Эпидемии не один раз влияли на ход мировой истории. Например, страшная эпидемия сыпного тифа определила судьбу республики махновцев в 1919 г. После объявления Махно вне закона Реввоенсоветом РСФСР в июне 1919 г., его отряды отступали под напором деникинских войск за Днепр и дальше, в правобережные губернии, присоединяя к себе попавшие в окружение красноармейские части. В то же время, основной фронт красно-белой борьбы катился на север, большевики оставляли Украину после разгрома фронта дивизиями ВСЮР Деникина. Отбиваясь от группы войск генерала Слащева, Революционная Повстанческая армия Украины (махновцев) под Уманью смогла переломить ситуацию. 26 сентября она разбила офицерские полки у Перегоновки и начала стремительный рейд назад, в родные районы Южной Украины. По словам белогвардейца Н. Герасименко,

«Нужно было видеть, что творилось в эти «махновские дни» в тылу добровольческой армии… Это был небывалый, не имеющий примера в истории разгром тыла».

Осенью 1919 г. махновцы заняли обширные территории Киевской, Екатеринославской, Таврической и Херсонской губерний, в тылу наступавших на Москву деникинских дивизий, и провозгласили там свою республику — Южноукраинскую Безвластную трудовую федерацию. С приближением махновских полков к Таганрогу, где находилась ставка Деникина, офицер А. Бинецкий отмечал там настоящую панику. На борьбу с повстанцами были стянуты все резервы, идущие на московский фронт. Но их оказалось недостаточно, поэтому с фронта начали снимать лучшие части Шкуро для борьбы с махновцами. Ставка Деникина осознала невозможность решающего удара на Москву, пока не будет ликвидирована угроза в тылу. И с 17 октября для борьбы с Повстармией махновцев был создан Внутренний фронт. В решающий момент перед битвой с РККА под Орлом деникинцам пришлось перебрасывать на Украину 1-ю Туземную и 2-ю Терскую дивизии, подтягивался 3-й армейский корпус Слащева. Начались тяжелые бои махновских полков, по сути, крестьянского ополчения с кадровыми частями Деникина. Но уже в начале ноября 1919 г. начштаба махновцев Виктор Белаш вспоминал, что эпидемия косит из повстанческих полков тысячи лучших бойцов. Штаб армии назначил нового заведующего армейским лазаретом Колодуба, который 19 ноября собрал в гостинице «Бристоль» всех частных врачей Екатеринослава и договорился о лечении повстанцев. Для борьбы с эпидемией в районах действия армии был мобилизован весь медперсонал до 40 лет, все частные больницы. Причем, махновский штаб щедро платил врачам и персоналу деньгами, продовольствием и одеждой. Белаш отмечал, что борьба с Деникиным сменилась борьбой со всепожирающим тифом. Возникали даже подозрения, что это белогвардейцы начали бактериологическую войну. Раздетая, без регулярного снабжения, махновская армия не была подготовлена к эпидемии. Медикаментов было мало и больше надеялись на молодость и закалку бойцов. Апогей тифа настиг армию к началу декабря, потери от него были столь велики, что штабу пришлось отложить общее наступление на деникинском фронте. К концу года Белаш отмечал, что «нет здорового человека ни в армии, ни среди населения». Экзотические наряды махноцев, на которых любили делать акцент советские авторы, объяснялся острым дефицитом обмундирования в лютую стужу. Большевик В. Мирошевский вспоминал пеструю одежду махновских отрядов под Екатеринославом, включая штатские пальтишки, галифе из диванной обивки, одеяла и даже женские юбки, накинутые на плечи. Чтобы как-то одеть и утеплить Повстармию в Екатеринославе 21 ноября были реквизированы городские ломбарды, куда местная буржуазия долгое время сдавала добротные вещи. Из массы каракулевых пальто были пошиты форменные шапки для кавалерии. Остальная одежда и реквизированное белье раздавались в первую очередь медперсоналу и в лазареты. Случались случаи реквизиции вещей прямо на улицах. Такой эпизод описывал екатеринославский мещанин М. Гутман. Старика-интеллигента остановил оборванный махновец и приказал снять штаны. Старик уперся, махновец приставил штык к его животу, в итоге, договорились пойти домой к старику за другими штанами. Пока там ему выдавали штаны, махновец жаловался, что останавливал шесть прохожих со словами: «Дайте, пожалуйста, штаны, совсем обносился», все говорили, что лишних нет. Махновец оправдывался: «Нам батько Махно запрещает грабить. Ежели, говорит, тебе что нужно, возьми, но не больше». Довольного новыми штанами повстанца еще и накормили в доме интеллигента. Обмундирования все равно не хватало, и отряды махновцев предпринимали специальные рейды в расположение белогвардейцев для его захвата. В период крайней необходимости приходилось даже раздевать пленных, которые отказывались добровольно переходить в РПАУ/м. О таком случае рассказывал офицер Бинецкий, который попал в плен к махновцам. В конец октября их Сводный полк при поддержке бронепоезда «Солдат» атаковал части 2-го Азовского корпуса Махно в Александровске, но с тыла зашла махновская конница и учинила разгром деникинцев. В числе прочего повстанцы захватили эшелон с раненными и тифозными больными. Всех пленных и даже больных махновцы раздевали, офицеров расстреливали и рубали шашками. Для закупки лекарств агенты махновской контрразведки проводили операции за линией фронта, в занятых деникинцами Одессе, Херсоне, Севастополе, Симферополе, Ялте, Феодосии, Керчи, Новороссийске, Ростове, Таганроге, Харькове. Впечатляющая география этих операций говорит о мощной разветвленной сети разведывательных органов повстанцев. К тому же, из-за нехватки финансовых средств у федерации, в Ростове и Таганроге махновские контрразведчики производили экспроприации банков, что позволяет предположить употребление захваченных средств и на закупку медикаментов. Пришлось также конфисковать запасы медикаментов в городах подконтрольной махновцам территории, небольшой запас оставили лишь на нужды местного населения. Всех больных и средства борьбы с эпидемией эвакуировали в район Хортица — Никополь. Персонала для борьбы с эпидемией было так мало, что приходилось проводить мобилизацию гражданского населения, в первую очередь женщин, не связанных семьей. В Екатеринославе, Александровске, Никополе, Мелитополе, Ново-Воронцовке при службах корпусов и местных лазаретах были открыты краткосрочные курсы фельдшеров и сестер милосердия. Даже пленные врачи, ветеринары и фельдшеры, без разницы социального происхождения были мобилизованы на борьбу с тифом. В такой нервной обстановке не обходилось и без эксцессов. Листовка Добровольческой армии за ноябрь 1919 г. рассказывала, что в Екатеринославе комендант города ночью врывался в лазареты и обвинял врачей в саботаже. Больные избивали врачей, был жестоко избит профессор Истомин. Большевистская екатеринославская газета «Звезда» публиковала едкие частушки тифозных махновцев:

