До середины XVII века на Руси о здоровье народа полагалось думать лишь самому народу. Государство и церковь стояли в стороне.

Перемены начались, когда лучшие люди Московии стали задумываться о необходимости интеграции европейских научных знаний.

МОСЛЕНТА вспомнила, как появились в столице первые настоящие больницы.

Первые благотворители

Ситуация с лечением народа в Москве была действительно плачевной. Единственный Аптекарский приказ, созданный только при Борисе Годунове, ведал лечением царской семьи и, при случае, армейской медициной, лечение же простолюдинов в его функции не входило. При некоторых монастырях существовали богадельни, но это, скорее, были не больницы, а хосписы. О научном подходе к лечению там речь не шла, все ограничивалось минимальным уходом и молитвой за упокой души — книжная мудрость, присущая монастырям Киевской Руси, растворилась во мраке средневековья.

Но в XVII веке в столицу зачастили образованные богословы из Речи Посполитой (в основном из Украины и Беларуси), а с ними понемногу стали возникать неведомые ранее общественные институты, в том числе и первые больницы. Поначалу инициатива исходила «снизу», но в петровское время власть подхватила ее.

Первый известный нам настоящий госпиталь появился в Москве благодаря стараниям удивительного человека, окольничего царя Алексея Михайловича Федора Ртищева. Заведение, которое открылось около 1653 года и располагалось в доме самого Ртищева, функционировало за его счет и могло принять несколько десятков больных. Просуществовало оно более полувека, потом здание сгорело.

Потомки знаменитого мецената и мыслителя не горели желанием продолжать его начинание, но в дело вмешался царь Петр. По его указанию госпиталь отстроили и назвали «Больница Федора Ртищева» в память о «милостивом муже», как называли его современники. К сожалению, больница эта просто постепенно угасла, материальных следов ее не сохранилось.

Следующая яркая благотворительная инициатива была связана с именем знаменитого дипломата петровской эпохи князя Бориса Ивановича Куракина. Он занимал пост русского посла в Париже и так вдохновился идеей отстроенного по приказу Людовика XIV Дома инвалидов, что по возвращении решил построить в Москве нечто похожее — «шпиталь (госпиталь) для призрения заслуженных воинов, не имевших средств к существованию».

К сожалению, князь вскоре умер в Париже, не успев реализовать свой замысел, но перед смертью он взял со своего сына Александра слово, что тот завершит его начинание. В 1731 году по ходатайству князя Куракина Анна Иоановна выделила земли в Басманной слободе, а через десять лет госпиталь принял первых постояльцев — увечных офицеров. На открытии лично присутствовала императрица Елизавета Петровна.

Каждому ветерану была выделена мебилированная комната, к столу подавали мясо и птицу в скоромные дни и рыбу в постные. Постояльцам полагалось вино каждый день и мед по праздникам. За домом был разбит сад для прогулок. К проживающим было всего два требования — ночевать в госпитале и посещать службы в храме.

Здание «Куракинской богадельни», позже переименованной в Странноприимный дом, не раз перестраивалось, но в целом пансион просуществовал до революции. Представители рода Куракиных по наследству передавали пост попечителя и обязанность заботиться о заведении. В сталинские же годы расположенная в середине комплекса церковь была снесена, само здание отдали под коммуналки. В 90-е здание по адресу Новая Басманная, дом 4 отреставрировали (правда, без церкви) и передали Дому национальностей.

Теперь перейдем к самым ранним больницам Москвы, которые существуют по сей день.

Лефортовский гошпиталь

Самым старым медицинским заведением непрерывно работающим в Москве по сей день является Главный военный госпиталь имени Бурденко. Более того, это еще и первое в стране полноценное медицинское учебное заведение. Сохранился указ Петра от 25 мая 1706 года адресованный московскому градоначальнику боярину Ивану Алексеевичу Мусину-Пушкину:

«…построить за Яузой-рекою против Немецкой слободы в пристойном месте гошпиталь для лечения болящих людей. А у того лечения быть доктору Николаю Бидлоо, да двум лекарям… да из иноземцев и из русских, изо всяких чинов людей, набрать для аптекарской науки 50 человек…».

Можно сказать, что госпиталь был именной, поскольку связан он был с именем доктора Бидлоо. Сей незаурядный и разносторонне образованный человек происходил из Голландии, из рода потомственных лекарей, одновременно проявляя талант художественный и научный. Несколько его картин по сей день висят в галереях родного Амстердама, но, когда русский посол Андрей Матвеев стал искать для Петра личного врача, ему порекомендовали именно доктора Николаса. Жалование лейб-медику предложили такое, что он особенно не думал.

