«Русский — это угроза»

Президент США Дональд Трамп уже встретился с северокорейским лидером Ким Чен Ыном, но российско-американский двухсторонний саммит откладывается до сих пор. Одна из причин этого — рекордно низкий уровень взаимоотношений между обоими государствами. В Соединенных Штатах теперь многие смотрят на Россию с настороженностью и недоверием, а в нашей стране антиамериканские настроения господствуют все последние годы. Почему так получилось? Что роднит «План Даллеса» с «Коммунистическими правилами революции»? Зачем после войны писатель Симонов устанавливал для своих коллег квоты на антиамериканские пьесы, а Голливуд охотно тиражировал образ «плохих русских»? Кто на самом деле победил в холодной войне и за что россияне в 90-е годы невзлюбили американцев? Обо всем этом «Ленте.ру» рассказал автор недавно вышедшей книги «Заклятые друзья. История мнений, фантазий, контактов, взаимо(не)понимания России и США», доктор исторических наук, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Иван Курилла.

Фантастический план Даллеса

«Лента.ру»: Сейчас многим кажется, что враждебность и недоверие — это константа российско-американских двухсторонних взаимоотношений. Вы в своей книге аргументированно доказываете, что это не так. Были ли когда-нибудь наши отношения с США хуже, чем сейчас? Или теперь мы нащупали то самое дно?

Курилла: Во время Карибского кризиса 1962 года наши отношения с США были еще хуже. Тогда обе стороны реально оказались на грани ядерной войны. В период с 1917-го по 1933 год, когда США не признавали большевистский режим в России, в чем-то ситуация была хуже нынешней, хотя в каких-то аспектах и лучше. Между двумя странами тогда активно развивалось экономическое сотрудничество (особенно в конце 20-х – начале 30-х годов), но на дипломатическом уровне никаких контактов не было. Так что сказать, что сейчас мы достигли самого дна, было бы несправедливо.

Предыдущее дно пришлось на времена Андропова, когда в 1983 году СССР сбил южнокорейский «Боинг», а США разместили в Западной Европе ракеты средней дальности. Я тогда был старшеклассником и хорошо помню тревожную атмосферу тех дней, когда вновь замаячила реальная перспектива ядерной войны. Нас, школьников, во время «учений» водили в какой-то подвал, который должен был играть роль бомбоубежища. В следующий раз разговоры о бомбоубежищах и необходимости проводить учения на случай ядерного конфликта с США я услышал уже в 2016 году, незадолго до избрания Трампа. И это было очень неприятное ощущение.

Про пресловутый «План Даллеса» я давно слышал, но только из вашей книги узнал про его более ранний американский аналог — «Коммунистические правила революции». Откуда взялась эта фальшивка наподобие «Завещания Петра Великого» или «Протоколов сионских мудрецов»?

Как выяснили мои коллеги, «План Даллеса» придумали на основе монолога предателя Лахновского из книги Анатолия Иванова «Вечный зов» и монолога американского генерала Думбрайта из шпионского романа Юрия Дольд-Михайлика «У черных рыцарей». Но как появились «Правила» и кто их автор — неизвестно до сих пор. Их впервые опубликовала ультраконсервативная газета Moral Re-Armament («Моральное перевооружение»).

В преамбуле текста указывалось, что его нашли в Германии в 1919 году и тогда же обнародовали на страницах одной оклахомской газеты. В 1954 году, в разгар маккартизма в США, флоридский прокурор Джорж Бротигэм признал подлинность «Правил», а в 1970 году журналисты «Нью-Йорк Таймс» убедительно доказали их подложность.

О чем там речь?

Примерно о том же самом, что и в «Плане Даллеса», — якобы это программа действий вражеской агентуры по развращению населения для установления в США коммунизма. Подобные фальшивки появлялись уже в период Великого красного страха, охватившего Америку после русской революции 1917 года. Что в действительности происходило тогда у нас, в Америке не понимали, поэтому любые внутренние конфликты внутри США (например, подъем рабочего движения) истеблишмент приписывал вмешательству Советской России.

