100 лет назад белые эвакуировались в Крым из Новороссийска
27 марта 1920 года остатки разбитых армий Белого движения эвакуировались из Новороссийска в Крым. Генерал Антон Деникин стремился спасти свои войска от окончательного уничтожения. Операция обернулась катастрофой. Из-за нехватки мест на кораблях белым пришлось оставить почти все имущество, военную технику и лошадей. Десятки тысяч солдат, офицеров и беженцев стали жертвами красных. Уцелевшие белогвардейцы продолжили борьбу с большевиками из Крыма.
27 марта (по новому стилю) 1920 года — одна из трагических дат в хронологии Белого движения на юге России. 100 лет назад из Новороссийска в Крым были эвакуированы военнослужащие, члены их семей и прочие гражданские беженцы, опасавшиеся репрессивных мер со стороны красных. Операция по спасению остатков Вооруженных сил юга России (ВСЮР), разбитых в серии сражений с РККА, получилась крайне неудачной, практически затмив провальную Одесскую эвакуацию начала февраля (по нов. стилю), когда вывезти морем удалось лишь примерно треть желающих. Как и в случае с Одессой, многие мечтавшие спастись от большевиков были случайно или вынужденно оставлены в Новороссийске и попали в руки обозленных врагов. Не желая сдаваться, офицеры сводили счеты с жизнью. Другие подверглись аресту и после пыток были казнены.
Что привело к Новороссийской катастрофе
Картина Гражданской войны к началу весны 1920 года была неутешительной для белых: фронта как такового уже не существовало, войска в панике и зачастую без какого-либо намека на организацию откатывались к Черному морю. Речи о продолжении борьбы за свержение власти большевиков больше не шло. Перед командованием белых отныне стояли более приземленные задачи, как то сохранение хотя бы части войск и эвакуация в остававшийся еще под их контролем Крым. При этом имелись сомнения, удастся ли удержать полуостров.
Генерал Борис Штейфон, в ту пору — начальник штаба Полтавского отряда, емко описал ситуацию осени и зимы 1919-1920 годов, когда ВСЮР оказались близки к победе, но потерпели в итоге катастрофическое поражение:
«Истомленные войска не имели теплой одежды. Резервов не было. Части воевали уже только своими кадрами. Дух бойцов явно изнашивался. И когда после занятия нами Орла и Брянска советская Москва готовилась к эвакуации и на фронт была двинута даже личная охрана Ленина — Латышская дивизия, добровольческое командование уже не имело сил, чтобы сломить несомненно последнее сопротивление. Наступила агония фронта и трагический отход к Новороссийску».
Помимо людей в Крым по морю требовалось переправить тыловые учреждения, вооружение, боеприпасы и другое материальное имущество ВСЮР. Все это на протяжении недель накапливалось в Новороссийске по мере того, как белые теряли город за городом. Кроме того, оставаться на территориях, где скоро должна была установиться советская власть, категорически не желала значительная доля гражданского населения — как местного, так и прибывшего из других населенных пунктов и регионов, потерянных ВСЮР. Представители враждебных большевикам классов от духовенства до интеллигенции не видели для себя перспектив в красной России, а многие небезосновательно опасались за свою жизнь.
Портов, откуда можно было организовать переправу в Крым, в распоряжении белых сил оставалось лишь два: Новороссийск и Адлер. 25 февраля был потерян Туапсе. Этот портовый город захватили зеленоармейцы — повстанцы из числа нелояльного белым местного населения, а также уклонявшиеся от призыва и дезертиры из РККА и ВСЮР, недовольные принудительной мобилизацией. Активность «третьей силы» в Гражданской войне была наиболее заметна на территории бывшей Черноморской губернии. Провозгласив что-то вроде союза, зеленые вместе с красными вели наступление на Новороссийск, действуя в горной местности.
