Молились ли Богу советские солдаты Великой Отечественной
Митрополит Белгородский и Старооскольский Иоанн сделал, по меньшей мере, спорное заявление. На вечере памяти годовщины начала Великой Отечественной он сказал, что войну, дескать, выиграли крещеные люди. Погибшие же некрещеные бойцы Красной армии, по его мнению, – это принесенные за безбожие жертвы. Прав ли митрополит – и как на самом деле бойцы Великой Отечественной относились к религии?
«Войну выиграли крещеные люди, те, кто призваны были духовно победить эту машину, хорошо отлаженную. В первые месяцы войны практически более 60% Красной армии, то есть молодых бойцов, которые были рождены уже в безбожное время, большинство из них не были крещеными, они были убиты. Это была жертва несоизмеримая, это была жертва, которая была принесена за безбожие», – сказал митрополит.
Не секрет, что СССР, особенно в первые десятилетия своего существования был государством антирелигиозным, осуществлявшим гонения на Церковь и священнослужителей. Власти относительно «развинтили» гайки во время войны, но после ее окончания вновь начали со всем усердием их закручивать. С другой стороны, как подметил Егор Летов, «не бывает атеистов в окопах под огнем».
Действительно ли большинство солдат Красной армии были неверующими?
Чтобы разобраться в вопросе, следует обратиться к свидетельствам самих ветеранов. Встретив 22 июня 1941 года молодыми парнями, представителями того самого «некрещеного поколения», они дожили до преклонного возраста, успев стать нашими современниками.
Из рассказов явствует, что какого-либо однообразия по этому вопросу в войсках не было и быть не могло.
«Нас воспитывали как атеистов»
Вот, например, свидетельство Виктора Александровича Алексеева, служившего связистом на Ленинградском фронте. Он вспоминает, как в его родном селе Чажечно под Новгородом до войны взорвали находившуюся там церковь. Но, по его словам, «то, что говорят, будто до войны все стали атеистами, неправда».
А вот что говорит Николай Филиппович Александров, служивший командиром автомобильного взвода на 3-м Украинском фронте: «Я сам – убеждённый атеист, как и мой отец. Однако, в моей роте служило несколько человек, которые верили. Я видел, как они молились, но никогда не притеснял их за это. А под бомбёжкой у многих невольно вырывалось «Господи, Боже мой», так тут ничего не скажешь, такая обстановка».
Танкист Николай Васильевич Попов, сражавшийся под Сталинградом, позже освобождавший от нацистов Европу, рассказывает: «Перед боем каждый крестился, только бы жить остался. Обязательно говорили: «Боженька, сохрани меня».
В то же время крымчанин Евгений Львович Аренс, происходивший из дворянской семьи с крепкими религиозными традициями, отмечает, что веру солдаты старались не афишировать. Бывший артиллерист Воронежского фронта Аренс, которому на момент начала войны было девятнадцать лет, вспоминает: «Я даже креста не носил. Хотя родители не скрывали своей дружбы с батюшкой из храма Спас на Водах Михаилом Прудниковым. Настоятелем собора был отец Владимир Рыбаков…. То, что я верующий, никто не знал. Этого я не подчеркивал. Отходил куда-нибудь в сторону и про себя молился утром и перед сном».
Бывший пехотинец 1-го Украинского фронта Петр Тимофеевич Рудягин отмечает: «Ничего такого не было, и ни разу не видел, чтобы на фронте кто-то богу молился. И близко не было ни разговоров о Боге, ни мыслей таких, и насколько я знаю, у моих товарищей тоже». Экс-зенитчик Московского фронта ПВО Иван Васильевич Калинин подтверждает: «В войсках не молились. Убитых хоронили, как есть, складывали рядом и засыпали землей. Так что ничего особенного, как везде…»
И разведчик партизанского отряда Сигизмунд Болеславович Андриевский отмечает: «Да кто там молился, вот ругались, это было... Как кто-нибудь загнет в Бога, то аж дым идет».
В принципе, о том же самом говорит и бывший летчик-истребитель, позже по ранению переведенный в минометчики, Евгений Федорович Окишев: «Ни одного случая за всю войну, когда бы кто-то из солдат или офицеров как-то показывал свою набожность или хотя бы молился. Мы и не говорили об этом, всё-таки нас воспитывали как атеистов».
«Опять думаешь – слава Богу, не убили…»
Похожее свидетельство оставил и бывший пехотинец 2-го Украинского фронта Кирилл Трофимович Гаджий: «Врать не буду, в Бога я даже на передовой не поверил и ни разу не видел, чтобы на фронте кто-то молился. Наверное, такое отношение к религии у меня сложилось потому, что у нас была не очень религиозная семья...».
С другой стороны, Федор Иванович Беляев, воевавший полковым разведчиком на Центральном и Прибалтийском фронтах, отрицает массовый атеизм в советских войсках. «Когда слышишь сегодня о том, что все поголовно были атеистами, то это одна чушь. Единственное, что поскольку религия была делом немодным, каждый старался держать свои обращения к Богу при себе, чтобы никто этого не видел. Никто, конечно, в открытую не молился! Но и никаких проклинаний Бога тоже не было!», – подчеркивает Беляев.
Бывшая военная медсестра Галина Антоновна Лысакова подхватывает: «Раненые молились, хотя тогда в нас было воспитано совершенное безбожие».
Порою люди обращались к Богу в момент близкой опасности. «А они идут. Уже близко, я слышу немецкую речь. Ну, думаю: «Сейчас мне конец будет». Они недалеко остановились, но меня им не видно. Они давай строчить, строчить вокруг и по яме по моей. Я поджала ноги и сама сжалась, как только могла. Тут мне пришли в голову два слова, и я взмолилась: «Господи помоги! Господи! Помоги!..» Они стояли, стояли, разговаривали, но видят, никого нет, наверно подумали, что солдат уполз и ушли», – спустя много лет делилась бывшая связистка Кира Ивановна Луферова (Смирнова).