Любому человеку, не понаслышке знакомому с коммунистической идеологией и терминологией, очевидна подложность «Правил». Но они любопытны тем, что там очень четко и емко сформулированы главные страхи американских консерваторов. Авторы текста приписали советским коммунистам поощрение у молодежи интереса к сексу и запрет на владение огнестрельным оружием — все то, против чего они боролись внутри США. Вообще, это излюбленный консерваторами всех стран способ противодействия переменам — изобразить их зловредными кознями внешних врагов. Наши ретрограды использовали такой аргумент, приписав Соединенным Штатам зловещий «План Даллеса» в 90-е годы, а американские — сочинили после Второй мировой войны якобы коммунистические «Правила».

Невероятные противники

В книге вы пишете, что после Второй мировой войны как у нас в стране, так и в США потребовались специальные усилия официальной пропаганды, чтобы после общей победы из бывшего союзника создать образ врага. У нас особо постарался писатель Симонов, а в США — небезызвестный сенатор Маккарти.

Все-таки между ними была существенная разница: Маккарти это делал добровольно, а Симонов в ранге заместителя генсека Союза писателей выполнял указания вышестоящего начальства. Весной 1949 года он составил «план мероприятий по усилению антиамериканской пропаганды». В нем, например, устанавливались специальные квоты для драматургов на создание пьес антиамериканской направленности.

Сам Симонов двумя годами ранее написал пьесу «Русский вопрос», по которой режиссер Ромм вскоре снял одноименный фильм. Сейчас мои коллеги по изученным архивным документам показывают, насколько последовательно и целенаправленно при позднем Сталине в Советском Союзе проводилась антиамериканская кампания.

Именно тогда, в конце 40-х годов, США у нас в роли вечного противника заменили Великобританию? Именно с тех пор нам не «англичанка гадит», а Америка?

Да, это совпало с тем, что именно тогда США заменили Великобританию в качестве крупнейшей мировой державы. Поэтому неудивительно, что с того времени США стали главным соперником нашей страны.

Получается, что такая мощная антиамериканская традиция в России, которую мы сейчас наблюдаем, идет оттуда — из эпохи позднего Сталина?

Да. Массированное внедрение в сознание советских людей антиамериканских стереотипов началось в первые годы холодной войны. Примерно в то же время в США возник маккартизм.

Насколько эта обоюдная кампания была успешной? Удалось ли тогда поссорить наши народы?

И у нас, и в США властям удалось внедрить представление о другой стране как об угрозе. Но там и здесь этот образ существенно отличался. В США изображали русских более прямолинейно, без полутонов. Русский — значит, угроза. Особенно здесь постарался американский кинематограф, что отчасти можно объяснить его защитной реакцией. Ведь в годы разгула маккартизма Голливуд пострадал очень сильно.

А что у нас?

У нас образ Америки несколько раздваивался. С одной стороны, от нее исходила угроза, а с другой — она же представляла собой заманчивую модель совсем иного образа жизни. Даже официальная советская пропаганда четко отделяла «воротил с Уолл-стрит» и «ястребов из Пентагона» от «простого американского народа».

Чем это можно объяснить?

Помимо общей марксистской классовой схемы, применявшейся советской пропагандой ко всем странам, здесь были и некоторые особенности. Несмотря на то что после окончания Второй мировой войны США стали главным противником СССР, для большой части советского общества они остались идеалом свободы, причем именно такой свободы, о которой они мечтали.

Это очень хорошо показано в фильме «Стиляги», где фрондирующая молодежь приписывала Америке те явления, которые на самом деле не были ей свойственны. Помните, какое потрясение испытал главный герой, когда в финале фильма узнал, что в США нет никаких стиляг?

Да, конечно. А наша страна когда-нибудь была притягательной моделью для Америки?