И в «Бристоле» хорошо

Там больные плачут,

Лежат на цементном полу,

А вши кругом скачут.

Махновская армия продолжала диверсии на коммуникациях и базах снабжения ВСЮР. И каждая партизанская группа, уходившая в рейд по тылам, забирала с собой обоз с тифозными бойцами. Реже их размещали у родственников, а в основном, по поддельным документам деникинских частей в лазаретах и больницах городов под контролем войск Деникина. Часть из тифозных махновцев выявляла и расстреливала белая контрразведка, но основная масса выздоравливала и возвращалась в Повстармию. Тем не менее, эпидемию остановить не удавалось и за ее период РПАУ/м потеряла от тифа 30 тыс. чел. В Александровске на ноябрь только в лазаретах и больницах лежали 6 тыс. больных махновцев, еще больше по частным домам. Причем, доклад Городской управы сообщал, что до прихода повстанческих войск эпидемии в городе не было, махновцы принесли тиф с собой. При отступлении из города из-за недостатка обоза за армией тянулись в халатах, простынях или просто замотанные в тряпки до 3 тыс. больных и раненных. Причем, большевик Коневец пришел к Махно с просьбой выдать пропуск через Кичкаский мост и подводы для эвакуации своих больных товарищей, и получил их. Тяжелые воспоминания об эпидемии в махновской армии оставил упомянутый офицер А. Бинецкий. С колонной пленных деникинцев он был этапирован из Александровска в Хортицу. Их остановили на отдых в залах какой-то маленькой станции. Старая солома на полу кишела тифозными вшами. За несколько дней стоянки многие пленные заболели тифом. В Хортице Бинецкий выдал себя за рядового солдата и записался в махновскую армию на бронепоезд Ланцова, — отбитый у деникинцев «Солдат». Но на бронепоезде Бинецкий заболел тифом и был отправлен назад в Хортицу. Там все квартиры были завалены больными махновцами, хаты окрестных сел стали больничными палатами. Были села, где всего несколько жителей стояли на ногах, остальные лежали вповалку. При отсутствии всякой медицинской помощи эпидемия ширилась с каждым днем. Бинецкий попал в лазарет, расположенный в училище. В одном из классов, куда его положили, на полу была гнилая солома, которая от количества вшей казалась живой. Одного махновца вши просто загрызли на глазах у Бинецкого, — облепив все его лицо и шею. Многие больные бредили и по ночам было страшно слушать их бред. Не выдержав битвы с болезнью в их палате, застрелился какой-то махновский атаман. Больных прибывало с каждым днем всё больше, поэтому шедших на поправку сразу выписывали. Многие умирали от отсутствия диеты. При брюшном тифе их могли кормить только супом с мясом, и они не выдерживали. Больные просили легкой пиши. И батька Правда отправил отряд за коровами, которых реквизировали в каком-то имении. Больные стали получать молочную кашу. Но по вечерам Хортицу начали обстреливать деникинские бронепоезда, снаряды рвались рядом с лазаретом, в палатах царила паника и медперсонал постепенно бежал из училища. Затем начался стрелковый бой, один из пленных Агронов решил, что махновскому владычеству пришел конец и начал грабить в палате больных махновцев, — снимал сапоги, отбирал деньги, а потом сбежал. Когда в Хортице больных класть было уже некуда, 800 чел., включая Бинецкого, на подводах отправили в Екатеринослав. Мирошевский рассказывал, что в этом городе тиф косил сотни повстанцев в день. Ввиду эпидемии у махновцев не осталось сил его защищать, и они сдали Екатеринослав Слащеву, уйдя на Никополь. При отступлении большое количество раненных и больных везли на тачанках и даже на передках орудий и зарядных ящиках. В Екатеринославе было брошено до 10 тыс. тифозных повстанцев, значительная часть которых была перебита деникинцами. Бинецкий также