Как рыцарь-шпион спас от разгрома войско Ивана III

Балтийское направление уже давно вошло в сферу интересов российских спецслужб. Настолько давно, что об этом в пору слагать легенды.

Одна из них основана на событиях 500-летней давности, когда в 1502 году произошла битва у озера Смолино — не такая известная, как «побоище» на Чудском, но не менее важная для российской истории. За победой русского оружия над Ливонским орденом стоит история госизмены некоего рыцаря Лукаса фон Хаммерштедта. Некоторые историки утверждают, что рыцарь был завербован «службой внешней разведки» Ивана III. «Лента.ру» припомнила события тех давних лет и попыталась разобраться в мотивах и обстоятельствах такого не рыцарского, но полезного для России поступка.

На ливонском фронте без перемен

Большая часть царствования великого князя Ивана III прошла в войнах. Этот правитель, ставший основателем единого российского государства, окончательно сбросил татарское иго, присоединил к Московскому княжеству Новгородскую республику и ряд удельных княжеств, отвоевал многие русские земли у литовцев. Одним из многочисленных врагов Москвы в тот период был Тевтонский орден — вернее его Ливонское ландмейстерство, расположившееся на землях современной Литвы и Эстонии.

В начале XVI века филиалом ордена в Ливонии руководил энергичный и предприимчивый ландмейстер (магистр) Вальтер фон Плеттенберг. Он с большой опаской следил за усилением «московита» и выступал за союз с Великим княжеством Литовским против общего врага. Очередной вооруженный конфликт между Орденом и Москвой начался по инициативе первого в 1501 году. Момент Плеттенберг выбрал очень правильный, так как руки Ивана III в то время были связаны войной с литовцами. Союзники надеялись как минимум ослабить русское государство, а если повезет, то и полностью его дезинтегрировать.

И на первых порах удача улыбалась Плеттенбергу. В 1501-м после праздника Святого Варфоломея (24 августа) ландмейстер со своими всадниками и пехотой встретился с намного превосходящим по численности московским войском у реки Серица близ Изборска. В битве Плеттенберг проявил весь свой полководческий талант и разгромил русские полки, обратив их в бегство. Ливонцам также достались и русские обозы.

После этого ландмейстер опустошил много русских земель, разграбил Остров и окрестности Изборска, сжег Ивангород, убив там много людей. И если бы не мор, настигший его войско, Плеттенберг мог бы нанести русским куда больший урон. Однако вернувшееся в Ливонию из-за болезней немецкое войско отправилось поправлять здоровье на зимние квартиры в свои замки. Сам Плеттенберг, как пишут летописцы, страдал от сильного «телесного изнурения».

Тем временем русские, собравшись с силами после поражения при Изборске, напали на Ливонию. В отместку за дерзкий набег русские разорили все Дерптское епископство, половину Рижского епископства, Мариенбургскую область, города Триватен, Эрмис, Тарвест, Феллин, Лаис, Оберпален, Вирланд, Нарву, убили или увели в плен 40 тысяч человек.

На этом черная полоса для Ордена не закончилась. Положение усугубилось неудачным для рыцарей сражением у замка Гельмед 20 ноября 1501 года. Правда, в самом Ливланде эту битву объявили победой: якобы там немцы положили более полутора тысяч московитов вместе с их главным полководцем, князем Александром Оболенским. На деле же вышло наоборот.

Ливонцы вышли навстречу русским «с многою силою, с пушками и пищалями», однако, по свидетельству летописца, «воеводы великого князя одолели, одних избили, иных поимали, а многи их утекли, и били поганых немцев на 10 верстах, а не саблями светлыми секли их, но били как свиней шестоперами (разновидность булавы, на головке которой закреплены шесть металлических пластин)». Правда, Оболенского ливонцы действительно убили, что и позволило Плеттенбергу заявить о своей победе. Впрочем, ливонские летописи умалчивают о том, что князь Оболенский командовал не всем войском, а одним из передовых отрядов. Русское войско вел знаменитый воевода князь Даниил Щеня — один из лучших полководцев Ивана III, прославившийся тем, что в 1500-м наголову разбил у реки Ведроши большое литовское войско гетмана Константина Острожского.