Могу привести два таких примера. Впервые Россия стала образцом для США после отмены крепостного права в 1861 году. Новость об этом событии президент Линкольн и аболиционисты активно использовали в качестве аргумента для ликвидации рабства в своей стране. Второй раз наша страна стала примером для американцев после революции 1917 года. Их привлекли, конечно, не социально-политические изменения в России, а советские культурные эксперименты 20-х годов. В книге я подробно рассказываю о драматурге Холли Флэнаган, создавшей Федеральный театральный проект под впечатлением своих поездок в Советский Союз в 1926-м и 1930 году.

Мнимые триумфаторы

Пять лет назад польский журналист Вацлав Радзивинович, потом высланный из России, сказал так: «Поляки сейчас относятся к русским примерно так же, как русские к американцам». Он, очевидно, имел в виду, что польская неприязнь к нашей стране связана с завистью к нам, что мы победили их в историческом противоборстве за господство в Восточной Европе. Может быть, и наш постсоветский антиамериканизм имеет ту же природу? В своей книге вы это сформулировали так: «Россия постоянно ругает Америку, но сама хочет ею стать».

В книге я писал, что Россия и США друг для друга — конституирующие Другие. То есть мы определяем себя, отталкиваясь от образа другой страны. Если говорить о Польше, то Россия для нее стала конституирующим Другим еще раньше. В течение веков Польша строила свою идентичность на противопоставлении России. Сейчас похожие процессы происходят на Украине и в других постсоветских государствах — бывшая метрополия и большой сосед просто заставляет определять себя через противопоставление ему. И в этом смысле определенное сходство, о котором вы спрашиваете, найти можно.

Что касается сравнения некоего ресентимента и обиды за поражение, то здесь все сложнее. Концепция о поражении Советского Союза в холодной войне — это результат целенаправленного конструирования. Я согласен с бывшим американским послом в Москве Джеком Мэтлоком, который постоянно говорит о том, что на самом деле холодная война закончилась раньше, чем распался СССР.

То есть окончание холодной войны и распад СССР — это совершенно разные исторические события?

Конечно. Холодную войну завершили Горбачев и Рейган, а распад СССР был вызван прежде всего объективными внутренними причинами. Поэтому Мэтлок справедливо указывает, что Россия не потерпела поражения в холодной войне, что наши страны ее преодолели вместе. Кстати, на рубеже 80-90-х годов у нас именно так это и воспринималось.

Но, к сожалению, в США тогда восторжествовал другой подход — представить распад Советского Союза в декабре 1991 года результатом его поражения в холодной войне. Поэтому президент Джордж Буш-старший, готовясь к очередным выборам, поздравил американский народ с победой в историческом противоборстве с Советами.

У нас в стране с такой концепцией долго не соглашались, и на американский триумфализм смотрели с недоумением. Но потом, когда в российской повестке дня появилась задача повысить градус антиамериканизма, версию о якобы нашем поражении в холодной войне в результате распада СССР подхватили официальные пропагандисты.

Это все примеры того, как в обеих странах внешняя политика используется для внутренних целей?

Конечно. То, что потом назвали российским ресентиментом и «веймарским синдромом», стало активно использоваться нашей властью и обслуживающей ее пропагандистской машиной. Если мы тогда проиграли — значит, сейчас нужно взять реванш. Вот такое представление сейчас у нас доминирует.

Гудбай, Америка

Расскажите, как в России в 90-е годы менялось отношение к США — от восторга к неприязни.

Возьмем для примера два наших известных фильма. Если в начале десятилетия был популярен боевик «Америкэн бой», то в конце 90-х невероятный успех имел культовый фильм «Брат 2» с его финальной песней «Гудбай, Америка». И сюжеты этих двух картин абсолютно зеркальны: в первой из них герой-эмигрант приезжает из США на родину, наказывает «плохих парней» и возвращается назад, а во второй — все ровно наоборот.

