«Трупы лежали в несколько слоев»

Коронавирус как бульдозер прошелся по всем сферам нашей жизни, разом изменив привычный уклад. Глобальные перемены затронули даже самую консервативную культуру, которая не меняется столетиями, — похоронные традиции. Умерших вынуждены хоронить в закрытых гробах, запакованными в пластиковые пакеты, а на церемонию прощания практически никого не пускают — вместо этого появились виртуальные похороны. Как влияют пандемии и другие катастрофы на похоронную культуру и отношение к смерти и зачем обряды нужны живым, «Ленте.ру» рассказала кандидат исторических наук, научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН Анна Соколова.

Смертельный опыт

«Лента.ру»: Как пандемия меняет похоронную индустрию?

Анна Соколова: Она создает нештатные условия, на которые приходится очень быстро реагировать. Обычно, когда говорится про смертность, подразумевается, какое количество человек ежегодно умирает из тысячи. И обычно ресурсы похоронных служб как-то соотносятся с этими данными. Но когда начинается эпидемия, резко растет другой показатель — абсолютная смертность, то есть сколько конкретно в данный момент умерло. Если вы возьмете за год цифры, то они, может быть, и не так сильно изменятся, но абсолютная смертность резко возрастает. И это то количество мертвых тел, с которыми нужно что-то сделать в течение короткого промежутка времени.

Есть современные технологии, прежде всего охлаждение. Они позволяют замедлить процесс разложения, отложить похороны на долгое время. Но количество холодильных устройств оказалось ограниченным. То, что мы видели в последние полтора месяца в Америке, Испании, Италии, где использовали ледовые арены или машины-рефрижераторы, не предназначенные изначально для умерших людей, — это как раз классическая ситуация того, как не справляется индустрия. Это практически то же самое, что происходило в здравоохранении. Если вдруг резко появляется необходимость положить в больницу в 15 раз больше людей, то медицина захлебывается. Мы все читали в новостях, как в Италии врачам в реанимации приходилось делать выбор, кого лечить, так как не хватало ресурсов. У похоронных служб такого выбора не было. Они так или иначе должны похоронить всех.

Может ли эта ситуация изменить отрасль?

Пандемия приходит и уходит. Мы исходим из того, что ситуация через какое-то время нормализуется. В исторической перспективе — через не очень большое. И все вернется на круги своя. То есть пандемия — это не то, что будет менять структурно и медицину, и похоронную отрасль.

Наверное, какие-то изменения будут, какие-то протоколы действий перепишут. Но мы же не предполагаем, что коронавирусный госпиталь в «Ленэкспо», сделанный прямо в торговом центре, останется там навсегда. Точно так же никто не предполагает, что «Ледовая арена» в Испании навсегда останется моргом.

В российской истории уже были эпидемии, сопровождавшиеся большим количеством смертей, как и другие катастрофы. Есть какие-то отличия в том, как умирали тогда и сейчас?

Если смотреть на советскую историю, чем я сейчас занимаюсь, эпидемии с большим количеством жертв не такая уж редкость. Но случись сегодняшняя пандемия 60-100 лет назад, возможно, она была бы гораздо менее заметной для общества. Просто потому, что тогда не существовало механизмов, позволяющих людям так быстро и так много узнавать о трагедиях. Вирусное распространение информации играет очень большую роль.

И раньше во время эпидемий наблюдались такие же проблемы с огромным количеством умерших. Но пути решения этого были менее чувствительными к окружающим. Даже сегодня моргов во многих городах недостаточно, чтобы закрыть все потребности. Что уж говорить про прежние времена. Поэтому тогда проблема решалась коллективными захоронениями. Даже сегодня в некоторых странах использовали этот метод. Например, в Иране. В интернете были спутниковые снимки кладбищ с выкопанными огромными рвами для захоронения погибших.

Вы какие советские эпидемии имеете в виду? Испанку в 1918 году?

Нет, в России испанка не имела такого разрушительного социального эффекта, как в Европе. В ХIХ веке у нас в стране было гораздо больше других причин умереть, чем от гриппа. Речь в первую очередь о брюшном и сыпном тифе, холере, дизентерии, скарлатине. От многих из этих болезней сейчас есть вакцины, а сто лет назад люди не были ничем защищены.