После битвы у Гельмеда военные действия в регионе временно утихли, но выздоровевшему Плеттенбергу очень хотелось расквитаться за поражения. В 1502-м на ландтаге в Вольмере ландмейстеру при поддержке архиепископа Рижского удалось получить согласие на продолжение войны. В марте ливонцы снова ходили в земли русских и грабили города к югу от Пскова. А когда поступили агентурные сообщения о том, что великий князь московитов бросил почти все свои силы на Смоленск, Плеттенберг решил, что пока русские возятся с литовцами, самое время нанести удар.

Не по-рыцарски

В начале сентября ливонцы подступили к Изборску, крепости не взяли и прошли к Пскову. Шестого сентября обстреляли город из пушек, но псковичи предприняли удачную вылазку, нанеся урон неприятелю, и отбили несколько приступов. На третий день магистр снял осаду и велел отходить. Позже он намеревался повторить набег и добиться большей удачи. Однако вдогон за ним устремился воевода Даниил Щеня с московскими и новгородскими полками. Он догнал отступавших немцев у озера Смолино 13 сентября 1502 года.

Воевода хотел обескровить рыцарское войско, нанести ему максимальный урон — чтобы предотвратить новые набеги. Но с самого начала дело не заладилось, причем произошло это по вине ратников передового полка, захвативших немецкие обозы. Воеводы Андрей Кропоткин и Юрий Орлов-Плещеев не сумели удержать своих людей от грабежа. В результате боевые порядки смешались, а ливонцы не упустили такой возможности и обрушились всей мощью на передовой полк, перебили его почти полностью, включая воевод.

Дальше — хуже: полки второй линии не успели принять боевой порядок, растянувшись по дороге. Их встретила мощная фаланга ливонской пехоты, первая линия которой состояла из полутора тысяч человек, с пушками и аркебузами.

В завязавшейся битве немцы быстро овладели инициативой, тесня русских, и Плеттенберг уже праздновал успех. Но тут произошло нечто странное. Ливонский летописец Бальтазар Руссов, описывая ход битвы, упомянул следующий факт: «Некто же, по имени Лука Гамерстеде (Лукас Хаммерштедт), схватил барабан и с ним лукавым образом перебежал к неприятелю».

Более подробно это происшествие описывается у Николая Карамзина в «Истории государства Российского»: «Оказав неустрашимость, хладнокровие, искусство, Плеттенберг мог бы одержать победу, если бы не случилась измена».

По словам историка, опиравшегося на источники начала XVI века, орденский знаменосец Конрад Шварц, получив смертельное ранение стрелой, закричал своим: «Кто из вас достоин принять от меня знамя?» «Один из Рыцарей, именем Гаммерштет, хотел взять его, но получил отказ и в досаде отсек руку Шварцу, который, схватив знамя в другую, зубами изорвал оное, — пишет Карамзин. — А Гаммерштет бежал к Россиянам и помог им истребить знатную часть Немецкой пехоты».

Об этом случае упомянул и историк XIX века Николай Полевой. «Русские превосходили числом, рыцари устройством; два раза русские были сбиты, возвращались и нападали снова, — пишет Полевой в своей «Истории русского народа». — Когда же орденский знаменосец был ранен, но не отдал Гаммерштету знамени, тот немедленно бежал к русским и повел их на слабую сторону немецкой пехоты».

Последствия этого поступка оказались для немцев печальными — почти одержанная победа ускользнула из рук. В результате яростной атаки московских и новгородских ратников, которых Хаммерштедт повел в прорыв, в окружение попал авангард ливонского войска и четыреста немецких пехотинцев остались на поле боя. В том сражении погибли начальник немецкой пехоты Матвей Пернауэр и его брат поручик Генрих. Серьезные потери понесла и немецкая конница, прикрывавшая отход пехоты. В конечном итоге битва закончилась чем-то вроде «ничьей». Ослабленное, но все еще боеспособное войско Плеттенберга осталось у озера Смолино, но затем организованно отступило в свои земли.