«Началась стрельба, снаряд ударил точно в мой первый окопчик. Мины взорвались, разлетелись во все стороны. Это ночью было, я уставший. Вот что-то есть, кто-то молился, такой случай помню», – поделился своими воспоминаниями и экс-минометчик Евгений Митрофанович Литвинов.
Офицер-пехотинец Михаил Авраамович Стариков припоминает, как однажды встретил уцелевших после боя штрафников. «Вдруг один из них направляется ко мне, подходит, сует в ладонь какой-то предмет, и говорит следующие слова – «Ему не помогло, может тебя сбережет! Держи, лейтенант». Открываю ладонь, а там перламутровый крест на нитке, тоже из перламутра, а в центре креста – Христос на распятии. И хоть я никогда не был православным, но берег этот крест как зеницу ока, и был мне он дороже самой моей жизни. Я верил, что пока этот крест при мне, меня не убьют на войне. И когда в апреле сорок пятого года меня изрешетило осколками, я думаю, что этот крест меня спас и защитил. Один из осколков попал прямо в грудь с левой стороны, пробил блокнот и документы, лежавшие в левом нагрудном кармане и, видимо, потеряв убойную силу, застрял в мышцах груди прямо напротив сердца, рядом с крестом…»
Иные, оставаясь атеистами, все же вспоминали Вседержителя в критические моменты. «Каждый день страшен, но вот чтобы критически, то лично мне было трудно, когда ранило. С другой стороны, все-таки жив, спасибо, еще раз ранило, снова жив, опять думаешь, слава Богу, не убили. Но вот я никогда не молился Богу, атеист», – признает пулеметчик Дмитрий Егорович Ходыкин.
«Когда припрет, дак всех богов вспомнишь…»
Вышеупомянутый Иван Стариков напоминает, что сама обстановка фронта, постоянного нахождения в «тени смерти», чрезвычайно способствовала отказу от скептико-материалистического мироощущения. У некоторых, по словам фронтовика, на этой почве развивалось чрезвычайное суеверие.
«Никогда не брал трофейных вещей, это считалось плохой приметой. В Австрии стояли брошенные хозяевами шикарные трехэтажные виллы, набитые заграничным добром под завязку. Спички для себя там не взял. Даже часы или пистолеты с немецких офицерских трупов или с пленных не снимал. У меня был трофейный «вальтер», но я его на дороге подобрал во время бомбежки.
Верил в вещие сны. Приснился мне как-то сон, что у меня правый сапог разорвался – на следующий день меня ранило осколком в правую ногу. Предчувствия тоже много значили. Идем в бой на БТРах, чувствую, что-то не то. Остановились на минуту. А в это время через наши головы дает залп батарея «катюш», и все снаряды реактивных установок падают прямо в двухстах метрах перед нами, как раз в том месте, где мы должны были находиться, если бы не остановились…», – говорит Стариков.
Некоторые, находясь в этом кошмаре круглосуточно, уже не могли удовлетвориться одними лишь суевериями и становились сознательно-верующими. Связистка Тамара Родионовна Овсянникова отмечает: «Верующих много было у нас. По себе знаю, как сильный обстрел особенно на передовой. Когда припрет, дак всех богов вспомнишь и перекрестишься и молишься: "Ой, Боженька спаси, спаси!" У нас служила Полина Кривошеева с Воронежской области. Всю войну носила крестик, который ей мать надела. А мы дураки не носили. Хотя мне мама давала. А я говорю: "Да не надо". Ещё у нас был линейщик с Калининской области. Ему было 45 лет. У него была иконочка. Он каждое утро перед ней молился. Как-то ребята хотели посмеяться. Дак командир взвода Телюк так зыкнул на них, что всё... Наш политрук Тимофеев аспирант философского факультета Ленинградского Университета. Никогда про религию ничего не говорил. Что есть Бог или нет, или что нельзя молиться. И этому солдату не запрещал…»
В общем, по разному было. Напрашивается мысль, что некорректно делить советских солдат на верующих и атеистов. Победу добыли общими усилиями.
Было среди солдат много и неверующих, и верующих – в том числе из молодого поколения, не заставшего дореволюционную жизнь. Естественно, никакой статистики по количеству верующих/атеистов в рядах Красной армии не велось. Однако, судя по всему, общий процент верующих был достаточно велик. Другое дело, что эти люди, как правило или скрывали сознательно свою религиозность, или просто не выставляли ее напоказ.
В беседе со газетой ВЗГЛЯД известный российский историк, руководитель исследовательских программ Фонда «Историческая память» Владимир Симиндей высказал мнение, что митрополиту Иоанну вообще не стоило делить советских солдат по критерию религиозности.
«Высказывание духовного лица в связи с сугубо светской и крайне тяжкой для разного по происхождению нашего народа (среди прочего – крещеного и некрещеного) датой 22 июня, на мой взгляд, могло быть и поаккуратнее. А то в ответ митрополиту уже не церковные острословы могут припомнить, что и в категории «гитлеровцы» категория «крещеные»ну никак не находилась в меньшинстве. А уж среди румынских оккупантов, поучаствовавших в зверствах на захваченных территориях СССР, категория «крещёные православные» и вовсе составляла уверенное большинство», – напоминает Симиндей.
К этой точке зрения нельзя не присоединиться. Действительно, зачем проводить новые линии раздора практически на ровном месте? Нам это надо? У нас что, уже наличествующих проблем с единством общества мало?