Балабанов гениально почувствовал общественное настроение в тот момент, когда еще не все его смогли сформулировать или произнести вслух. «Брат 2» вышел на излете эпохи нашего романтического отношения к Америке. И хотя тогда у нас в стране многим еще казалось, что так будет всегда, Балабанов оказался провидцем. Поэтому «Брат 2» заслуженно стал документом своего времени. Что касается фильма «Америкэн бой», то его тоже можно считать документом своей эпохи, хотя в художественном отношении он послабее.

Но в чем причина такой резкой перемены в массовых настроениях? Это было реакцией на пренебрежительное отношение к нам со стороны США или то, что вы в своей книге называете антиамериканизмом от знакомства?

Это было и то, и то одновременно. С одной стороны, представления американцев и русских друг о друге постоянно развиваются, но с другой — на глубинном уровне очень устойчивы. Чтобы их изменить, нужны серьезные усилия либо пропагандистской машины (и то это не всегда срабатывает), либо серьезный запрос со стороны общества.

Запрос на что?

На то, чтобы иначе посмотреть на конституирующего Другого. Почти всегда этот запрос связан с внутренним кризисом идентичности, переживаемым обществом. Когда оно про себя начинает думать по-другому, то в его представлении меняется образ и того, с кем оно себя сравнивает. Так было у нас в 1990-е годы, когда Россия переживала колоссальный трансформационный слом. И точно так же происходило в США: когда у американцев тоже случались внутренние кризисы, они их преодолевали, используя во внутриполитических дебатах образ России (увы, чаще негативный). Нынешнее ухудшение отношения к нашей стране в Америке в последние два года во многом имеет ту же природу — США сейчас переживают тяжелый и болезненный кризис.

Но в 90-е годы позитивный настрой большинства россиян по отношению к США натолкнулся на торжество американского триумфализма. Если бы и там, в Америке, в тот момент был свой внутренний кризис, хотя бы такой, как сейчас, то, возможно, мы бы получили встречную готовность изменить свой образ России. Но в тогдашней реальности, когда россияне повернулись к американцам как к новым друзьям, им дали понять: «Мы вас победили в холодной войне, мы теперь — единственная сверхдержава, мы в вас не очень и нуждаемся».

Антиамериканизм от знакомства

А потом к нашей обиде на такое отношение добавился антиамериканизм от знакомства?

Да, начиная с 90-х годов россияне пережили то же самое, с чем столкнулись западноевропейцы в конце 40-х — начале 50-х годов, когда после окончания Второй мировой войны близко познакомились с США и американским образом жизни. Если для предыдущих поколений Америка была недостижимым идеалом свободы (снова вспомним фильм «Стиляги»), то теперь у россиян появилась возможность узнать ее как реальную страну со своими недостатками и проблемами. Я сам помню свои ощущения (и у многих моих знакомых было так же), когда стал туда регулярно ездить.

Разочаровались в чем-то?

В чем-то разочаровались, а где-то увидели то, чего не могли знать раньше. Оказалось, что Америка совсем не такая свободная, какой мы ее представляли. Да, это свободная страна в том, что касается политической сферы. Хотя и тут все непросто: например, свобода слова заметно ограничена рамками политкорректности. К тому же США и по сей день остаются государством с пуританской культурой. Поэтому многое из того, к чему мы привыкли здесь, там совершенно недопустимо. Это касается множества бытовых ситуаций, когда что-то прямо не запрещено, но, по умолчанию, общественным мнением относится к неприличным. Для многих наших людей такое столкновение с настоящей Америкой стало подлинным потрясением и вызвало резкое ее неприятие.

Но не все у нас в стране могут себе позволить посещать США. Почему тогда антиамериканизм от знакомства стал массовым?