На службе царя Ивана

В конечном итоге, как отмечает историк Вадим Каргалов, «полупобеда» при Смолине стала для русских большим выигрышем. Орденскому войску был нанесен такой урон, как материальный, так и моральный, что ландмейстер временно прекратил набеги на Псковскую землю. Высвободились русские войска, так необходимые на литовском фронте, и уже в следующем, 1503 году великий князь литовский Александр Ягеллончик, ставший к тому времени и польским королем, запросил мира. По условиям мирного договора Иван III сохранил почти все отвоеванные у Литвы земли: девятнадцать городов и семьдесят волостей. В том же году был подписан мирный договор и с ливонцами, остававшийся в силе в течение пятидесяти пяти лет.

Таким образом Хаммерштедт, напавший в решающий момент битвы на своих братьев по Ордену, оказал неоценимую услугу Великому княжеству Московскому. Но каковы были его мотивы? До нас дошли лишь незначительные, обрывочные сведения об этом человеке. По некоторым данным, Лукас был близок к руководству ордена, но из-за своего заносчивого характера у него были сложные отношения с другими рыцарями. Возможно, именно этим объясняется тот факт, что смертельно раненый Шварц отказался отдать Хаммерштедту знамя ордена. Скорее всего, Хаммерштедт был амбициозным человеком, считавшим, что его рвение не хотят оценить по достоинству.

Рассказывая о дальнейшей жизни перебежчика, историки несколько расходятся в трактовках. Полевой пишет, что Лукас был радушно принят великим князем Иваном Васильевичем и остался в Москве. Несколько иную картину рисует Карамзин. По его данным, в русском лагере беглого рыцаря приняли холодно и презрительно. «Полководцы Иоанновы гнушались изменою Гаммерштета: недовольный холодностию Россиян, он уехал в Данию, искал службы в Швеции», — пишет историк. Но, что характерно, спустя годы Лукас вернулся в Россию. В 1517 году, уже в царствование великого князя Василия Ивановича, Хаммерштедта видели в Москве послы императора Максимилиана I. Рассказывают, что он стоял в богатой одежде среди многочисленных царедворцев Василия.

Другими словами, Хаммерштедт занял в Москве достаточно высокое положение, ни о каком презрении в его адрес больше речи не шло. Но отчего так вышло, что изменилось? Есть одна версия, хорошо объясняющая эту загадку. Дело в том, что Иван III был первым из московских государей, который активно занимался развитием спецслужб. Московское правительство при нем стремилось использовать любую возможность для сбора информации о соседних государствах, проявляя при том немалую изобретательность.

Не довольствуясь сведениями от послов и купцов, русские князья засылали к соседям лазутчиков. Ими могли быть просто сообразительные жители приграничных территорий, которым поручалось «пытати вестей» за границей. Но были и агенты, передававшие в Москву сведения высокой важности из самых высоких «кабинетов».

Одним из таких агентов Ивана III была, фактически, его собственная дочь Елена, выданная за великого князя Литвы Александра. Проживая в Вильно в окружении присланной вместе с нею русской челяди, она письмами извещала отца о положении дел на своей новой родине и в соседних странах. В итоге в Литве на Елену начали смотреть косо, в связи с чем она жаловалась отцу: «Все одно только и говорят: для того он отдал дочь свою в Литву, чтоб тем удобнее землю и людей высмотреть». Нет никаких оснований сомневаться, что свои люди были у Ивана Васильевича и в Ливонии.

Вербовка агентов из числа иностранной знати была не менее эффективным способом поручения разведданных. Более того, в отличие от инородцев, соотечественники не вызывали подозрений, проявляя интерес к государственным делам. В этом свете Лукас Хаммерштедт — амбициозный и недооцененный человек — был настоящим подарком для русских спецслужб. Нам уже никогда не узнать — был ли он внедрен в Орден или его завербовали уже в рыцарском звании. Но его поступок в битве при Смолино, как и дальнейшая судьба, позволяют сделать это смелое предположение.

В этом смысле вполне объясним и его дальнейший отъезд в Данию и Швецию, о котором упоминает Карамзин: было бы странно не воспользоваться услугами столь ценного агента, прекрасно знакомого с жизнью в западном мире, способного быстро интегрироваться. А когда его работа там была закончена, Лукас вернулся в Москву, где получил за свои заслуги щедрую награду. Ведь кто знает, возможно, если бы битва при Смолино закончилась победой немцев, вся дальнейшая история России пошла бы по-другому…