"Они храбры, много едят и легко сдаются в плен"
Во время Русско-японской войны 1904-1905 годов войска Страны восходящего солнца впервые близко познакомились с офицерами и солдатами Российской империи, которые поразили их своими привычками.
Религиозность
Русские солдаты поражали японцев своей религиозностью, почти при каждом убитом они находили символы той или иной веры и листочки с молитвами. Нежелание идти против канонов православия стало причиной бунта в лагере пленных Нарасино, арестанты которого воспротивились отправляться на плановые работы в день важного церковного праздника. Кроме того, в июне 1904 года имел место демарш со стороны части узников-офицеров, посчитавших святотатством приказ начальства лагеря подписать клятву о том, что они не совершат побег на экскурсии. Недовольство русских вызвало слово «клятва», которое, по их разумению, негоже было употреблять при решении бытовых вопросов. Те, кто решил не обострять ситуацию, поставили свой автограф под документом и наслаждались временной свободой, а не отказавшиеся от своих убеждений гуляли в сопровождении конвоя.
Героизм и сдача в плен
Японцев сводили с ума две противоречившие друг другу привычки русских – отчаянный героизм и лёгкая сдача в плен. Самураи, в чьей военной практике присутствует такое понятие, как харакири, не понимали, как русские офицеры могли предпочесть самоубийству участь военнопленного, пусть даже на страницах прессы того времени их именовали «почётными пленными». Известный японский военачальник Хиронори Мицуно с негодованием относился к подобным личностям, считая, что полководец, сдавшийся на милость врагу в угоду сохранения жизни, унизил и обесчестил себя. Наряду с этим во время войны 1904-1905 годов японские командующие не раз отмечали доблесть, боевой дух и бесшабашный героизм русских, чей патриотизм был неразрывно связан с верой, государем и родиной. Уважение противника заслуживали не выдававшие под угрозой смертной казни военные тайны «языки» и обнаруженные разведчики. Много лестных слов было сказано японскими коллегами в адрес русских военных, в течение 58 часов безнадёжно оборонявших Порт-Артур, а также моряков, не покидавших тонущих кораблей.
Хороший аппетит
Большое удивление японцев вызывала привычка русских есть тяжёлую, калорийную пищу, причём гигантскими, на взгляд азиатов, порциями. Особо остро эта проблема возникла при обеспечении питанием пленных солдат, которые не наедались установленными в Японии военными пайками, сетуя на их малый объём. Пойдя на уступки русским, часто устраивавшим бунты из-за пропитания, руководство Страны восходящего солнца увеличило траты на их рацион до 30 сен, и это при том, что солдаты собственной армии довольствовались 16 сенами. Четырёхразовое питание должно было включать в себя мясо, по возможности обходиться без рыбы с мелкими костями и саке, который не произвёл на русских никакого впечатления. К слову, кухонный бюджет на содержание одного пленного японца в Российской империи составлял 14 копеек, а в рационе присутствовали хлеб, чай и жидкая каша.
Баня-прачечная
При каждом удобном случае русские солдаты не упускали возможность помыться в бане, которую обустраивали в землянках или клетях, а иногда в переносных окопных парилках, разбиваемых в палатках на передовой. Среди всех имевшихся в распоряжении Русской армии передвижных санитарно-гигиенических единиц особую зависть японцев вызывал банно-прачечный дезинфекционный поезд, предназначенный для сервиса лазаретов и госпиталей. В 1904-1905 годах этот экзотический состав, аналогов которому нет в вооружённых силах ни одной страны мира, включал в себя 4 вагона, курсировавших по Дальнему Востоку.
Музыка
Настоящей отдушиной командного состава и солдат, сражавшихся на фронтах Русско-японской войны, была музыка. Рассматривая её как важный фактор для снятия напряжения и стресса, офицеры поощряли желание военнослужащих петь, причём очень громко, чем вызывали недоумение японцев. Затягивая песню, военные вспоминали о доме и семье, а также поднимали свой ратный дух накануне важных сражений.
Сын полка
Азиаты, считавшие, что детям не место на арене боевых действий, не могли понять русской привычки содержать при воинских частях «сына полка». В его качестве обычно выступал сирота или беспризорник, о котором солдаты заботились как о собственном чаде, параллельно снабжая его всем необходимым для жизнедеятельности.