«Фронт рухнул. Мы катимся к Новороссийску»
17 марта 1920 года войска ВСЮР оставили Екатеринодар, куда немедленно вошли части 9-й советской армии. Во время боев за город белым, как считало их руководство, изменили казаки. Еще 12 марта командующий Добровольческим корпусом Александр Кутепов докладывал Антону Деникину, что «больше рассчитывать на казаков нельзя, поэтому необходимо принять решительные меры для спасения» добровольцев. Сам главком отмечал в своих «Очерках русской смуты», что «многие казаки бросали оружие или целыми полками переходили к зеленым».
«То недоверие и то враждебное чувство, которое в силу предшествовавших событий легло между добровольцами и казаками, теперь вспыхнуло с особенной силой», — с грустью признавал Деникин.
В мемуарах он жаловался, что в марте казачьи начальники уже не выполняли его приказов.
«Катастрофа становилась неизбежной и неотвратимой», — писал годы спустя экс-главком.
На маршруте от Екатеринодара до Новороссийска Донская и Кубанская казачьи армии фактически перестали существовать как составные части ВСЮР. Абсолютно дезорганизованные и расхристанные, донцы и кубанцы массово переходили на сторону красных. Чтобы выслужиться перед своими новыми начальниками, они чуть позже с особой жестокостью расправлялись с оставшимися в городах ранеными и пленными офицерами. Теперь командованию ВСЮР приходилось рассчитывать только на добровольцев. Верность Белому делу сохранила меньшая часть казаков.
А 24 марта так называемые красные повстанцы — отряды ингушей, осетин, грозненских рабочих и кабардинцев — вступили во Владикавказ, где располагалась ставка командующего войсками Северного Кавказа ВСЮР генерала Ивана Эрдели. Военные и беженцы по Военно-Грузинской дороге перешли в Тифлис, где были обезоружены грузинами и интернированы в Потийском лагере.
Командир 1-го полка Дроздовской дивизии Добровольческого корпуса Антон Туркул так вспоминал о мартовских днях 1920 года в своей книге «Дроздовцы в огне»:
«Фронт рухнул. Мы катимся к Новороссийску. Екатеринодар занят красными. Особый офицерский отряд ворвался туда только для того, чтобы освободить гробы Дроздовского и Туцевича, погребенных в соборе. Гробы их освобождены, идут с нами к Новороссийску. В станице Славянской, где полк заночевал после боя с конницей Буденного, я получил от генерала Кутепова приказание прибыть в Новороссийск, навести порядок при погрузке войск».
В Новороссийске в то время свирепствовала эпидемия тифа. Еще в январе от этого инфекционного заболевания скончался известный политик дореволюционной России, бывший депутат Государственной думы Владимир Пуришкевич, поддерживавший Белое движение. Уже в марте тиф унес в могилу полковника Александра Блейша, который не успел вступить в командование Марковской дивизией. Имелись и другие жертвы.
Чтобы хоть как-то наладить ситуацию в Новороссийске, генерал Деникин вызвал в город офицеров-добровольцев и отдал приказ о закрытии всех обществ, об установлении полевых судов для их руководителей и дезертиров, а также о регистрации военнообязанных. На рейде между тем скапливались суда, готовые доставить белогвардейцев в Крым. Пароходов, однако, не хватало. Одни запаздывали из-за штормовой погоды, другие находились на карантине, установленном в иностранных портах для русских кораблей из-за эпидемии тифа.
«Новороссийск, переполненный свыше всякой меры, ставший буквально непроезжим, залитый человеческими волнами, гудел, как разоренный улей. Шла борьба за «место на пароходе» — борьба за спасение... Много человеческих драм разыгралось на стогнах города в эти страшные дни. Много звериного чувства вылилось наружу перед лицом нависшей опасности, когда обнаженные страсти заглушали совесть и человек человеку становился лютым ворогом. 13 марта (26 марта по нов. стилю. – «Газета.Ru») явился ко мне генерал Кутепов, назначенный начальником обороны Новороссийска, и доложил, что моральное состояние войск, их крайне нервное настроение не дают возможности оставаться долее в городе, что ночью необходимо его оставить», — рассказывал Деникин.
