Валентин Гафт о великих и цензуре
В конце минувшей недели знаменитый актер Валентин Гафт принял участие в Вечере памяти Евгения Евтушенко. Со сцены Театра Имени Маяковского он прочитал любимую Евгением Александровичем последнюю главу поэмы Маяковского «Про это». А после рассказал МОСЛЕНТЕ о своем отношении к поэзии, театральной цензуре и том, кто можно назвать «великими».
Быть современником
— То, что Евгений Евтушенко — наш современник, отразивший в своей поэзии и наше время, и наш дух, — бесспорно. Но любопытно вот что: какое определение вы, актер театра «Современник», можете дать слову этому слову?
Все очень просто. Современник — это талантливая личность, прекрасно понимающая, в каком именно времени она находится. Это человек, хорошо чувствующий другого человека, понимающий, что такое любовь и добро.
— То есть главное все же личностные качества, а не годы жизни?
Несомненно! Для меня современниками являются и Александр Пушкин, и Лев Толстой… Записывая не так давно «Евгения Онегина», я плакал от счастья! Боже ты мой, мне хочется кричать, кричать от того, как мудры пушкинские строки и как они точны! По двум-трем строкам там можно понять душу страны, структуру общества, язык.
Там необыкновенная история, да, но куда важнее, что все персонажи в «Евгении Онегине» — не легенды, а живые люди! А потому, читая Пушкина, я понимаю: меняется календарь, а люди — нет. Они всегда одинаковые, а, значит, современные!
— Люди всегда одинаковые, да. Им всегда свойственно обольщаться — особенно, в отношении актеров. Как сами думаете: кого из них все же можно с чистой совестью назвать великими?
Я знал и знаю многих актеров, которых не просто люблю, но понимаю, за что именно испытываю к ним эти чувства. На первом месте среди мужчин тут стоит Шаляпин, а среди женщин — Русланова. Великих много… Но, к сожалению, они все чаще уходят от нас. Ушли великие Игорь Кваша, Иннокентий Смоктуновский, Лилия Толмачева, Женя Евстигнеев, Михаил Ульянов. Я стоял рядом с ними и думал, что никогда не смогу стать таким, как они.
— Таким знаменитым?
Избави бог, а таким реализованным и талантливым.
— Вы не довольны собой по-прежнему?
Когда все премии обрушиваются на человека ближе к 80 годам, у него уже давно сформировывается самоощущение, не позволяющее считать себя ни легендой, ни звездой.
Двигаться через тернии
— У вас есть понимание того, куда идет нынешний российский театр?
Он, увы, сейчас находится не в лучшем своем состоянии, но у меня есть уверенность в том, что, хоть и через тернии, он движется в правильном направлении.
— Какие премьеры порадовали вас в последнее время?
Я давно уже практически перестал ходить на премьеры. Более того, даже в своем родном «Современнике» смотрю далеко не все постановки, потому что почти от каждого спектакля у меня остается достаточно тяжеловатое ощущение.
Не доверять шакалам
— Театральная общественность никак не успокоится, обсуждая возможность создания специкомиссии, регулирующей репертуарную политику театров. Вы «за» или «против»?
Я не имею ничего против. Другое дело, что в такой комиссии должны быть люди, действительно разбирающиеся во всем этом, а не злые шакалы, которым была дана команда задушить все новое.
В таких органах должны быть не каратели, а помощники, советчики, понимающие, что такое театральный процесс, умеющие разглядеть в спектаклях интересные находки и способные заглянуть в душу художника, а не цепляющиеся к тому, какая у него фамилия или взгляды...
— То есть, вопрос в отношении?
Да. От отношений вообще зависит многое — и не только в таких комиссиях. Знаете, я очень люблю смотреть программу «Голос», и больше всего меня восхищает в ней то, что наставники разговаривают с участниками проекта так внимательно и заинтересованно, как почему-то режиссеры в театре и кино никогда не разговаривает с артистами.
Есть лишь редкие исключения типа Анатолия Эфроса и Андрея Гончарова на сцене, а на съемочной площадке — Никиты Михалкова. Это счастье, когда проведешь рядом с такими людьми хотя бы один день!
— В чем их заслуга?
В умении слышать и понимать новый язык. Мы ведь все привыкли говорить на одном языке, а потому отказываемся принимать что-то иное, тем самым себя невероятно ограничивая. А настоящим режиссерам это дано: они чувствуют, что происходит со временем, что уходит, а что приходит на смену. Понимаете, в театре куда важнее не то, что происходит на сцене, а то, что рождается внутри актеров. И интереснее этого нет ничего!