вспоминал, что по прибытии их тифозного обоза в Екатеринослав, там уже шли бои с войсками Слащева. Махновцы бежали на Томаковку, но их обозы вязли в распутице из-за оттепели. Тачанки с больными бросали, те умирали от голода или были зарублены казаками. Сам Бинецкий остался в Екатеринославе, где и был освобожден собственным полком. Потом за городом он видел брошенную арбу, переполненную телами махновцев. Из арбы свисали руки и ноги, которые обгладывали бродячие собаки. В Никополе в течение нескольких месяцев был центр эпидемии. Во время инспекции стоящих там частей 2-го Азовского и 4-го Крымского корпусов начштаба махновцев Белаш наблюдал на улицах неубранные трупы, все лазареты и дома были заполнены больными, а на кладбище тысячи тел умерших лежали грудами, которые некому было закапывать. Сам Белаш за период эпидемии 3 раза переболел тифом. Сводка политотдела 14-й армии РККА сообщала, что в Кривом Роге махновцы почти поголовно заразили население тифом, а при отступлении оставляли больных в крестьянских хатах. С наступлением с севера Красной армии и бегства войск ВСЮР на Дон, Крым и Одессу в Екатеринославской губернии создавался вакуум власти, которым пытались воспользоваться петлюровцы, начавшие агитацию среди молодежи. По предложению Махно председатель Реввоенсовета РПАУ/м Всеволод Волин выехал в район Кривого Рога для организации контрпропаганды. Но в дороге он заболел тифом и на обратном пути в Александровск их небольшой отряд попал в плен к частям 14-й армии. Согласно телеграмме председателя Реввоенсовета РСФСР Л. Троцкого, его должны были расстрелять, но ввиду тяжелой болезни Волина просто кинули в подвал, полагая, что сам умрет. Троцкий потом возмущался, что его оставили в живых по слабости местных властей. Преследуя уходящие в Крым полки Слащева, части 2-го Азовского корпуса 28 декабря снова заняли Александровск. Сразу за ними в город вошли части 133-й бригады 45-й дивизии РККА. Ее неназванный боец вспоминал, как в Александровск тянулась длинная череда махновских тачанок, на которых вперемежку с пулеметами метались в тифозном жару повстанцы. Махно с июня 1919 г. был объявлен Советской властью вне закона и, несмотря на решающую помощь его армии в разгроме Деникина, формально союз с ним возобновлен не был. Тем не менее, в глазах многих красноармейцев махновцы были героями. Например, 366-й полк 41-й дивизии братался с махновцами в с. Мокрое, часть полка перешла к Махно. Такие действия создавали серьезную угрозу мятежа в Красной армии. Поэтому нужен был формальный повод для возобновления боевых действий РККА против махновской армии. Им стал отказ штаба РПАУ/м выступать на польский фронт под Гомель. Повстармия на тот момент не находилась в подчинении командования РККА. А начальник махновского Культпросвета Петр Аршинов объяснял, что весь штаб и 50% бойцов махновской армии были больны тифом, поэтому приказ был в любом случае невыполнимым. На это и была рассчитана провокация. Командарм 14-й армии Иероним Уборевич объяснял комдиву 45-й дивизии Ионе Якиру, что приказ о выступлении на польский фронт был политическим маневром, и командование меньше всего надеется на его исполнение Махно. Получив формальное основание, Всеукраинский ревком 9 января 1920 г. снова объявил Махно вне закона. Во всех точках соприкосновения РККА с махновской армией началось разоружение повстанцев. И не было возможности оказать серьезное сопротивление, так как полгода непрерывных боев и эпидемия вызвали у махновцев сильнейшую усталость и апатию. На общем собрании комсостава, штаба и Реввоенсовета РПАУ/м 11 января постановили распустить остатки армейских корпусов в месячный отпуск. Начштаба Белаш так описывал этот трагический роспуск махновской армии:

«К этому времени измученная тифом, боями, холодами, недостатками, израненная в боях Повстанческая Армия (махновцев), чувствуя на своем фронте отсутствие войск главного противника Деникина, нуждалась в отдыхе и лечении. То крайнее напряжение, в котором армия находилась в течение шести месяцев, занимая обширную территорию в тылу противника, сменилось чувством выполненного долга, неизвестности в завтрашнем дне, нежелания проливать кровь, свою и чужую. И армия пошла по домам. Днем и, особенно ночью, по всем дорогам, группами и в одиночку, усталые и больные, с оружием и без него, расходились по домам махновцы».

Когда в очаг эпидемии Никополь вошли полки РККА им без сопротивления достался бронепоезд и вагоны со снарядами. В городе красноармейцы разоружили 15 тыс. больных махновцев, командиров расстреливали. Поэтому начштаба Белаш с товарищами 12 января бежал из Никополя в Гуляйполе. По дороге через села он видел массы красных частей, идущие на Крым. Везде они производили чистку махновщины, разоружали больных повстанцев и расстреливали командиров. Белаш в ужасе хотел им кричать: «Остановитесь, безрассудные! Махновцы с вами!». Вечером 19 января 1920 г. батальон 42-й дивизии без боя взял Гуляйполе, захватил последние орудия Повстармии и тифозных махновцев. Среди расстрелянных оказался брат Махно Григорий. Белаша спас разведчик Миша, которого он еще в начале декабря отправил в Москву с докладом об успехах махновской армии в тылу Деникина. Миша теперь был разведчиком 13-й армии РККА и отдал Белашу свой пропуск. В Гуляйполе заболел тифом и был перевезен на излечение дальнее село один из лидеров восстания левых эсеров, а теперь махновский командир Дмитрий Попов. Тифозного Махно охрана спрятала в подполье на хуторе Белом рядом с селом Дибривки. Казалось, что это полный крах махновского движения. Однако уже совсем скоро армия Махно восстала из тифозного пепла 1919-го года для своей последней битвы.