© Wikipedia

Это болезни, стремительное распространение которых в первую очередь тогда было связано с большими потоками миграций. Заканчивалась Первая мировая война, солдаты возвращались с фронта. В силу различных социальных причин одни люди уезжали из деревень, другие, наоборот, сбегали из городов в сельскую местность. Начиналась Гражданская война. На этом фоне появляются очень большие санитарные проблемы, которые приводят к катастрофе. Люди меньше моются, меньше стригутся — появляются вши, блохи. Люди хуже едят, что плохо влияет на иммунитет. Все вместе это приводит к локальным эпидемиям.

Все эти болезни не были новыми, о них знали. Но даже в более спокойное время часто не было возможности их эффективно лечить. А когда количество заболевших стало огромным, все захлебнулось. В Москве зимой 1918-1919 годов был пик похоронного кризиса — в течение полугода не могли захоронить сотни тел.

Где они хранились?

Тогда стояла холодная зима, это в какой-то мере спасало положение. В больницах были мертвецкие, где трупы лежали в несколько слоев. В архиве хранятся отчеты инспекторов Комиссариата народного контроля, которые в то время инспектировали больницы, морги и вокзалы. Люди массово умирали в городских больницах. Помимо этого, проблемой была железная дорога, по которой прибывали как носители инфекции, так и ее жертвы, часто уже мертвые. Из Москвы по подмосковным линиям ходил специальный поезд, который собирал трупы, валяющиеся вдоль рельс. То ли их сбрасывали с поездов, чтобы не ехать в вагоне с мертвыми, то ли люди просто умирали на обочинах. Тела доставляли в Москву, потому что их надо было куда-то девать. Но что дальше с ними делать, было непонятно. Сил, чтобы всех оперативно похоронить, не хватало.

Но в других городах ситуация часто была хуже, чем в Москве. Например в Николаевске (так тогда назывался современный Новосибирск) в 1920 году. Когда Красная армия отбила город у Колчака, там вспыхнула сильнейшая эпидемия сыпного тифа. Была создана Чрезвычайная комиссия по преодолению эпидемии тифа (Чекатиф). Из отчета комиссии следовало, что в городе было 62 тысячи неубранных тел. Учитывая, что Новосибирск в то время был гораздо меньше, чем сейчас (через три года численность населения города составляла всего 74,6 тысячи человек — прим. «Ленты.ру»), это была катастрофа. Трупы реально лежали на улицах. Стояла снежная зима, часть тел пытались закопать в сугробы. Потому что зимой вырыть столько братских могил было невозможно. Значительная часть людей, которые в это время работали в коммунальных службах, не имели вообще никакого опыта и просто не знали, как действовать. Не потому, что были глупыми, просто не имели навыка... Да и сама ситуация была нештатной, никаких инструкций о том, как правильно захоронить единовременно 62 тысячи тел, не было. Все происходящее накладывало очень сильный эмоциональный отпечаток на людей, которые это видели.

Люди перестали считать смерть чем-то ужасным?

Конечно, происходила рутинизация. Массовые смерти при эпидемиях отличаются от массовых смертей из-за войн, терактов, каких-то катастроф. Потому что эти смерти не следствие какой-то видимой физической угрозы, там нет конкретного источника смерти. Это не война, где один убивает другого. Это не репрессии, где политические какие-то причины. Это просто какой-то глобальный сбой в работе общественного механизма. Представьте, вы живете в городе, нянчите ребенка, варите кашу, выглядываете в окно — а там штабеля из мертвых тел. Я думаю, это стало одним из первых опытов массовой гибели людей в советской России. В дальнейшем это в определенной степени способствовал такому спокойному переживанию большого террора и массовых репрессий.

Почему?

Смерть к тому времени стала восприниматься как что-то стоящее в одном ряду с будничными ежедневными делами. Люди привыкли к тому, что умереть можно в любой момент. Сегодня живет человек, а завтра — уже нет, и никого это не удивляет. И кроме того, это был опыт не просто смерти, а того, что дальше происходило с мертвым телом. Если трупы лежат на улице долгое время, к ним, естественно, и собаки прикладываются, и крысы. Трупы начинают разлагаться. В дальнейшем большую часть тел так и не опознали, потому что ко времени похорон это было уже невозможно сделать.

Все это сильно упростило отношение к смерти, возможно, на более циничное. Но это, конечно, была защитная реакция. Не то чтобы люди вдруг очерствели, расчеловечились, им просто нужно было приспосабливаться к происходящему. Потому что иначе они бы все сошли с ума. Это на самом деле непросто. Даже мне, когда я читала отчеты в архивах, было очень плохо. Это сейчас я могу так легко об этом рассказывать. Но первые мои контакты с документами, фотографиями психологически были очень тяжелыми.