Несколько лет Бидлоо честно сопровождал царя и заботился о его здоровье, одновременно объясняя любознательному монарху тонкости лекарской профессии, но потом взмолился о пощаде:

«После приезда в Россию в 1702 году в качестве простого врача к Его Императорскому Величеству, Величайшая ему память, и после сопровождения Его везде в течение нескольких лет, в конце концов, в связи с моей неустроенностью и слабым здоровьем, я не мог сопровождать Его более. Его Величество, когда я попросил Его позволить мне вернуться домой, был настолько любезен ко мне, что приказал построить госпиталь рядом с Немецкой слободой, и здесь ухаживать за пациентами и обучать 50 студентов анатомии и хирургии».

С первого дня это был не только госпиталь, но и учебное медицинское учреждение. Первый набор в основном состоял из студентов Греко-Латинской академии, поскольку доктор Бидлоо настаивал на том, чтобы студенты знали латынь. Вскоре преподаватель академии отец Гедеон Грембецкий даже жаловался в Святейший Синод, обзывая Бидлоо «записующим что наилучших учеников в анатомическое учение без ректорского и префекторского ведома».

Выпускники новой Медико-хирургической школы стали первыми европейски образованными докторами, выученными в России, а честь именоваться учеником школы Бидлоо было лучшей рекомендацией для дальнейшего продвижения по службе:

«я лутчих из сих студентов Вашего Царского Величества освященной особе или лутчим господам рекомендовать не стыжуся, ибо они не токмо имеют знание одной или другой болезни, которая на теле приключается и к чину хирургии надлежит, но и генеральное искусство о всех болезнях от главы даже до ног … како их лечить … Взял я в разных городах 50 человек до науки …, из которых осталось 33, 6 умерло, 8 сбежали, 2 по указу взяты в школу, 1 за невоздержание отдан в солдаты».

Здание для госпиталя Бидлоо проектировал сам, он же лично разбил парк и ботанический аптекарский сад с целебными растениями. Через некоторое время деревянное здание пострадало при пожаре, и Бидлоо обратился к Петру за средствами для строительства нового каменного дома. Ответ был лаконичен: «Давать и строить!».

Новое здание тоже было построено по проекту самого Бидлоо. Оно не дошло до наших дней, но известно, что завершалось оно восьмигранным деревянным куполом, увенчанным резной золоченой статуей Милосердия. Помимо больничных палат и операционных, в нем был анатомический театр, палата алхимика, аптека, покои для студентов, ученические комнаты и даже настоящий театр, где силами докторов и студентов ставились назидательные спектакли. Страсть к искусству у знаменитого врача была неискоренима.

До самой смерти доктор Бидлоо был верен своему детищу и старался всячески развивать его. Сам написал несколько учебников. Уже после смерти доктора, в 50-е годы, здание было перестроено и расширено по проекту князя Дмитрия Ухтомского, но вскоре и оно стало тесным.

При Павле I известный московский зодчий Иван Еготов (ученик великих Василия Баженова и Матвея Казакова) построил новое здание в классическом стиле, дожившее до нашего времени. Пожар 1812 года обошел его стороной. Впоследствии, конечно, предпринимались реконструкции и перестройки, но характерный облик главного корпуса со сдвоенными колоннами и античным портиком на высоком стилобате сохранился.

Лефортовский госпиталь в разные годы именовался Генеральным сухопутным госпиталем, Военным госпиталем, Генеральным Императора Петра I военным госпиталем, Первым Московским коммунистическим госпиталем, Главным госпиталем РККА. Сейчас это Главный военный клинический госпиталь имени академика Н.Бурденко — старейшее учебное и лечебное заведение страны.

Последнее творение Матвея Казакова

Следующей вехой в медицинской истории Москвы стало открытие первой государственной общедоступной больницы, ведь Лефортовский госпиталь к этому времени уже именовавшийся Генеральным сухопутным и имел ярко выраженную военную направленность.

Связана эта история с заговором, переворотом, страхом и счастливым избавлением, случившимся с Екатериной II в роковом и судьбоносном 1762 году. В начале года умерла императрица Елизавета и на престол вступил Петр III. Прошло полгода, и Екатерина возглавила заговор гвардейских офицеров, сместив незадачливого мужа и взяв власть в свои руки. Это случилось в конце июня.