Дроздовец Туркул так запомнил подготовку эвакуации:
«Безветренная прозрачная ночь. Конец марта 1920 года. Новороссийский мол. Мы грузимся на «Екатеринодар». Офицерская рота для порядка выкатила пулеметы. Грузятся офицеры и добровольцы. Час ночи. Почти безмолвно шевелится черная стена людей, стоящих в затылок. У мола тысячи брошенных коней; они подходят к соленой воде, вытягивают шеи, губы дрожат: кони хотят пить».
Те части, которым не хватило места на судах, ушли вдоль берега в сторону Сочи или попытались скрыться в горах. Туркул вспоминал, что «оставшиеся люди сбились на молу у цементного завода и молили взять их, протягивая в темноту руки». Корабли отчаливали, «скрипя и стеная». От палубы до трюма все было забито людьми, которые стояли плечом к плечу. Значительную часть имущества полков и лошадей пришлось бросить на берегу ввиду острой нехватки места. Дроздовцы смогли забрать с собой только гробы своих павших командиров — Дроздовского и Туцевича. На следующий день они высадились в Севастополе и устроили там мобилизацию всех находившихся в городе офицеров.
«Временами слышались из толпы крики людей»
Генерал Петр Врангель, который через несколько дней сменил Деникина на посту главнокомандующего ВСЮР, во время эвакуации находился в Константинополе, куда прибыл после размолвки со своим начальником и последующей отставки. О происходившем в Новороссийске он знал по рассказам очевидцев. В своих «Записках» Врангель крайне эмоционально поведал о прощании белых с континентальной Россией.
«Из Новороссийска приходили тяжелые вести, 7-го (20-го по нов. стилю. — «Газета.Ru») марта красные форсировали реку Кубань. Противник стал распространяться к югу. Восстания в тылу охватывали новые районы. Прижатая к морю армия заканчивала борьбу. Из Новороссийска один за другим прибывали транспорты, переполненные обезумевшими от ужаса и лишений беженцами. Армия отходила, почти не оказывая сопротивления. Было очевидно, что транспортных средств не хватит и большая часть войск останется не погруженной. Главнокомандующий находился в Новороссийске на цементном заводе, под охраной англичан. Жена его прибыла в Константинополь и остановилась в русском посольстве. Передавались слухи, что генерал Деникин, видя неминуемый развал и гибель армии, заявил, что «Новороссийска не оставит и пустит себе пулю в лоб». Однако вскоре стало известно, что 14-го (27-го. – «Газета.Ru») главнокомандующий на миноносце оставил Новороссийск. Ставка перешла в Феодосию. Успели погрузиться для переброски в Крым лишь добровольцы, за исключением одного из Марковских полков, сводная кубанская бригада, гвардейская бригада 1-ой донской дивизии и некоторые другие части Донской армии. Оставленные на побережье части Кубанской и Донской армий отходили на Туапсе. Войска Северного Кавказа сосредотачивались в Поти».
По словам Врангеля, эвакуация Новороссийска превосходила своей кошмарностью оставление Одессы:
«Стихийно катясь к морю, войска совершенно забили город. Противник, идя по пятам, настиг не успевшие погрузиться части, расстреливая артиллерией и пулеметами сбившихся в кучу на пристани и молу людей. Прижатые к морю наседавшей толпой, люди падали в воду и тонули. Стон и плач стояли над городом. В темноте наступавшей ночи вспыхивали в городе пожары».
Подходы к Новороссийску были закупорены брошенными в непролазной весенней грязи подводами, автомобилями и военной техникой. Объединившиеся с зеленоармейцами красные наступали. Части 1-й Конной армии Семена Буденного пытались прорваться в город, однако до поры их отпугивала артиллерия кораблей, обстреливавшая близлежащие горы с целью задержать приход красных. В операции участвовали 11 судов различного размера, принадлежавшие белогвардейцам, а также корабли ВМФ стран Антанты.