Как я понимаю, в то время основным способом захоронения были братские могилы. Именно благодаря эпидемиям в России возникли крематории?

Не совсем. Кремация в Европе появилась в ХIХ веке и была там достаточно развита. В царской России строительство крематориев систематически блокировал Синод православной церкви, потому что считалось, что сжигание тела противоречит христианскому учению. Наверное, если бы в дальнейшем в России не было массовых смертей, реализация строительства крематориев все равно бы постепенно продвигалась, но эпидемии немного подтолкнули события.

В 1918-1920 годах идея кремации стала актуальной. В Москве тогда начали разрабатываться проекты строительства крематориев в каждом районе. Появились инженеры, пропагандировавшие это, разрабатывавшие кремационные печи. Причем никакой идеологии у них не было, кроме «санитарной» — препятствовать распространению инфекций, бороться с эпидемиями.

Но это тогда не сработало в первую очередь по организационным и экономическим причинам. Потому что крематории или трупосжигательные станции нужно было строить, конструировать определенным образом печи. Все это требовало вложения ресурсов: огнеупорного кирпича, глины определенных сортов, стали и прочего. И кремационные печи нужно было топить чем-то — углем, коксом или дровами. А в этот период в стране был чудовищный кризис снабжения, людям нечем было топить свои домашние буржуйки. На дрова, чтобы выжить и не замерзнуть, пускали даже мебель. То есть братские могилы были гораздо доступнее, чем строительство крематориев. Реально первый работающий крематорий в Советском Союзе построили только в 1927 году в Москве в здании церкви на Новом Донском кладбище. К этому времени никаких эпидемий в Москве и окрестностях давно не было.

Смертная тоска

Циничное отношение к смерти нашло в дальнейшем отражение в обрядах, похоронных традициях?

В история России ХХ века можно найти редкий год, когда не было каких-то трагедий. Революция 1905 года, Японская война, Первая мировая война, Октябрьская революция, Гражданская война, а там уже и до коллективизации, раскулачивания и Большого террора недалеко... Одно событие перетекало в другое. Вполне можно написать историю России ХХ века через массовые смерти. Я уже говорила, что этот опыт оказался важным. Но повлиял он не на обряды, а на отстраненное восприятие смерти и ощущение, когда жизнь каждого отдельного человека не воспринимается как нечто ценное и уникальное.

Я считаю, что это отстраненное восприятие смерти до сих пор сказывается. У нас идут постоянные референции к лихим 1990-м. А что это за время? Когда людей убивали на улицах. Одна из последних песен популярной у молодежи певицы Монеточки, которая сама вроде бы то время не застала, как раз про это.

Мы, конечно, на пути к норме, у нас появился паллиатив, хосписы, но продуктивная проработка исторических травм и прошлого опыта тоже очень важна. В частности, история о том, что война не окончена, пока мы не узнаем имя последнего погибшего солдата, — тоже про это. Мы до сих пор не понимаем, сколько у нас во время войны, репрессий и других трагедий ХХ века погибло людей. Мы не можем поставить эту точку, потому что не знаем, где она должна быть, в каком месте.

Европейские доктора, медсестры в своих блогах пишут, что сожалеют, когда их пациенты умирают в одиночестве. Медики пытались хотя бы по видеосвязи дать семье проститься с умирающим. В России часто о смерти близких семья узнает через несколько дней, оборвав до этого все телефоны в больнице. Такое разное отношение к умиранию — тоже из-за груза прошлого?

Да, отчасти это связано с тем, что в советской культуре смерть почти всегда была вынесена за скобки. В советских книгах, фильмах воспевается молодость, культура бессмертия. Если смерть — то исключительно героическая: Зоя Космодемьянская, Александр Матросов.

Повседневной бытовой смерти после долгой продолжительной болезни там нет. И люди, сталкиваясь с умиранием, с тяжелой болезнью, просто не знают, как себя вести, что говорить. Рождался в советских роддомах больной ребенок — родителям говорили, что лучше его не забирать, забыть и дальше жить счастливо. Попадает человек в больницу, в реанимацию — и сразу оказывается немного в стороне от общества. Это культивировалось десятилетиями. На Западе изначально практиковалось другое отношение.