В начале осени Екатерина с сыном Павлом выехала в Москву на коронацию. Стоит отметить, что на тот момент законности ее притязаниям на императорскую корону придавало именно то, что она мать наследника, а не жена свергнутого ей же Петра. По приезду в Первопрестольную маленький Павел тяжело заболел, а это делало положение будущей императрицы весьма шатким.

К счастью, московские медики сумели быстро поставить наследника на ноги, после чего коронация прошла спокойно. В ознаменование счастливого избавления была выпущена памятная медаль с надписью «Освобождаясь сам от болезней, о больных промышляет», а еще десятилетний наследник обратился (якобы) к маме с просьбой, чтобы в Москве была создана «свободная», то есть общедоступная больница:

«Просил Ее Императорское Величество любезный Ее Императорского Величества сын, цесаревич и великий князь Павел Петрович, чтобы Ее Императорское Величество позволили ему в Москве под его именем учредить свободную больницу, к чему и способное место избрано близ Данилова монастыря — загородный дом Ее Императорского Величества генерал-кригскомиссара и генерал-прокурора Глебова, на что Ее Императорское Величество всемилостивейше соизволяет, повелевая сенату, упомянутого генерал-прокурора Глебова вышеозначенный двор со всяким строением и с принадлежащею к нему землею, без всякого изъятия, что ему по купчей следует, приняв, отдать в полное ведомство и диспозицию Ее Императорского Величества тайному действительному советнику и любезного Ее Императорского Величества сына обер-гофмейстеру Панину». (Из указа императрицы Екатерины II)

Приобретать место для больницы не пришлось, на это сгодилось загородное имение Александра Глебова, обер-прокурора Синода и генерал-кригскомиссара, который на тот момент был должен казне больше 200 тысяч рублей. Скорее всего, эта сумма не была так уж неподъмна для Глебова, который слыл знатным казнокрадом. Но дело в том, что царедворец ранее был близок к Петру III, даже писал «Манифест о вольности дворянской», и теперь был рад загладить вину перед матушкой-императрицей, преподнеся подарок наследнику.

Возможно, в финансировании госпиталя Глебов тоже принимал участие, возможно, были и другие меценаты. Но официально считалось, что средства идут из личных накоплений малолетнего наследника, о чем говорилось в развешенных по городу объявлениях:

«Неимущи люди мужеска и женска пола, как лекарствами и призрением, так пищею, платьем, бельем и всем прочим содержанием довольствованы будут из собственной, отложенной от Его Высочества суммы, не требуя от них платежа ни за что, как в продолжение болезни их там, так и по излечении».

Павловская больница была официально открыта 14 сентября 1763 года и располагалась в нескольких деревянных корпусах. Однако в 1784 году главный больничный корпус сгорел, и тогда, снова благодаря вмешательству благородного и рыцарственного Павла Петровича, для больницы было построено большое каменное здание.

Поручено это было великому московскому зодчему Матвею Казакову, который к этому времени построил роскошные корпуса-дворцы для Ново-Екатерининской (на Страстном бульваре) и Голицынской (в начале Ленинского проспекта) больниц. Павловскую он решил в таком же палладианском стиле.

Некоторые исследователи считают, что изначально проект был поручен не Казакову, а его товарищу Василию Баженову, который был близок с Павлом и строил для него Михайловский дворец. Возможно это и так, зодчие не раз работали вместе. Точно, что руководил строительством именно Казаков, и это обернулось для него крупными неприятностями: некий смотритель Троянкин растратил казенные деньги, а вину за недосмотр переложили на архитектора.

Хотя без сомнения, Казаков не имел к этому никакого отношения, суд запретил ему впредь заниматься казенными строениями. Так что здание главного корпуса Павловской больницы, сохранившегося до наших дней, — это последнее архитектурное творение Матвея Федоровича Казакова.

После гибели Павла покровительство над больницей взяла вдовствующая императрица Мария Федоровна, а потом и его сыновья — императоры Александр и Николай. Одно время главным врачом больницы был знаменитый доктор Федор Гааз. Однако со временем статус первой гражданской лечебницы на время забылся, и Павловская больница стала обычным городским медицинским учреждением.

Сейчас она именуется городской клинической больницей номер 4, зато находится на названной в честь нее Павловской улицей. Редкая больница может похвастать чем-то подобным.