усатый смотритель Вячеслав, пошатывающаяся Лидия Васильевна, хромая ворона и древний пес…