Среди иностранных держав больше всего кораблей прислали англичане. Между ними и Деникиным уже происходил разрыв, окончательно оформившийся после передачи командования Врангелю. Союзники предложили ВСЮР прекратить боевые действия ввиду обреченности своего положения и заключить перемирие с большевиками. Деникин ответил на это категорическим отказом. Когда же Врангель вопреки желанию официального Лондона продолжил борьбу против красных из Крыма, английское правительство объявило о прекращении всякой помощи белым.
«Прошла бессонная ночь. Начало светать. Жуткая картина. Я взошел на мостик миноносца, стоявшего у пристани. Бухта опустела. На внешнем рейде стояло несколько английских судов, еще дальше виднелись неясные уже силуэты транспортов, уносящих русское воинство к последнему клочку родной земли, в неизвестное будущее. На берегу у пристаней толпился народ. Люди сидели на своих пожитках, разбивали банки с консервами, разогревали их, грелись сами у разведенных тут же костров. Это бросившие оружие — те, которые не искали уже выхода. У большинства спокойное, тупое равнодушие — от всего пережитого, от утомления, от духовной прострации. Временами слышались из толпы крики отдельных людей, просивших взять их на борт. Кто они, как их выручить из сжимающей их толпы?.. Какой-то офицер с северного мола громко звал на помощь, потом бросился в воду и поплыл к миноносцу. Спустили шлюпку и благополучно подняли его», — вспоминал генерал Деникин.
Как красные расправились с не успевшими эвакуироваться
Когда части РККА уже хлынули в Новороссийск, один из кораблей вернулся за забытыми на пирсе дроздовцами. Тем не менее, оставить пришлось многих — их ждала потом незавидная участь. 27 марта эвакуировать удалось лишь 33 тыс. человек.
«Какой-то миноносец повернул вдруг обратно и полным ходом полетел к пристаням. Бухнули орудия, затрещали пулеметы: миноносец вступил в бой с передовыми частями большевиков, занявшими уже город. Это был «Пылкий», на котором генерал Кутепов, получив сведение, что не погружен еще 3-й Дроздовский полк, прикрывавший посадку, пошел на выручку», — уточняется в деникинских «Очерках». «Вместе с 3-м Дроздовским полком прикрывал эвакуацию и 3-й донской калмыцкий полк, состоящий из сальских казаков-калмыков. Полк был оставлен при эвакуации на берегу и забыт. Предложение красных о капитуляции калмыки не приняли, сражались до конца. Но в итоге все же были пленены и большей частью, вместе со следовавшими в обозе полка гражданскими беженцами — семьями казаков-калмыков были зверски казнены красноармейцами. Их «пропустили» сквозь строй, рубя шашками каждого второго, — отмечал современный исследователь Николай Мринский в своем материале «Остров смерти и доблести». — Многие из оставшихся в Новороссийске офицеров ВСЮР покончили с собой, не желая попасть в плен, а многие из тех, кто все же попал в плен — были казнены.
Вот типичные воспоминания о тех событиях:
«Момент пленения нас большевиками не поддается описанию; некоторые тут же предпочитали покончить счеты с жизнью. Мне запомнился капитан Дроздовского полка, стоявший недалеко от меня с женой и двумя детьми трех и пяти лет. Перекрестив и поцеловав их, он каждому из них стреляет в ухо, крестит жену, в слезах прощается с ней; и вот, застреленная, падает она, а последняя пуля в себя». В плен попало около 22 тыс. деникинцев, в основном казаков, превратившихся к тому времени в деморализованную толпу. Красной армии достались огромные табуны лошадей и много военной техники».
Одновременно красные штурмовали Крым со стороны Чонгара и Перекопа. Им удалось совершить несколько прорывов и даже овладеть населенными пунктами, в том числе Армянском, однако все атаки были отбиты оборонявшими полуостров войсками под командованием генерала Якова Слащева. В начале апреля белые разбили красные латышские полки и заперли ворота в Крым, позволив прибывшим из Новороссийска прийти в себя и подключиться к общему делу. Так Гражданская война на юге России была продлена еще на полгода.