Дело даже не в поездках. Мы познакомились с американским образом жизни, и это проявляется повсюду. Посмотрите на нынешние споры внутри русскоязычного фейсбука. Когда его администраторы кого-то банят за картинки с обнаженным телом или «обидные слова», то многие возмущаются: «Почему какие-то американцы со своей пуританской моралью и чуждой нам политкорректностью смеют указывать нам, как надо общаться в социальных сетях!» Заметьте, я не хочу критиковать здесь само явление политической корректности, позволяющее обществу справляться со многими внутренними расколами. Я лишь утверждаю, что для россиян она представляется прежде всего ограничением свободы.

Получается, наша обида смешалась с разочарованием. Но и официальная пропаганда, наверное, тоже сыграла свою роль?

Разумеется. В книге я подробно рассказываю на конкретных примерах, как и почему наши взаимоотношения постоянно переживают циклы от сотрудничества до враждебности. Когда в России происходят перемены, то Америку у нас воспринимают как партнера и модель для подражания. Но когда случаются «заморозки» (как сейчас), то США становятся заклятым врагом и главной угрозой.

Поэтому нынешняя официальная пропаганда работает именно в этом направлении. Ее успешность во многом объясняется теми причинами, о которых я говорил выше, — из-за обиды и разочарования наше общество оказалось готово к такому взгляду на США. Глубина нынешнего российского антиамериканизма обусловлена совпадением всех этих факторов.

Антиамериканская мечта

В своей книге вы пишете, что Россия и США — это два особых варианта Европы, которые воспринимают друг друга в отражении собственных страхов и внутренних проблем. Как в таком случае вы относитесь к утверждению политолога Дмитрия Тренина, что между нашими странами есть фундаментальное противоречие? Что стремление американцев быть мировым гегемоном всегда будет наталкиваться на противодействие России, никогда не допускающей для себя чье-то внешнее подчинение?

Интересы России и США не всегда совпадают, но и не всегда диаметрально противоположны. Российско-американские отношения нельзя представлять игрой с нулевой суммой. Никогда не надо впадать в крайности. От постоянного шараханья от любви к ненависти пора переходить к спокойному и конструктивному сотрудничеству там, где это возможно и взаимовыгодно.

Мир устроен несколько сложнее, и было бы не совсем верно представлять его в виде Америки в роли мирового гегемона и всех остальных. США действительно привыкли себя рассматривать как модель для всего мира. Сначала это была пуританская концепция «сияющего града на холме», потом Америка позиционировала себя как страну, которая впервые установила демократическую республику.

Кстати, одной из причин обострения наших отношений в XX веке стало то, что СССР предложил миру свой проект, противоположный и альтернативный американской модели мироустройства, и в США это восприняли как вызов. Но представление о своем мировом лидерстве и стремление США к глобальной гегемонии — это не совсем одно и то же.

А в чем разница?

Концепция «сияющего града на холме» существует с момента основания Соединенных Штатов, а мировым гегемоном они стали после Второй мировой войны. Для американцев гораздо болезненней мысль об утрате своего идеологического глобального лидерства. Хотя именно это и подвергается сомнению во время нынешнего глубокого мировоззренческого кризиса внутри США. Избрание президентом консервативного Трампа показало американцам, что Европа более либеральна, чем их страна, привыкшая считать себя родиной современной демократии.

Разве США не боятся утратить роль мирового гегемона?

Понятно, что американский истеблишмент будет стремиться эту роль сохранить на максимально долгий срок. Но цель не может быть достигнута отрицанием американских ценностей. Это значит, что США никогда не согласятся на утрату своей мировой гегемонии. Если продолжатся нынешние глобальные экономические и политические процессы, то через несколько десятилетий Соединенные Штаты в любом случае перестанут быть мировым гегемоном и уступят эту роль Китаю или кому-нибудь еще. Поэтому сейчас бросать вызов нынешнему гегемону только для того, чтобы удовлетворить подростковые комплексы некоторой части нашей элиты, самоубийственно и глупо. Я думаю, что время все изменит, и не единожды.