Конечно, в России есть отдельные врачи, которые что-то такое делают, но системы не сложилось. Странно было бы ожидать, что во время пандемии в масштабе всей страны вдруг что-то перещелкнуло бы и что-то глобально бы переменилось.

Сейчас, когда в России каждый день умирают от коронавируса десятки человек, в интернете появилось множество рассказов их родственников о том, что похороны больше похожи на утилизацию: закрытый гроб, тело запаковано в целлофановый пакет и посыпано хлоркой, близких на кладбище не пускают... Почему все это воспринимается так трагично? Покойнику-то все равно. Зачем нужны церемонии, обряды?

Это нужно живым. В традиционном похоронном обряде есть две главных составляющих. Одна связана с умершим, которому надо помочь перейти в мир иной. Здесь важно то, что происходит с телом во время приготовления к похоронам. Это отражение представлений о том, что ждет человека после смерти.

Для многих очень важно, что будет в гробу у близкого человека: кому-то необходимо, чтобы туда положили мобильный телефон, кому-то расческу, платочек. И они переживают, когда невозможно это сделать. Я знаю, что многие пожилые люди заранее готовят себе одежду для похорон. Бывают такие случаи, когда человек все приготовил, но семья воспользовалась чем-то другим. И, например, если какие-то подруги бабушки узнают, что ее похоронили не в тех тапках, это может вызвать довольно серьезное беспокойство, даже конфликт. То есть для многих это очень значимые вещи. Но в данной ситуации, к сожалению, ничего сделать нельзя.

Вторая составляющая похоронного ритуала касается тех, кто остается. Когда все растеряны, никто не знает что делать, родные просто могут взять предложенную обрядом роль: вот сейчас уместно плакать, дальше повязать платок, нарезать ведро салата. Пусть даже ты не хочешь есть этот салат, но его надо сделать — это предписано традицией. Все это позволяет справиться с утратой. Обряд помогает родным осознать свое место в мире без умершего. Ведь происходит перестройка социальных ролей: вчера была женой — сегодня вдова, вчера был сыном — сегодня сирота, и так далее. Однако общество, лишившись своего члена, не распадается. Обряд проводит от негативного переживания, связанного со смертью, к позитивному, к тому, что смерть не побеждает. Эта мысль заложена в ритуалах смерти практически у всех народов.

Если в «мирное» время бабушки могут осудить семью за несоблюдение традиций, сейчас, во время пандемии, на это делается скидка?

Это не ко мне вопрос. Судя по опубликованным социологическим опросам, значительная часть россиян не верит в то, что коронавирус существует. Дадут ли они скидку на несоблюдение ритуалов?

Нужно понимать, что эпидемия — это не навсегда, а в какой-то ограниченный промежуток времени. Сейчас нам кажется, что мы сидим целую вечность взаперти, но пройдет лет пять и мы будем вспоминать об этом как об очень коротком периоде — месяц-два.

Виртуальные кладбища

Сейчас появилась новая услуга — похороны по интернету. Виртуальный обряд может заменить реальный, или он не естественен?

Не думаю, что в этом есть что-то неестественное. Наоборот — компенсация того, что сейчас невозможно реализовать в реальном пространстве. В советские годы, во время гонения на церковь, отпевание было доступно не всем желающим, так как банально не хватало церквей и священников, поэтому появилась практика заочного отпевания. Не хочу задеть ничьи чувства, но мне кажется, что сегодняшняя история с виртуальными похоронами схожа. Когда ты не можешь это сделать лично, то лучше это делать так, чем вообще никак. Я полагаю, что когда все закончится, многие люди соберутся в реальном пространстве, а не в виртуальном, чтобы помянуть умерших родных.

Еще до этого у нас широко практиковались виртуальные мемориальные некрологи, кладбища. Это вещи одного порядка?

Думаю, да. Но я не склонна считать, что это какие-то новые тенденции, новые смыслы, новые возможности. Просто идет дигитализация форм, которые уже давно существуют в реальности.

На самом деле похоронные традиции — это одна из самых консервативных частей культуры. Она меняется, но очень медленно, столетиями. В целом ее элементы не замещаются чем-то новым, а дополняются. Ты можешь добавить оркестр к похоронам, но отказаться от кутьи, блинов и киселя не можешь. Предполагаю, что люди, организующие виртуальные похороны, реальные манипуляции тоже совершают. В том, что виртуальные похороны смогут полностью заменить реальные практики, я, честно говоря, сомневаюсь.